Провокатор

Разумеется, охранка провела блестящую операцию, захватив всё ядро московских боевиков. Но кто-то же наверняка уцелел. И сколько таких? Два, три, пять? И сейчас эти оставшиеся собирают силы, чтобы нанести ответный удар?

В том, что этот удар будет, Харлампиев не сомневался. Весь вопрос, в кого будет направлен этот удар? И чтобы опередить злодеев, он, Харлампиев, и оставил им приманку. Но уже какую неделю в сводках ничего нет. Почему? Может, просто потому, что плохо ищем? А враг уже близко?

Харлампиев подошёл к окну, чуть отдёрнув штору, скользнул взглядом по малолюдному в этот час Гнездниковскому переулку. Редкие прохожие спешили по своим делам. А вдруг кто-то из них сейчас косит глазом, выискивая окно начальника охранки? Хотя это им наверняка давно известно. На втором этаже справа от круглосуточно освещённых окон дежурной части, за плотными гардинами, чуть подсвеченными абажурами настольной лампы, окно его, харлампиевского, кабинета. Он никогда не выключал лампу, ни днём, ни ночью. Пусть думают злодеи, что начальник охранки сидит сиднем у себя в Гнездниковском, зарылся в бумагах. Пусть. Тем приятнее будет встреча где-нибудь на проваленной явочной квартире.

Харлампиев знал, что он боевикам как кость в горле. Некоторые из арестованных террористов признавались, что в боевой организации его ненавидят и боятся. Ещё бы! За последние три-четыре года город почистили основательно. Раньше эти мерзавцы приезжали в Москву как к себе домой. А теперь – всё. Шалишь. Объезжают стороной. Последняя операция вообще вышла на загляденье. Этого ему они не простят. Из кожи вылезут, но постараются отомстить. Что с них взять? Фанаты! Эти самые опасные из всех злодеев. До последней капли крови будут биться. Что поделаешь, война. Самая настоящая. Не на жизнь, а на смерть.

Харлампиев опять чуть отодвинул штору, но нет, никто из прохожих не искал взглядом окно начальника охранки. В Гнездниковском всё было тихо. На противоположной стороне, наискосок от входа дремал извозчик, который – какие ни предлагай ему деньги! – никуда не поедет, пока не появится в переулке очень похожий на него «ванька» и не встанет на его место. А вот не торопясь прогуливаются по переулку двое друзей-приятелей, делано безразличными взглядами обшаривая встречных прохожих. И в подъезде сменяют друг друга вооружённые люди. Всё в порядке. Охрана не дремлет.

Но что сможет охрана, – неожиданно подумалось Харлампиеву, – если вдруг влетит лихач в Гнездниковский, осадит рысака на секунду, ровно настолько, чтобы седок прямо из коляски швырнул бомбу в окно начальника охранки. И – вскачь на Тверскую, а седок – проходными дворами – через Леонтьевский, Чернышевский, Юсовский?.. И всё, ищи ветра в поле!

Харлампиев вдруг подумал: а что, если переехать в другой кабинет окнами во двор? И тут же устыдился этой мысли, представив недоумённые взгляды сослуживцев. Этого ещё только не хватало!

В дверях показалась голова помощника:

– Все в сборе.

– Проси.

…Харлампиев перебирал в руках фотографии, вглядывался в запечатлённые на них лица и слушал доклад руководителя службы наружного наблюдения.

– Третью неделю ходим за ними, – докладывал начальник наружки, – и – ничего.

– Маршрут?

– Почти один и тот же. Бывает, заходит в магазины или кафе, но мои ребята смотрели – никаких контактов.

– Всё время вместе?

– Да, – кивнул начальник наружки. – Как Круглова освободили, так он всё время рядом со своей сожительницей Михеевой. Он и живёт у неё в библиотеке на Большой Бронной. Там у неё на втором этаже жилая квартира.

– Понятно. «Читатель» наш не засветился?

– Нет. Он человек опытный. Тем более там всегда полно народа.

– Что за народ?

– Сброд. Студенты, писаки всякие, актёры.

– О чём говорят?

– Вольнодумцы.

Харлампиев вновь потасовал фотографии.

– А вот этот, слева от Михеевой, кто?

