Страница 89 из 101
― Уже и забыл, как это удобно, ― подметил Коннор, провожая взглядом удаляющуюся в соседнюю комнату Норт.
― Ты так изменился, ― проигнорировал сказанное Маркус, всё ещё анализируя слова и поведение своего приятеля.
― Просто в какой-то момент осознал, что мир не крутится вокруг моей свободы. Он был до меня. И он очень сложен. Возможно, я не прав, и действительно стоило бороться за себя ― такого, какой есть. Пускай так было правильно. Пускай. Но это лишь угнетало меня день ото дня. Я бы не убежал от страданий, потому что это означало оставить тех, кого я люблю. Но именно они делали меня счастливым и целым, несмотря на боль, что приносила их любовь.
― Больше похоже на западню. Но утешает, что это был твой выбор.
Взгляд Маркуса пал на цветы, стоящие в вазе подле него, на увядающий край лепестка — непостижимо хрупкого, но всё ещё прекрасного.
— Близкий человек, о котором ты говорил Норт… Что произошло?
― Моя девушка, ― сразу пояснил Коннор, чувствуя, что Маркусу лишь чувство такта не позволяет излишне любопытствовать о личном, ― Мари. Когда мы познакомились, ей было всего девять. Так вышло, что она даже не поняла кто я. А через несколько дней её мама погибла в перестрелке между полицией и андроидом, укравшим из магазина биокомпоненты. Случай сводил нас снова и снова, вручив мне на золотом блюде дорогого друга. Того, кто заботился обо мне, и о ком мне самому хотелось заботиться. Я постоянно лгал. Просто не знал, как объяснить раздавленному горем ребёнку, что я такая же пластиковая кукла, как и убийца её матери.
― Какое отстойное положение. ― Маркус поглядел с сочувствием, скривив рот. ― Выходит, её скорбь внушила тебе чувство вины?
― Если бы только скорбь! Она с детства девчонка смышлёная, всегда на всё имеет своё мнение, а уж высказывает его ― будто топором рубит. Без раздумий и без всякой жалости. По инициативе матери у них в доме никогда не пользовались услугами андроидов, порицали всё искусственное ― и Мари унаследовала мамины взгляды на мир. Естественно, со мной она ими нередко делилась. Я будто задницей на пороховой бочке сидел! Она мне, дескать, «я люблю тебя, а роботов терпеть не могу». Мне ― роботу. ― Коннор поник головой. ― Когда она повзрослела, а мои чувства изменились, разумеется, всё стало лишь хуже. Понимаешь, встреча с Мари вытащила наружу все мои страхи, комплексы и переживания насчёт своей природы. Поставила конкретную цель для перемен.
― Близкие отношения строятся на доверии. Раз уж Мари в самом деле любила тебя, она бы смирилась с правдой.
― Возможно. Но я бы не смирился. Потому что самонадеянно позволил себе мечтать о большем. О телесном. Это было так странно ― желать того, о чём понятия не имеешь, в чём не запрограммирован испытывать нужды. Это было больше меня, прекраснее, естественнее. ― Коннор бросил незнакомый Маркусу одухотворённый взгляд в окно, куда-то сквозь пространство и время.
― Я всё равно тебя не понимаю. Для того, кто наделён столь совершенной системой диагностики, сканирования и определения вещей в пространстве, любые человеческие ощущения не представляют собой более перспективной альтернативы. По сути, там всё завязано на удовольствии ― поощрении организмом действий, направленных на сохранение жизни и своего вида. Просто другая система. И то удовольствием частенько наносят себе вред или приносят из-за него в жертву продуктивность. Мне всегда было интересно наблюдать за этим со стороны, проникаться пониманием человеческой сути, учиться состраданию. Но желать подобного себе ― нет уж.
― А вот мне в итоге стало невмоготу наблюдать со стороны. Лишь в человеческой шкуре я действительно пришёл к сочувствию и пониманию не только людей, но и мира, в котором живу.
― Здесь, пожалуй, соглашусь. Кто-то на конференции говорил о позитивном влиянии твоей двойственности. Но, говоря о пользе для себя лично: устройство тел андроидов исключает кучу ненужных функций и потребностей. Зачем мне чувствовать тепло или холод, если я знаю об этом? Зачем усталость? Голод. И уж в особенности боль.
