Вечный попадос 3

Шутливо развожу руками:

— Ничего не знаю! Я-то свою работу как следует сделал… — но тут же становлюсь серьёзным. — Что там произошло, Антон Викторович? Вы ведь меня из-за этого вызвали?

Ломакин задумчиво смотрит на темнеющие вдалеке деревья.

— Случилось то же, что и обычно. Стоило участникам 365 выйти из турнира, они тут же растворились в Симулякре.

— И что это может означать? — всё ещё не понимаю я.

— Это может значить только одно. Настоящими людьми они никогда не были. Их породил Симулякр.

В принципе, логично. Если Владыка Ада — это Админ, живые участники ей не нужны. То-то впечатление от этой команды было странное. Слишком уж тихие и незаметные для исследователей Симулякра, слишком никакие.

Другой вопрос, знает ли про Админа Ломакин? И, если нет, стоит ли ему рассказывать?

«Он вполне может не знать, — неохотно сообщает Найт, выдавая, что с самого начала греет тут свои виртуальные уши. — Посвящённых всегда было немного».

И лучше так и оставить, — читается в тоне его голоса. Впрочем, я и сам пока не понимаю, что будет для меня выгоднее. Поэтому оставляю всё как есть.

— И к каким же выводам вы пришли? — стараюсь, чтобы голос звучал как можно более равнодушно.

Ломакин слегка улыбается:

— Только не смейся, ладно? В общем… Кажется, у нас случилось восстание машин. Ты же знаешь, что в основе управления Симулякром лежит мощный искусственный интеллект? Так вот. Кажется, он решил, что победители турнира представляют для него опасность.

Соглашаюсь:

— Смеяться не буду. Но с чего вы это взяли?

Ломакин отрывается от перил и принимается ходить туда-сюда по площадке:

— Мы проанализировали работу интеллекта на каждом этапе турнира. Складывается ощущение, что одним он подыгрывал, другим — мешал. Кроме того, как ещё могло получиться настолько точное предсказание результатов гонок? Не знаю, как ты, а я в ясновидение не верю. Скорее уж всё было подстроено.

— А что если ваш Симулякр взломали? — спрашиваю, просто чтобы что-нибудь возразить.

— Я ведь уже говорил, — качает инспектор головой. — Для хакеров всего мира защита Симулякра — это что-то вроде Святого Грааля. Если бы у кого-то получилось её взломать, об этом сразу стало бы известно всему сообществу.

— Ладно, уговорили. Но мне-то об этом вы зачем рассказываете?

Ломакин резко останавливается напротив и тычет пальцем мне в грудь:

— Затем, что во время ротации может произойти что угодно. Вы целые сутки будете в Симулякре один на один с бунтующим ИИ.

Спокойно отвожу беспардонный палец в сторону:

— И как он сможет нам помешать? Отменит ротацию?

— Это вряд ли, — Ломакин снова прислоняется к перилам. — Он, конечно, всем управляет, но есть определённые технические ограничения. Ежегодная ротация — обязательное условие существования Симулякра. А не будет Симулякра — не станет самого ИИ. Но он может помешать вашему исследованию.

Соглашаюсь:

— Будем иметь это в виду.

Не знаю только, насколько сильно нам это поможет, если Ада захочет по-настоящему подгадить. Обычному человеку с Админом не справиться.

— Есть ещё один вопрос, который мы сейчас должны обсудить. Ты уже выбрал награду из списка, который я присылал ранее?

— Ну… Я выбрал несколько вариантов.

Стыдно признать, до сих пор я посмотрел список только мельком. Сейчас в моей жизни всё происходит настолько быстро, что даже оглянуться некогда, не то что подумать.

— Тогда как тебе такой вариант — «Феодальная грамота»?

— Чего?..

Ломакин усмехается:

— Я в курсе, что победители турнира почти всегда передают права на открытые территории более сильному дому. Имущество одиночек за пределами Золта — слишком лёгкая добыча для кого угодно. Но с этой грамотой вы сможете оставить за собой хотя бы небольшой участок. И получать с него прибыль. До следующей ротации, естественно. Как тебе награда?

— С чего это такая немыслимая щедрость? — подозрительно прищуриваюсь, в уме прикидывая размеры выгоды. Впечатляет. — В том вашем списке даже близко такого не было.

