Страница 80 из 82
— Если ты решил заняться причудливыми развлечениями, не посоветовавшись со мной, я буду в бешенстве, брат.
Мы поворачиваем за угол и теплое сияние рассеивает тьму. От него веет жаром и зловещим мерцанием, пляшущим на стенах пещеры. Когда мы входим в похожее на пещеру помещение, я понимаю, что это светит костер.
Несмотря на жару, у меня стынет кровь.
— Какого хрена, Габ?
Не говоря ни слова, мой брат обходит костер и опускается на потрепанный диван, прижатый к неровной стене.
— Технически это Яма. Только вход находится в Лощине.
Я закатываю глаза. Этот человек не в своем уме, если думает, что я говорю о границах территории, а не о чуваке с кляпом во рту и привязанном к стулу по другую сторону костра.
Расстегнув пальто, я выкидываю удивление из головы и переключаюсь в режим «Исправь это». Я хорошо разбираюсь в том, как предотвратить ущерб, особенно когда дело касается моих братьев-идиотов. Только в прошлом месяце мне пришлось вернуться из Вегаса, чтобы разобраться с беспорядком, который устроил Анджело, взорвав машину дяди Ала.
Шаг первый — оценить ущерб. Я провожу пальцем по булавке на воротнике и окидываю пещеру объективным взглядом. Потрескавшийся кожаный диван, на котором сидит мой брат. Высокий металлический шкафчик с замком и цепью на ручках. Потный мужчина, обмотанный веревками.
Его взгляд встречается с моим, отчаяние оттеняет страх. Вот в чем особенность моих хороших костюмов и внешности. Они делают именно то, для чего предназначены: обманывают людей, заставляя их поверить, что я джентльмен.
Я отворачиваюсь.
— Поздно откупаться от него. Просто пусти ему пулю в голову, и к утру медведи доберутся до его тела.
С ленивой ухмылкой Габ откидывается на спинку дивана и закуривает еще одну сигарету.
— Я с ним не закончил.
— Тогда на кой хрен я тебе нужен? — мы смотрим друг на друга, рок-музыка отражается от стен и бьет по ушам. — Выключи это дерьмо, — рявкаю я. — Я не слышу собственных мыслей.
Габ пинает сабвуфер, стоящий у его ног, и грохот стихает.
— Это твоя проблема, что ты много думаешь.
Я игнорирую его обычную колкость по поводу того, что сорок процентов своего дня я сижу за столом, и провожу рукой по пещере.
— Почему именно здесь?
С ворчанием Габ засовывает сигарету в уголок рта и направляется к своему пленнику. Я не знаю, как долго он был во власти моего брата, но, судя по безвольно опущенной голове и количеству крови на торсе брата, это продлится недолго.
Он вздрагивает, когда тело Габа отбрасывает черную тень на его плечи, но у него нет сил ни на что другое. Все меняется, когда Габ запрокидывает голову, вынимает сигарету изо рта и втыкает ее мужчине в глаз. Внезапно он набирается сил, чтобы наполнить пещеру оглушительным криком.
Безумный взгляд брата переходит на меня.
— Мне нравится акустика.
Господи.
Я никогда не задавался вопросом, откуда у него такая тьма в душе, она проходит через всех нас троих, как дополнительная нить ДНК. Нет, меня интересовало только, почему я скрываю свой садизм. Анджело пытался убежать от него, но Габ несколько лет назад решил, что нырнет в него с головой, словно отчаянно желая узнать, что находится на дне.
— Кто он такой?
— Один из нас.
Я хмурюсь.
— Из мафии?
— Некий Висконти. Один из наших дальних кузенов с Сицилии. Данте переправил целую лодку, чтобы они ему помогли.
Внутри меня вспыхивает раздражение.
— Ты не придерживаешься плана, Габ. Мы сказали действовать тонко. Это не совсем похоже на продуманный шахматный ход.
Его лицо ничего не выражает, когда он смотрит в огонь.
— Шахматы наводят на меня скуку, а когда мне скучно, случаются плохие вещи.
Я презрительно хмыкнул. Когда мои мысли уносятся из пещеры к Пенелопе в машине, я провожу рукой по рубашке и перехожу к сути.
— Я думал, тебе нужна помощь. Ты привел меня сюда только ради воссоединения семьи?