― Просто знать не идёт ни в какое сравнение с ощущением. Чёрт, да я не жил до мгновения, когда ощутил, как по моему лицу скатилась капля дождя! Когда почувствовал тепло дружеских объятий Хэнка, мягкость шерсти Сумо, когда вдохнул аромат свежего кофе, ― с жаром заговорил Коннор, и его щёки побагровели. ― Или когда впервые занимался любовью… ― Он замолчал, боясь показаться неприличным экзальтированным болтуном. Маркус лихорадочно изучал его ищущим разнооким взглядом.
― Можешь говорить, если хочешь. Всё нормально. Ты не произнёс ничего ужасного.
― Хотел лишь сказать, что все эти… «ненужные функции» сделали Мари ещё более любимой в моих глазах. ― Коннор придвинулся, заговорив тише, но отчётливее: ― Если бы тебе хоть раз выпал шанс почувствовать прикосновение к дорогой Норт, ты позволил бы выпотрошить и перекроить себя вдоль и поперёк, лишь бы познать это снова. Познать гораздо больше.
― Сомневаюсь, что оно так уж и стоит того. — Маркус непреклонно обращался к холодной рассудочности, боясь поддаться соблазнительной неизвестности разгорячённых речей. — Тобой теперь управляет стремление к телесному удовольствию. Естественно, ты от него зависим.
― Телесное удовольствие, — перекатывал слова на языке Коннор. — Ты ведь даже не понимаешь, о чём это вообще. Этого не понять и парам девиантов, которые практикуют имитацию секса как выражение чувств.
― Полагаю, это увлекательно и завораживающе, но мы с Норт никогда не пробовали. ― Он смущённо улыбнулся и обернулся, проверяя, не идёт ли жена назад. ― Я и не предлагал. Думаю, у неё с сексом связаны весьма неприятные воспоминания о прошлом.
― Но ты ведь не спрашивал у неё. Так откуда можешь знать, что с тобой ей будет противно?
― Боюсь, это слишком деликатная тема. Нам и просто разговаривать хорошо. ― Он неуверенно пожал плечами.
― Секс с любимым человеком ― тоже своего рода разговор. Разговор без слов, в котором вы можете признаться, что вам нравится обладать или отдаваться. Разговор, в котором можно быть уязвимым или сыграть ту роль, которую не можешь сыграть в жизни. Разговор без осуждения. Одними лишь словами такое порой трудно выразить. ― Коннор расслабленно улыбнулся, почесав затылок, и шумно выдохнул. ― Я бы ещё кофейку выпил… Хотя нет, не надо. И так дерьмово сплю сейчас.
― Да меня не затруднит.
― Нет, нет, оставь! Извини, что ляпнул не подумав.
Оба замолчали, обдумывая каждое услышанное и произнесённое слово. Все они до сих пор рассекали воздух звенящей откровенностью, сочились самой жизнью. Незабываемые. Непонятные. Коннор вновь почувствовал себя на тонкой грани между столь разными и в то же время похожими мирами, был их связующей ниточкой. И когда поздним вечером он прощался с друзьями, стоя на пороге, его азартный пыл вдруг сменился чувством вины. Заглянув в глаза Маркусу, Коннор увидел в них до боли знакомую печаль, сомнения, крамольные помыслы и желания: «Зачем только поселил в его голове этот хаос? Ему так хорошо и легко жилось без того, что я наплёл сегодня сгоряча».
***
― У тебя есть минуточка? ― Голос Кристины дрогнул в телефонной трубке.
― Агась, я как раз перерыв сделала, а то домашка задолбала уже! Но мой упрямый ботанизм не позволяет не делать её, ― в шутку отругала себя Мари, заливая какао горячим молоком.
― Короче, я тут на днях с Марселем столкнулась в универе, когда ты домой уехала…
― О боже! Вот он неугомонный. Мы виделись в начале месяца: он, как всегда, был в своём стиле. ― Мари закатила глаза и сделала глоток.
― Он действительно спрашивал о тебе и жутко достал меня. А потом как-то слово за слово, мы пошли в бар, выпили. Болтали долго, в основном спорили про андроидов ― чуть рожи друг другу не расцарапали. Хуже, чем разговоры о политике!..
― Это точно!
― Ну, и вот. Поехали мы к нему. Снова пили. Разговор стал веселее и непринуждённее. ― Крис испустила нервный громкий выдох. ― А потом мы переспали. А на следующий вечер опять. И не успела я опомниться, как он пригласил меня на свидание… Мари, мне было жуть как не по себе, что я почти за твоей спиной это сделала, выходит. Хотела спросить, ты не будешь в обиде?