Совёнок для Фелиаса

Забавно заморгав, совёнок растопырил в такт филину свои маленькие пёстрые крылышки. Но ничего не происходило. Большая птица упрямо продолжала молчать. Озадаченно покачав головой в разные стороны, совёнок обратился взглядом к филину, словно выспрашивая – «чего же здесь непонятного?» Однако большой филин неизменно чего-то ждал, выдерживая, возможно самую длинную в жизни совёнка паузу. Без сомнений он намеревался безоговорочно получить свой ответ, но упорно не желал повторять своего желания вновь.

Запоздало поняв, чего от него добиваются, совёнок, ловко подпрыгнув, взмахнул крыльями. Но его взлёт был недолог, зависнув в воздухе всего на мгновение, пёстрый птенчик вновь повалился на пол. Покачав крылышками, совёнок озадаченно обратился к филину, словно сам не мог чего-то понять. Больше попыток он не подавал.

- Небесный Ветер! – театрально воскликнул Фелиас – Он даже летать толком то не может! Как ты вообще собрался кочевать, если даже этого не умеешь? – сокрушенно изумился филин, но совёнок ему, конечно же, не ответил. Он продолжал сидеть и глупо моргать вскользь на обращённое к нему высказывание, по-своему вглядываясь в суть, сей недосягаемой для него проблемы. Было весьма естественным, что птенец её сам не решит. Но решение было у самого Фелиаса.

Видным было, что совёнок оказался поздним птенцом. И летать он начал только-только, перед самым зимним его кочеванием. Потому и казался таким неуклюжим. В этом Фелиас наблюдал проблему – филин знал, что Луноцвет, узнай он о неустойчивой позиции птенца, ни за что не согласиться выставить неумелого совёнка на холод, тем самым оставив его в доме на всю зиму, а все самолюбивые желания и недовольства своего лучшего друга заставит позабыть. Фелиас скривился – возможно, даже будет говорить о терпении и понимании к младшим нашим, пока те хотя бы не подрастут или на крайний случай не поумнеют. Это было вполне в духе Луноцвета. И тогда ему, Фелиасу, придётся делить своё абсолютно всё: пространство, кров, тепло, а главное – внимание Луноцвета с этим маленьким, никудышным, лупоглазым птенцом. Филина от этой мысли невзначай передернуло, заставив неприятно поёжиться. Этого Фелиасу никак не хотелось. Потому-то и возникла у филина затея – обучить птенца несложным правилам полёта.

Эти правила знает каждая уважающая себя птица, на случай если инстинкт, вложенный ещё при рождении в каждого птенца, сезонно задерживается. По мнению Фелиаса это был как раз тот случай. Приняв эти несколько правил, совёнок будет лучше подготовлен к кочеванию с взрослыми птицами. Во всяком случае, так выходило по его задумке. Ведь полёт для птицы – жизнь, особенно для тех, кто уродился с короткими ногами. Идея Фелиасу показалась весьма очень даже приемлемой, нет – гениальной, особенно учитывая своё положение, которое он так боялся потерять.

Филин всё прокрутил в голове ещё раз. Итак, он обучает найдёныша, после чего с чистой совестью отправляет на все четыре стороны, а сам остаётся при всём своём, в самой великолепной, что ни есть, своей эгоистичной манере. И потому, долго не раздумывая, филин, довольно сощурив глаза, повернулся к совёнку.

– Ладно, – сказал он, напуская себе как можно больше небрежности – Подучу тебя, раз здесь оказался.

И Фелиас начал обучать. Он обучал, как правильно держать голову и хвост, как надо расставлять крылья для взмаха, какой должен быть первичный разбег, если не умеешь взлетать сразу и что необходимо учитывать при погодных условиях – главным атрибутом этого, конечно же, был ветер.

К счастью обучать совёнка правилам оказалось довольно легко – ученик оказался весьма толковым, чем выглядел на первый взгляд, умел слушать и старательно внимал наставлениям большой птицы. Это очень льстило филину, ведь даже в животном мире встречается не так уж и много тех, кто тебя готов по-настоящему слушать, выказывая при этом уважение.