— Нет, для некоторого облегчения.
— Что?
Он кивает на затылок мужчины.
— Твоя идеальная жизнь полетела в тартарары, поэтому сейчас можешь себе ни в чем не отказывать.
Мы смотрим друг на друга поверх разгневанного пламени и мокрого от пота лба, когда осознание наполняет меня.
— Ты серьезно?
Он только смотрит в ответ.
Удивление и недоверие приподнимают уголки моих губ, я вытираю их ладонью.
— Ты ненормальный, но ты итак знал это, — когда он не отвечает, я поднимаю руки, демонстрируя свои безупречные костяшки пальцев — единственную часть моего фасада, которую я не могу снять в конце дня. — На самом деле это не мое, брат.
Он кивает.
— Я не забыл, красавчик, — его шаги эхом отражаются от скалистого потолка, когда он подходит к шкафчику, достает ключ из заднего кармана джинсов и открывает его.
Разрываясь между отвращением и нездоровым восхищением, я подхожу и оцениваю ряды инструментов. На первый взгляд, это кажется вполне стандартным набором для пыток, но когда я беру предметы в руки, чтобы ощутить их вес в ладони, то замечаю... изменения.
Топоры с тремя лезвиями. Нунчаки58, обмотанные электрическим проводом. Слегка покачав головой, я поднимаю взгляд на брата.
— Действительно?
Он не отвечает.
Я провожу пальцем по лезвию тесака для мяса. Его рукоятка была снята и заменена корпусом электрической отвертки. По мере того как мой разум пытается собрать воедино все механизмы, что-то мрачное и ядовитое просачивается из-под неверия, поднимаясь на поверхность кожи и оседая там.
Не могу солгать: было бы освежающе услышать мучительный крик в ушах. И я уверен, что если бы я немного потренировался, то снял бы напряжение, сковывающее мою спину. Кроме того, в этом месяце наша игра Анонимные грешники не будет такой увлекательной, раз уж Анджело втянул в нее свою жену-проповедницу PETA59.
Облизнув губы, я заменяю странное мясницкое приспособление и беру что-то более современное — молоток. Он всегда был моим любимым оружием. Рукоятка не только удобно ложится в ладонь, но и благодаря своей длине позволяет мне не бояться того, что под ней ломается.
Я бросаю его на столешницу и снимаю булавку с воротника. Расстегиваю рубашку и аккуратно складываю ее на подлокотнике дивана.
— Лучше нам не рассказывать Порочному об этом.
Габ прислоняется к верстаку и закуривает еще одну сигарету.
— Лучше нам этого не делать.
Металл скрежещет по металлу, когда я беру молоток и поворачиваюсь к костру. Жар, пот и упреждающий скулеж переполняют все это. Пламя костра касается моего бицепса, когда я огибаю его, и прежде чем эти всхлипы превращаются в крики, AC-DC60 снова заполняет пещеру.
Музыкальный вкус Габа, может быть, и отвратителен, но он определенно подходит.
К тому времени, когда мы покидаем пещеру, рассвет уже просачивается в ее вход. Холодный свет пробивается сквозь деревья, а над головой щебечут птицы. Это дезориентирует, и внезапно я понимаю, почему Габ исчезает на несколько недель подряд. Треск костей и булькающие мольбы, кажется, поглощают целые часы.
Ледяной ветер охлаждает пот под рубашкой. Мой взгляд падает на обнаженный торс брата рядом со мной, кровь, запекшаяся на нем, теперь стала ржаво-коричневой. В холодном свете дня он выглядит еще более непристойно, и если кто-нибудь из местных жителей, идущих на утреннюю электричку, увидит его во всей жестокой, обнаженной красе, это не сулит ничего хорошего для семейной эстетики.
— Ты похож на злодея из фильма-слэшера девяностых годов, — ворчу я, поправляя булавку на воротнике. — Не выходи за мной на дорогу.
Он идет легкой, неторопливой походкой, словно во сне пробирается по заснеженным ущельям.
— Не хотелось бы портить твою репутацию джентльмена, — сухо говорит он.
— Кто-то из нас должен поддерживать видимость.
— Мм. Но любой, у кого есть хоть половина мозга, поймет, что если ты ложишься с собаками, то просыпаешься с блохами.