– Студент Сергей Зубов, товарищ по курсу Павла Круглова. По нашему ведомству не проходил.

– А что это он так странно на Михееву смотрит?

– Вроде влип…

– Что?..

– Влюблён, – поправился начальник наружки. – Больше о нём сказать нечего.

– И это, по-вашему, «нечего»? – Харлампиев усмехнулся. – Это много. Это очень много. Это козырь в наших руках.

– Виноват.

Начальник поморщился:

– Бросьте все эти «виноват», «так точно». Говорите по-русски. Мы, слава богу, не в гвардии!

Сидевший у окна молодой поручик Денисов с досадой поморщился. Это не укрылось от Харлампиева, который нахмурился, хотел что-то сказать, но сдержался, повернулся к заместителю.

– А что у нас на Поварской?

Тот развёл руками:

– По Вейцлеру пока ничего. Три воскресенья подряд водим его по бульвару, и ни разу никто не попытался даже к нему приблизиться.

– Разрешите? – с места поднялся начальник группы наружки.

Харлампиев кивнул.

– Ребята считают, что Вейцлер водит нас за нос. Он темнит и только тянет время.

– Что вы предлагаете?

– Нажать на него. И всё. Тем более и его жена, и его ребёнок у нас в руках. Сразу шёлковым станет.

– Вы позволите?

Сидевший у окна поручик Денисов вскочил с места. Присутствующие с интересом обернулись в его сторону.

– Я человек здесь новый и, может быть, поэтому не понимаю, почему мы устанавливаем слежку за человеком, которого признал невиновным суд. Почему вы, – поручик кивнул в сторону начальника наружки, – предлагаете нажать, то есть применить насилие, не только к человеку, вина которого не доказана, но и к его жене, более того – к его детям! Да, мы с вами не в гвардии, – он с вызовом взглянул на Харлампиева, – к сожалению. Но существует же честь офицера, в конце концов! Или эти нормы здесь не приняты? Может быть, мне кто-то ответит?

– О как! – не удержался кто-то в углу. Кто-то усмехнулся. Кто-то с интересом взглянул на поручика.

Харлампиев встал из-за стола.

– Я вам отвечу. Слава богу, что мы с вами не в гвардии. С шашками наголо на белых конях в нашей войне ничего не сделаешь. Вспомните недавно убиенного государя императора Александра Второго. Сколько было убийц? Горстка! А сделали то, что не под силу целой армии. Причём эти злодеи не соблюдают никаких кодексов чести, не задумываясь подставляют и детей, и женщин.

Начальник охранки взглянул на стоящего поручика.

– Вот вы говорите: суд освободил Круглова, потому что он невиновен.

Харлампиев обвёл взглядом присутствующих.

– Поскольку тут все свои, так и быть, скажу, это я сделал всё, чтобы его освободили. Вы скажете, зачем?

Денисов кивнул.

– Затем, чтобы, когда к нам в Москву явится какой-нибудь незваный гость, он пришёл именно в библиотеку, а не в то место, которое нам пока неизвестно. Да, пока победа за нами, но, помяните моё слово, наши враги нам просто так Москву не сдадут. Они из кожи вылезут вон, чтобы опять взять город в свои руки.

Харлампиев вздохнул:

– А вы говорите: гвардия…

Поручик хотел что-то возразить, но начальник властно произнёс:

– Садитесь! – и повернулся к начальнику наружки. – Зубова взять в разработку.

– Уже.

– Отлично.

Он хотел ещё что-то сказать, но в дверь проскользнул секретарь и положил перед ним лист бумаги. Прочитав его, начальник нахмурился:

– Наша загранагентура докладывает. Три дня назад из Парижа к нам выехал член боевой организации партии социал-революционеров.

6. В библиотеке

– Смотреть надо, милейший! – раздался рядом возмущённый голос.

Зубов вздрогнул и увидел около себя плотного господина, чью даму он слегка задел.

– Извините, пожалуйста, – заторопился, оправдываясь Сергей, – задумался…

– Задумался! – не скрывая своего возмущения, проговорил мужчина. – Так и под лошадь попасть недолго!

Его дама укоризненно взглянула на своего спутника, и пара молча прошла мимо.

Зубов окончательно пришёл в себя и увидел, что находится на Большой Бронной недалеко от библиотеки Ирины.