Страница 8 из 14
Фонарик высветил уже знакомое поваленное дерево. Перешагнув через него, вновь ускорил шаг. Путь был неблизкий, и хотя попасть в школу можно было и ночью, нарываться на нотации не хотелось. Дорогу я уже изучил, за несколько часов, проведенных мной у моста ничего особенно не изменилось, так что ничего не мешало мне продолжать убеждать самого себя, что поселившийся в душе червячок сомнения относительно Светы — это не пресловутое Охотничье чутье, о котором нам столько твердили. Отлично понимая, что, возможно, лгу сам себе, ведь её поля я не видел.
Единственным плюсом того, чтобы оказаться неправым насчет обычности девушки, было то, что в этом случае навряд ли она бы стала жертвой вампира или мерфитки… Хотя последние, конечно, и непредсказуемы, но те — у костра — вели себя с нами более чем дружелюбно. Правда, в мысли к ним не заглянешь — может они нас жертвами в каком-нибудь ритуале представляли! Или моя знакомая все-таки была одной из них? Гадать можно было бесконечно.
В лесу закричала какая-то птица: природа пробуждалась, и темное время суток не мешало ей жить своей жизнью. Затрещали ветки. Я поспешно сунул руку под куртку, где в кобуре был пристегнут полученный у старших пистолет (после встречи с мерфитками глупо было не перестраховаться), пытаясь понять поможет ли он против волка или медведя с моей весьма относительной меткостью наложенной на ночь. Луч фонарика шарил по деревьям. Однако все было спокойно, видимо, зверь (или нечисть?) прошел стороной. Оправив одежду, я поспешил дальше. Мысли о Свете на фоне этого небольшого приключения стали казаться какими-то глупыми.
В таких условиях до школы я добрался в кратчайшие сроки. Немного расцарапанный (ветку не придержал), взмокший и запыхавшийся.
— Острых ощущений захотелось? — понимающе хмыкнул ночной сторож, дядя Ваня, пропуская меня на территорию. На случай ночного возвращения кого-то из практикующих Охотников в управления он и ещё несколько мужчин того же предпенсионно-пенсионного возраста дежурили здесь постоянно. По той же причине и звонок на калитке провели.
— Время не рассчитал, — отрезал я.
— Угу-угу. Знаю я вас таких. Время он не рассчитал, как же, — по-доброму усмехнулся мужчина. — Девушку небось в деревне подцепил.
Я предпочел последнее «не услышать». Хотя напоминание о девушке вновь вернуло меня к мыслям о Свете и тому, почему же она все же не пришла. Больше всего меня тревожило то, что роковой могла оказаться именно та самая встреча с мерфитками. Вдруг они решили её потом использовать для своих ритуалов⁈ Перебирая варианты, подошел к общежитию. В итоге остановился на том, что наверняка я зря себя накручиваю и просто тот парень, о котором она вздыхала при прошлой нашей встрече, узнал о наших прогулках и запретил. Надеюсь, она найдет мою записку.
Когда я проснулась, первым моим желанием почему-то было броситься к нему и уверить, что все со мной в порядке. Потом пришли, держась за руку, понимание того, что мои надежды на ошибку не оправдались — мой случайный знакомый и парень из Снов все-таки оказались одним и тем же человеком, Охотником, — и страх, вызванный всеми теми ужасами, что я видела на их уроках, в его сознании, слышала от своих учителей и одноклассниц, читала в учебниках. По спине промаршировали мурашки: он был так близко. Ему всего-то требовалось посмотреть на поле. Он в отличие от меня это умел. А после… Что бы он сделал после? Убил бы меня? Сдал своим? Отпустил? Кажется, он и сам этого не знал. Тем более не знала этого я. Наверное, все-таки хорошо, что я забыла о той встрече. Кто знает, чем бы она закончилась для меня? Да и для него тоже, если подумать. Едва ли он стал бы сразу стрелять на поражение, тем более для яда достаточно раны. Убить меня тетя Лена с Илиной Владимировной бы не дали, по полю бы отследили, а значит плохо пришлось бы и ему. И ещё вопрос, кому хуже. Почему-то даже несмотря на понимание, что он — Охотник, мне было его жалко. Он ведь, если разобраться, хороший парень. И я бы не отказалась продолжить с ним знакомство, не будь он Охотником. Тем более именно тем, в чье сознание я попадала в своих Снах и от чьих мыслей иногда просыпалась как от жутчайших кошмаров.
