Страница 14 из 234
Волк понятия не имел, как можно ответить на этот специфический образчик мудрости, и поэтому малодушно решил подождать, когда мэр либо продолжит, либо замолчит.
— Давайте не будем делать вид, что я вам нравлюсь, Коукс.
— Хорошо, — ответил Волк, пожалуй, слишком быстро.
— Я понимаю — все, что вы сегодня ради меня делаете, для вас унизительно.
— Я просто делаю свою работу.
— Я тоже всегда только этим и занимался. И хочу, чтобы вы об этом знали. Общественное мнение было не на вашей стороне, и я, соответственно, вас тоже не поддерживал.
Волк почувствовал, что от фразы «не на вашей стороне» до безжалостного обвинительного приговора, до бесстыдной травли, призванной разжечь аппетиты уставшей от коррупции публики, до упорного обличения Волка в качестве символа аморальности было рукой подать. Как удобно было превратить его в мишень, на которую наконец смогли излить свой гнев добропорядочные граждане!
На волне неисчерпаемой народной поддержки в борьбе с погрязшими в проблемах городскими органами охраны правопорядка мэр разработал новаторский план создания Полиции преступлений и внутреннего надзора. Выступая перед битком набитым единомышленниками залом с той самой речью, в ходе которой был выдвинут его знаменитый слоган «Полиция должна бороться с полицией», он неоднократно призывал определить Волку максимальное наказание, предусмотренное законом.
Волк вспомнил чуть ли не комичный разворот ситуации после того, как Нагиба Халида арестовали во второй раз. Сидящий напротив него человек, привычно использовавший Волка как икону, в то время кичился своей Стратегией дифференцированного подхода в области здравоохранения, одновременно проклиная низкий уровень медицинских услуг, доступных «нашим лучшим и храбрейшим», а заодно и городу Лондону в целом.
Следуя в фарватере за харизматичным и необычно популярным общественным деятелем, сторонники мэра аплодировали и сплачивались, вовремя поддерживая все его манипуляции. Поэтому преданные голоса, те же самые, что до этого жаждали крови Волка, теперь устроили кампанию по восстановлению его в рядах полиции, а гость одной из телепрограмм даже дошел до того, что потребовал одновременно и того, и другого.
Волк не сомневался, что если бы не влияние мэра, если бы не его хорошо разрекламированный крестовый поход по восстановлению в правах «низвергнутого народного героя», он до сих пор оставался бы за решеткой. При этом и он, и градоначальник прекрасно понимали, что детектив ему ровным счетом ничего не должен.
Волк хранил гробовое молчание, опасаясь открыть рот и брякнуть что-нибудь не то.
— Должен сказать, вы поступили правильно, — высокопарно продолжал мэр, не обращая внимания на радикальную перемену в настроении Волка, — потому как порочность это одно, а отчаяние совсем другое. Я вас понимаю. Лично мне хотелось бы, чтобы тогда, в зале суда, вы убили этого свихнувшегося ублюдка. Девчушка, которую он потом сжег, была ровесницей моей дочери.
За несколько часов напряженного покоя дыхание мэра полностью пришло в норму, но продолжительный спич поставил на достигнутом прогрессе жирный крест. Он встряхнул синий ингалятор, взболтал жидкость и даже не удивился, когда ее жалкие остатки с неприятным звуком ударились об алюминиевые стенки флакона. За время пребывания в допросной комнате он израсходовал недельную норму сальбутамола[7]. Мэр спокойно принял еще одну дозу и сделал бесценный глоток смешанного с воздухом лекарства, стараясь вдыхать как можно глубже.
— Хочу, чтобы вы знали — в моем отношении к вам нет ничего личного, — сказал мэр, — я лишь делал…
— Да-да, вы лишь делали свою работу, — с горечью в голосе закончил за него Волк. — Я понимаю. Вы все только тем и занимались, что делали свою работу: журналисты, адвокаты, герой, который раздробил мне запястье и оттащил от Халида. Я понимаю.
Мэр согласно кивнул. Он не собирался доставлять Волку еще больше страданий, но испытал облегчение, когда высказал все, что было у него на уме. Несмотря на нынешнее незавидное положение, мэр почувствовал, что с плеч спал небольшой груз, который он до этого слишком долго на себе тащил. Он открыл портфель и вытащил пачку сигарет.
