Простить и поверить

Дима качнул головой и спрятал улыбку. Он-то знал, что сын таким выговором вовсе не восхваляет себя, а пытается наставить отца на путь истинный. Вот только в отношении Димы это было совершенно бессмысленным занятием.

– Ну что ж, Кирюха, если у начальницы пригорит, я отправлю договариваться с ней тебя, а сам стану спокойно щелкать семечки и поплевыть скорлупу в потолок, зная, что у тебя все получится, – отпарировал он и потянулся было, чтобы взъерошить сыну волосы, но Кир, ловко увернувшись, неожиданно присел рядом с ним. Дима повернулся к нему в ожидании объяснения, но Кир молчал, только о чем-то сосредоточенно думал, покусывая ногти, – привычка, от которой сын долго сам себя отучал, но которая все же прорывалась в самые напряженные моменты Кировой жизни. Хотел бы Дима узнать, о чем он сейчас размышляет. Но ведь не скажет. Тот еще упрямец.

– По какой причине эта Черемных может тебя уволить? – задал наконец Кир вопрос, от которого Дима чуть не свалился с ящика. Пару раз открывал и тут же закрывал рот, вообще не зная, что сказать и даже что подумать о подобной провокации, но Кир как будто этого не заметил. Сам продолжил: – Ну, просто так ведь не увольняют, должна быть причина, должен быть какой-то конфликт. А откуда у тебя с ней может быть конфликт, если вы знать друг друга не знаете? По работе претензий к тебе никогда никаких не было: режим ты не нарушаешь, пьяным не приходишь, с другими сотрудниками не ругаешься и вообще почти не общаешься. Что тогда?

Дима пожал плечами, чуть успокоенный последними его фразами. Слава богу, самые опасные мысли оказались неверными и Кир ничего не знал о его отношениях с Ленкой. Дима представления не имел, откуда бы у него могли появиться подобные сведения, но они были последними, кои он хотел бы поведать собственному сыну. Может, однажды придет время узнать ему об отце всю правду, но не сейчас. Сейчас они должны быть одной командой, чтобы справиться с неприятностями. И они с ними справятся!

– Может, из-за меня? – ошеломил новым предположением Кир и тут же пояснил, очевидно, на отпавшую отцовскую челюсть: – Ну, там же у вас в сервисе висит предупреждение, что детям запрещено находиться вблизи ведущихся работ. Я, правда, туда и не хожу, только в подсобке твоей сижу, но кто ее знает, эту Черемных? Может, она детей терпеть на может? У нее свои, кстати, папа, есть, не знаешь?

Дима мотнул головой. Он понятия не имел, есть ли у Ленки дети, муж, парень – и вообще ничего не знал о ее жизни, но сейчас это интересовало его в последнюю очередь.

– Меня с прошлой работы по статье уволили, – напомнил Дима, не желая, чтобы сын искал свою вину там, где ее отродясь не бывало. – Милосердов плюнул на это, взял под честное слово, а новое руководство такой расклад может не устроить.

Кир бросил на него столь многозначительный взгляд, что Дима счел необходимым продолжить:

– А там уж объясняй-не объясняй, – сообщил он. – Если нужен повод избавиться от человека, его найдут; и мы с тобой уже попадали под раздачу. И все же я надеюсь, что до этого не дойдет! – спохватился он, сообразив, что снова запугивает сына, хотя начинал эту беседу, чтобы избавить его от страха. Избавитель хренов! – И обещаю, Кир, что сделаю все возможное, чтобы остаться на этой работе! Поверь, прошлый урок я выучил на отлично!

Вряд ли сын представлял, чего стоило на самом деле Диме это обещание и чего будет стоить его выполнение. Но это не его проблема. А Диме, пожалуй, пришло время попытаться хоть что-то изменить в собственной жизни. Даже если для этого придется поставить свою гордость в коленно-локтевую позу. В конце концов, за тридцать лет жизни она не принесла ему никаких дивидендов и не заслуживала снисхождения.

Заслуживал ли его Дмитрий Корнилов, ему еще только предстояло выяснить.

– Ладно, пап, не переживай! – неожиданно очень легко сказал Кир и улыбнулся: как показалось Диме, немного загадочно. – Ты давай лучше, ложись, отсыпайся перед сменой, а я пойду гулять, чтобы тебе не мешать. К ужину вернусь.