— Мне будет не хватать наших прогулок, — прошептала я, закрывая глаза. Жаль, что все сложилось так.
Чтобы прекратить прокручивать в голове все наши встречи, все слова, все действия, все те Сны, которые хотелось вспоминать (таких было не очень много, но они были) потребовалось немало времени. Но, в конце концов, усталость взяла своё. Вот только стоило погрузиться в дрему, как сознанием завладел следующий Сон. Он был несколько странен: я была собой, осознавала это, помнила все и стояла посреди пусть не сразу, но узнанной мною комнаты в квартире дедушки.
— Привет, русалочка моя, — приветствовал меня мамин отец, вольготно устроившийся на черном кожаном диване. — Что стоишь как не родная? Садись. Разговор есть.
— Кто ты? — оставшись на месте, смотрю ему в глаза. Ирреально голубые. Как я не замечала этого раньше? — Это ведь не просто сон, так ведь?
— Тебе лучше знать, — мужчина, которого я считала дедом, пожал плечами. Сегодня на нем были черные брюки и темно-синяя рубашка, из качественного материала, даже на первый взгляд не из дешевых. — Сядь! — приказал так резко, что я плюхнулась на кожаный диван, и пояснил: — Не люблю, когда надо мной возвышаются.
— Кто ты? — повторяю уже не так уверенно. Глядя снизу вверх — родственник был выше меня — настаивать на своём оказалось сложнее.
— Твой дедушка, Григорий Вениаминович, — представился собеседник. В голосе прозвучала насмешка. Сейчас я не дала бы ему и сорока пяти. Хотя даже по самым скромным подсчетам, дедушке было не меньше шестидесяти. Впрочем, судя по всему, он всё же маг, хотя пока и не ясно кто именно, а у магически одаренных, даже просто человеческих магов продолжительность жизни иная.
Нетерпеливо перебила:
— Это я знаю. Кто ты по расе? То, что не человек, я уже поняла. — Предположила худшее: — Охотник?
— Нет, русалочка моя, я не Охотник и никогда им не стану, — серьезно ответили мне. — И, если бы ты хоть на секунду задумалась своей хорошенькой головкой, ты бы это поняла: стал бы Охотник дожидаться твоего Превращения, зная, что ты, как они любят говорить, «нечисть»?
Надо признать, определенная логика в этих его рассуждениях была. Кроме того, чувствовалось, что, говоря об Охотниках, мужчина знает, о чем говорит. Вопрос откуда? Но меня сейчас в первую очередь интересовало не это, так что я не позволила сбить себя с мысли:
— Кто ты? — вновь повторила я.
— Что же ты заладила-то! — кажется, моя настойчивость ему не пришлась по нраву. — Какая разница тебе, Огненный я, подводноветренник, мерфит, или человеческий маг? Как будто это знание что-то изменит! Ты же все равно даже не представляешь толком, кто есть кто. — Тут он попал в точку, но я постаралась не показать этого. Правда, похоже, не преуспела. — И не делай вид, что я не прав. А раз так, то какая тебе сейчас разница? — задал вообще-то хороший вопрос дедушка. Я уже собиралась ответить, что просто хочу знать, когда меня, явно сочтя предыдущий вопрос риторическим, засыпали новыми: — Что у вас творится? Почему непревратившиеся буквально стекаются в школу? Вы готовитесь к войне? С кем?
— А вот и не скажу! — вскочила. На мои вопросы так отвечать мы считаем излишним, а сами вопросами как из пулемета сыплем⁈ — Я не собираюсь доносить на своих непонятно кому!
— А не непонятно кому собираешься? — в ледяных глазах, кажется, мелькнули смешинки.
— Нет! — отрезала зло.
Несколько минут мы буравили друг друга взглядом.
— Вернемся к этому разговору завтра, — сдался мамин отец.
И я проснулась.
Вот теперь и лежала, глядя в потолок и пытаясь осмыслить произошедшее. Первые мысли, возникшие после пробуждения, были далеко не мирными: проходной двор в снах мне, мягко говоря, не нравился. И, если в Снах про Лешу или Андре, вероятно, виновата была я сама, то с дедушкой инициатива явно принадлежала ему. Тот факт, что кто-то, пусть даже и родственник, может пробраться в мое сознание во сне, меня откровенно пугал. Собственно, то что Илина Владимировна проделывала такое и в реальности, пугало не меньше, но с ней я по крайней мере не чувствовала себя в опасности, знала, что она хочет помочь. А с дедушкой и его требованиями все было очень и очень непонятно.