— Не возражаете?
Волк в изумлении уставился на мэра, из груди которого то и дело вырывался свист.
— Вы шутите?
— У каждого из нас есть свои пороки, — ответил собеседник, не считая нужным в чем-то оправдываться. Теперь, когда этот человек больше не чувствовал, что чем-то обязан Волку, его властный характер получил полную свободу действий. — Надеюсь, вы не против, особенно если хотите, чтобы я просидел с вами взаперти еще одиннадцать часов. Одну сейчас, еще одну в обед, не более того.
Волк хотел было запротестовать, но мэр вызывающе засунул сигарету в рот, чиркнул зажигалкой, сложил ладонь чашечкой и поднес огонь к лицу…
Какое-то короткое мгновение мужчины смотрели друг на друга, не понимая, что происходит. Волк увидел, что пламя побежало по сигарете градоначальника, достигло рта и тут же охватило всю нижнюю половину лица. Мэр сделал глубокий вдох, пытаясь закричать, но огонь потянулся за его дыханием, набился в нос и рот, заполнил легкие.
— На помощь! — завопил Волк и потянулся к горевшему живьем мэру. — Кто-нибудь, помогите!
Он схватил Тернбла за руки, понятия не имея, что делать. Эдмундс влетел в дверь, но так и застыл на пороге с разинутым ртом, увидев, что мэр утробно закашлялся и забрызгал левую руку Волка пенной смесью крови и жидкого пламени. Рукав детектива загорелся, он тут же ослабил хватку и выпустил мятущуюся руку мэра, которая больно ударила его по лицу. Он понимал, что если сможет подойти к градоначальнику достаточно близко для того, чтобы зажать ему нос и рот, лишенный кислорода огонь тут же погаснет.
Когда включилась пожарная тревога, Эдмундс выбежал обратно в коридор и на глазах у вскочившего на ноги отдела сорвал со стены противопожарную накидку, краем глаза увидев, что Симмонс ринулся по проходу между столами в допросную комнату. Эдмундс ворвался вслед за ним. Система пожаротушения поливала Волка и мэра водой, принося не столько пользу, сколько вред: каждый раз, когда вода попадала запаниковавшему Тернблу в рот, он выплевывал ее, а вместе с ней и огонь, распространявшийся все дальше и дальше. Впечатление было такое, будто он в прямом смысле дышит огнем. Волк все еще пытался повалить его, но в этот момент Эдмундс поднял накидку, ринулся к ним и все трое рухнули на залитый кровью пол.
Симмонс влетел внутрь и застыл как вкопанный — в этот момент Эдмундс убрал накидку с безжизненного тела, которое еще совсем недавно было его другом. Когда он осознал, что воздух, которым он дышал, пропитан вонью обгоревшей плоти, его стошнило. Симмонс вывалился из комнаты, но вместо него тут же ввалились двое других полицейских. Один из них набросил на продолжавшую гореть руку Волка еще одну накидку, в то время как Эдмундс прикоснулся к сонной артерии на шее мэра, пытаясь нащупать пульс, и прислушался, не вырывается ли из его обожженного рта дыхание.
— Пульса нет! — завопил он, даже не зная, есть ли в комнате кто-то еще, кроме него.
Когда он рванул на себя рубашку, явно купленную на Сэвил-роу, она расползлась у него в руках. Эдмундс стал ритмичными толчками надавливать мэру на грудь. Но каждый раз, когда он нажимал на грудину, из горла лишь текла кровь вперемешку с кусками опаленной плоти. Самые азы, которым его учили во время трехдневной практики по оказанию первой помощи: если забиты дыхательные пути, непрямой массаж сердца не поможет. Через какое-то время Эдмундс отказался от попыток и сполз на скользкий от крови пол. Потом поднял глаза на Симмонса, стоявшего сразу за дверью.
— Мне жаль, сэр.
С мокрых волос Эдмундса потоками стекала вода и струилась по лицу. Он закрыл глаза и попытался осмыслить сюрреалистичные события последних двух с половиной минут. Где-то вдали выли сирены.
7
Лекарственный препарат против астмы.