Страница 96 из 136
Император сделал паузу, поднявшись из-за стола, а цесаревич еще более выпрямился, в молчании ожидая продолжения. Государь между тем прошел к книжному шкафу, корешки в котором не баловали разнообразием. На полке стояло всего несколько книг, и их названия цесаревич знал наизусть: «Искусство войны» Сунь-цзы, «Государь» Макиавелли, «О войне» фон Клаузевица, «О духе законов» Монтескье, «Демократия в Америке» Токвиля, «Капитал» Маркса, «Пропаганда» Бернейса и «Кодекс чести русского офицера» в редакции 2004 года.
— Разделяй и властвуй — это удобный и рабочий принцип при управлении Конфедерацией, — проведя пальцем по корешкам книг, обернулся к наследнику Император. — Только при его декламации необходимо помнить, что обозначить — это всегда ограничить. И, понимая это, всегда необходимо помнить также, что, увлекшись, можно ограничить и себя. Ты слишком заигрался с инквизицией и увлекся возвышением своих опричников, натаскивая их на охоту за магами, неасапиантами и прочей богопротивной нелюдью. И это вторая твоя, не менее серьезная ошибка.
— Да, но…
— Но усиление узконаправленной православной риторики — это часть российской государственной политики, ты хочешь сказать, — согласно кивнул Император. — Направленной, и ограниченной, — выделил он интонацией это слово, — Юго-Востоком Европы, Балканами. Направленной туда, где совсем недавно была лишь выжженная земля, а сейчас правят бал корпорации с протекторатами. Чем выше уровень жизни, тем ниже потребность к поклонению, и то, что будет греющим светом просвещения для истерзанных войной регионов, может стать обжигающей проблемой в регионах внутренних. Я не зря сравнил твоих черносотенцев с опричниками. Они, кстати, метлы и собачьи хвосты не начали вешать на машины? Нет? Пока нет.
Сделав паузу, Император снова воззрился на панораму неспешно несущей свинцовые воды Невы.
— Ты сейчас вели водителю по Петроградской стороне проехать, по Малому проспекту. Там новый торговый центр открыли, Европа называется. На его фасаде статую Зевса установили с лицом, подозрительно похожим на мое. Посмотри на эту статую и подумай, что с ней сотворят твои черносотенцы, если им, прости Господи, волю дать. И что потом с этими опричниками твоими мне придется делать.
Перекрестившись на сияющие подсветкой неподалеку купола собора Спаса на Крови, государь в расстроенных чувствах покачал головой и, судя по виду, даже едва не сплюнул в сердцах.
— И третья твоя ошибка — она ведь тоже про расстановку приоритетов, — обернулся он к цесаревичу. — Ты же кузена уже списал на свалку истории?
— Да, — кивнул цесаревич, вновь без раздумий ответив предельно честно.
— Как? Подскажи, мне только ради интереса этнографического.
— С самого начала турнира команда Арктической гимназии приняла вызывающий стиль поведения, и на балу дебютанток, куда Артур Волков прибудет после окончания турнира, он получит вызов на дуэль, от которого не сможет отказаться, учитывая свою созданную репутацию.
— Недурно. И ты наверняка просчитал, что даже если я дам приказ сохранить ему жизнь, то поражение будет слишком болезненным, чтобы в ближайшее время его воспринимали всерьез.
— Именно так, — вновь предельно честно ответил цесаревич.
— Именно так… — вздохнул Император. — У нас уже война на пороге Юга, а я сегодня вынужден все бросить и заниматься тем, что ты со своими одухотворенными опричниками наворотил. Как с Игорем Анатольевичем поговоришь, явишься к ужину, продолжим разговор. И тогда расскажу, в чем заключается твоя третья ошибка.