– А уроки? – попытался было возразить Дима, но куда там: сын уже натягивал куртку и на ходу обматывал шею ярким оранжевым шарфом – последним бабушкиным подарком. Он с ним не расставался даже летом, а у Димы неожиданно перехватило горло, и он отвернулся, не глядя, как сын захлопнет за собой дверь. Вряд ли Кир подозревал, что больше всего Диму сейчас тяготило это вязкое одиночество, рождающее слишком много мыслей и воспоминаний. Но это тоже было не его проблемой. И не ему разгребать отцовские несчастья. – Удачи, – вполголоса пробормотал Дима и, тяжело поднявшись, побрел к дивану.

Глава 6

Лене понадобился один рабочий день, чтобы проштудировать все полученные дела сотрудников и сделать первые выводы. И Дмитрий Корнилов – с восемьдесят первой статьей в трудовой книжке и выпиской о пребывании в СИЗО – абсолютно объективно стал первым кандидатом для подозрений его в преступных намерениях. Даже месть не играла в том никакой роли. Во всяком случае, Лена была в этом уверена.

– Как такое возможно? – выговаривала она вчера вечером Николаю Борисовичу, неразумно озаботившемуся возможной усталостью Елены Владимировны и опрометчиво предложившему ей не перетруждаться в первый рабочий день. Всю ее усталость как рукой сняло. – Вы берете на должность охранника неблагонадежного человека со столь темным прошлым! Кто знает, какие у него намерения? А если он задумает ограбить сервис? У нас здесь остаются на несколько дней весьма дорогие машины, и где гарантия, что он однажды не захочет угнать одну из них?..

Странное дело: казалось бы, Лена должна была злорадствовать из-за того, что предавший ее парень после покатился по наклонной, ничего в жизни не добившись и не заслуживая даже капли уважения. Но то ли Лена слишком устала, чтобы привычно отдаваться ненависти, то ли этот человек наконец стал ей совершенно безразличен, то ли судьба наказала его куда изысканнее, чем могла бы обиженная им девчонка, – во всяком случае, Лена говорила сейчас словно бы не о своем бывшем однокласснике Димке Корнилове, а о каком-то чужом человеке, с которым не была даже шапочно знакома. И это развязывало ей руки.

– На оставленной у нас машине любого угонщика полиция возьмет в течение десяти минут, – сообщил Николай Борисович и, не спрашивая позволения, присел на свободный стул. Сложил на коленях руки в замок и пристально посмотрел на Лену. – Видите ли, Елена Владимировна, у нас тут очень сложная, но и надежная многоуровневая система сигнализации, на которую Володя в свое время потратил уйму денег. Отключить ее могу только я, а с завтрашнего дня – и вы, но больше никто: ни менеджеры, ни охранники. Сигнал об угоне поступает сразу на полицейский пульт, а поскольку участок находится всего лишь в паре кварталов от нас, сами понимаете, что незадачливый угонщик мигом попадет в руки правоохранительных органов и обретет бесплатную жилплощадь лет на пять-семь.

Говорил он все это одновременно и очень серьезно, и слегка снисходительно, но Лена предпочла услышать только последнее.

– Все это, конечно, прекрасно, Николай Борисович, – раздраженно проговорила она, – но мне по-прежнему кажется верхом безответственности искушать судьбу, давая работу человеку, запятнавшему себя…

– А мне вот верхом безответственности кажется совсем другое, – прервал ее Николай Борисович и явно недовольно покачал головой. – А именно – лишать человека права на уважение из-за того, что он когда-то оступился. Если вы заметили, – повысил голос он, не давая Лене возможности возразить, – между датами попадания Дмитрия в СИЗО и увольнения его по статье прошло более десяти лет, и это были годы безупречной работы на буровой установке; на Севере, обратите внимание, где с дисциплиной вообще дело всегда обстоит плачевно. А у Дмитрия и почетные грамоты имеются, я лично с его руководством связывался и проверял…

Лена слушала, немного присмирев. А вот она и не посмотрела на эти самые десять лет, и грамотами не озаботилась. Ухватилась за то, за что хотела ухватиться, и, кажется, села в лужу.