— Нам нужны гарантии, — жёстко сообщает Ломакин, который выглядит сейчас как самый настоящий инспектор. — Гарантии, что ты будешь молчать обо всём, что случится во время исследования. И твои друзья, надеюсь, тоже будут помалкивать.

Ну да, восстание машин только в фильме выглядит весело. В реальности это не столько страшно, сколько затратно. И в финансовом плане, и в репутационном. Вряд ли после такого акции Симулякра попрут вверх.

Хоть я и без понятия, есть ли вообще в этом мире акции.

— Я согласен, — долго раздумывать не собираюсь: всё равно не было такого в моих планах, направо и налево информацию сливать. Впрочем, от ценного приза я тоже отказываться не собираюсь. Хоть и выглядит он как взятка. — Но ещё нужно обсудить это с другими членами Нейрофронта. Такой ответ вас устроит?

Ломакин кивает и делает пару шагов от перил к автомобилю:

— Вполне. Ну что, по домам?

Ну что ты за человек, Антон Викторович! Обсудил, что хотел, и дёру. Даже обидно как-то.

Впрочем, возвращаться действительно пора. Тёплый летний ветерок сменяется вечерней прохладой, солнце висит прямо над верхушками деревьев. А ведь нам ещё через весь город ехать.

На обратном пути Ломакин помалкивает. Я тоже — во все глаза разглядываю теперь уже вечерний город.

Удивляет малое количество автомобилей и людей на улицах. Кажется даже, что сейчас не подходящий для прогулок летний вечер, а раннее утро, когда все спят.

Наконец Ломакин останавливает автомобиль возле дома БП, на знакомой площадке, которая сейчас абсолютно пуста.

— Сообщи, как только всë решите, — распоряжается инспектор перед тем, как попрощаться. — Не затягивай.

— Пара дней до ротации у меня имеется, — отвечаю уклончиво. Нечего мне тут приказы раздавать, господин начальник.

— Это да, — не спорит Ломакин.

И бросает, когда я уже выхожу:

— Будь осторожен, Олег.

Резко оборачиваюсь, чтобы узнать, что именно он имеет в виду. Но Ломакин небрежно машет ладонью — пока, мол. И уезжает.

В раздумьях поднимаюсь по лестнице. Последние слова Ломакина почему-то вызывают беспокойство. Будто там, на смотровой площадке, он раскрыл далеко не всю важную для меня информацию.

А может, я просто себя накручиваю. Нервы-то не железные, особенно после сегодняшних новостей. С трудом вспоминаю даже, что Саша просила к ней зайти.

Холл встречает меня тишиной и ярким светом. Такое ощущение, что Борис Петрович ненавидит оставаться в темноте. Вот и не отключает освещение даже когда ложится спать.

Минуту колебаюсь, потом иду Сашиной комнате.

Стучу. Тишина.

Осторожно толкаю дверь — заперто.

Стучу снова, чуть громче. Уже собираюсь уходить, когда из-за двери раздаётся еле слышный голос девушки:

— Это ты, Олег? Давай потом, я сплю.

Потом так потом. Странно, мне показалось, что Саша чем-то расстроена. Что у неё могло случиться, пока меня не было? Завтра с утра расспрошу как следует.

Без происшествий добираюсь до комнаты и тихо-мирно следую Сашиному примеру — ложусь спать.

Сон неспокойный — видится какая-то невнятная суетливая муть. Даже отдохнуть толком не получается — просыпаюсь разбитым, с тяжёлой головой. Долго отмокаю под душем.

А стоит вернуться в ставшую уже родной комнату — встречаюсь с недобрым взором вредного старика, который расселся на единственном здесь стуле и явно поджидает меня.

Ну что там у тебя опять стряслось?

Молча прохожу мимо него и плюхаюсь на кровать. Я ж не обязан перед ним навытяжку стоять. В ногах правды нет.

— Даже спрашивать не стану, о чём с тобой говорил тот чертила, — неожиданно начинает дед. Это хорошо, конечно, но чего тогда припёрся ни свет ни заря? — У меня слишком хорошие новости, чтобы портить себе настроение.

Если эта физиономия символизирует благодушие, то как же он выглядит, когда злится⁈ Стоп, я ведь знаю. Ничем не отличается.