Через полчаса наставлений дело перешло к практике. Благо в маленьком домике волшебника хватало места для кратковременных полётов. И уж если его хватало, чтобы расправить крылья такому большому филину как Фелиас, то и маленькому неуклюжему совёнку этого пространства будет более чем достаточно. Основным местом свободы полёта, конечно, было под крышей, но Фелиас посчитал, что Недотёпе пока рано взбираться на такую высоту, решив провести первичный взлёт где-нибудь пониже – в холле, например.

Старательно соблюдая все наставления филина, совёнок достаточно быстро освоил правила полёта. Однако не привыкший к столь домашним, полевым условиям, он время от времени налетал на углы и стенки. Спотыкаясь на ходу, совёнок с явным изумлением в больших глазах, растягивался на полу с распростётыми крыльями. Но Фелиас не смеялся над его неудачами, хоть ему и было немного забавно наблюдать, с каким недалёким выражением тот оседает, отлипая от очередного косяка. Вместо этого филин, стараясь назидательно хмуриться, громко наставлял непутёвого ученика, указывая на допущенные в последнем полёте ошибки, которые совёнку следовало незамедлительно исправить при следующей попытке.

Совёнок оказался весьма настойчив, не смотря на свой глуповатый внешний вид, поднимаясь и распуская перья, он упорно продолжал свои попытки полёта. Уже через час, совёнок поднялся с приземистого уровня ножек стульев и стола, заметно набирая высоту. Уверенно петляя над книжными полками, теперь он учился приземляться как его и обучал филин – когтистыми лапками вперёд. И получалось у него на вид довольно сносно, заметил Фелиас, хотя ни один идеал не вечен. Пролетая при очередном спуске над столом, что в центре зала, совёнок, совершил свою первую аварийную посадку. Зацепившись о какой-то предмет, совёнок, не сумев вовремя остановиться, кубарем покатился по твёрдой поверхности стола, рассыпая по сторонам перья и флаконы цветастой жидкости. Фелиас поморщился, он не любил беспорядка, пусть ему, и приходилось его относительно терпеть. Филин не помнил, что было во флаконах, однако знал, что Луноцвету этот маленький разгром, мало чем понравится, как и ему самому этот излишний беспорядок. Конечно, совёнок уже налетал на книжные шкафы пару-тройку раз, но, ни разрушений, ни травм, ни утерь эти столкновения за собой не несли.

- Растяпа! – не выдержал Фелиас снисходительно поглядев на распростёртого совёнка – Буду звать тебя Растяпой. Считай, что получил повышение.

Дав парочку назидательных наставлений по приземлениям и закрепив их собственным примером, филин продолжил обучение.

Ещё через некоторое время, совёнок окончательно привык к зоне полёта с препятствиями и полностью освоился со своим умением. Теперь он почти ни во что не врезался, уверенно лавировал между комнатами и совершал превосходную, почти бесшумную посадку, заслужив похвалу от своего учителя. Подсев к филину на верхнюю перекладину, что под самой крышей, совёнок с гордостью и плохо скрываемым восторгом, в без того больших глазах, оглядел зальную комнату с высоты. Вид её, конечно, был совершенно иным. Всё казалось маленьким и далёким, и в то же время раскрытым как на ладони. От острого взора не уходила ни одна, даже самая незначительная деталь. Совёнку здесь нравилось. Это вполне понятно Фелиасу. Удобным было видеть, что где находиться, кто и когда зайдёт через дверь, а главное тут очень удобно прятаться.

Покосив на совёнка янтарным глазом, Фелиас задумался – он научил этого птенца почти всему, что он знал о полёте в сложных ограниченных условиях, перенести которые способна не каждая птица, особенно в столь юном возрасте за столь короткое время. И как ни странно, ему понравилось его обучать. Сыграло ли то молчаливое уважение пострелёнка или напротив, его усердие и похвальная настойчивость, которую он проявил, а может просто позабавила его манера налетать во всё и сразу? Фелиас усмехнулся – того названного им Недотёпы и Растяпы не осталось и следа, птенец это перерос за считанные минуты. И будет расти ещё, становясь старше и только лучше.