Осуждённые грешники

Прежде чем я успеваю ответить, он наклоняется и обхватывает меня за талию. Мои ноги отрываются от земли, когда он перекидывает меня через плечо. Кровь приливает к голове, а бедра покалывают в извращенном предвкушение под теплом его ладони чуть ниже изгиба задницы. Я не могла далеко убежать, потому что проходит меньше минуты, прежде чем лунный свет прорезает грязную землю и в поле зрения появляется машина.

Он ставит меня у пассажирской двери и распахивает ее.

— Садись.

Мой рот открывается и снова закрывается. Я ловлю взгляд одного из его шестерок, который курит, прислонившись к седану через дорогу. Он выпускает дым в черное небо и пожимает плечами.

— Где мы...

— Залезай, пока я не передумал тебя убивать, Пенелопа.

Меня не нужно просить дважды.

Тепло исходит от приборной панели и обжигает мои конечности, когда я опускаюсь на пассажирское сиденье. Дверь Рафаэля захлопывается с большей силой, чем нужно, и мы срываемся с места по покрытому инеем асфальту, прежде чем я успеваю пристегнуться.

Я сбита с толку, испытываю неловкость и ошеломлена до глубины души. Я то и дело продолжаю поглядывать на Рафаэля, но выражение его лица настолько непроницаемо, что я не могу понять, что лучше — извиниться или пошутить.

Я предпочитаю утонуть в тишине, потом я вожусь с радио, после этого начинаю копаться в поисках упавшей картошки фри по краям сиденья.

И в конце концов когда я начинаю рисовать на запотевшем стекле, машина резко останавливается. Сердце рвется вперед вместе с телом, и когда я поворачиваюсь лицом к Рафаэлю, он хватает меня за шиворот и отрывает мою спину от сиденья. Когда он снова опускает меня, под моей головой оказывается что-то мягкое.

Подушка.

Без всякого выражения он снова лезет на заднее сиденье и достает одеяло. Он накидывает его мне на голову, и двигатель снова оживает.

— Спи.

— Но...

— Никаких но, Пенелопа. Забудь о Мартине О’Хара, теперь он — моя проблема.

Глава двадцать седьмая

«Виски под Скалами», Дьявольская Лощина.

Моя ежемесячная игра в покер в самом разгаре. На первый взгляд, в баре пещеры царит атмосфера приятного времяпрепровождения, а предвкушение Рождества, которое уже не за горами, придает этому вечеру особую атмосферу. Между рождественскими елками, торчащими из каждого алькова, напитки льются через барные стойки, а кости перекатываются по столам. Под всем этим, напряжение бурлит, как опасное подводное течение.

После нескольких телефонных звонков мои ВИП-клиенты снова согласились на эту ночь, но Тор так и не появился. Я знал, что он не придет, но устраивать такой вечер без него — это как дырка размером с пулю в моей груди. И еще есть раздражающая проблема с тем, что Анджело стреляет кинжалами в меня со стола игры в рулетку. Он даже не играет, но все еще зол на меня за то, что я вчера всадил пулю в голову Келли О’Хара. И даже не потому, что он не хочет, чтобы его жена-садистка подвергалась еще большему насилию, а потому, что теперь я дал Габу повод сосредоточиться на чем-то более захватывающем, чем подмешивание цианида в сигареты единомышленников Данте: начать войну с ирландцами.

— Эм, ладно. Беру ещё55, я думаю? Да, определенно ещё.

Говоря о жене-садистке Анджело, Рори сидит по другую сторону от Габа и что-то бормочет себе под нос. Мы играем в Блэкджек Висконти. Обычно я отказываюсь играть с ней, и не только потому, что обыгрывать ее стало скучно, но и потому, что я уверен, что она делает что-то странное каждый раз, когда проигрывает.

Например, плюет мне в напиток.

Но если мой брат хочет меня игнорировать, я с радостью возьму больше его денег. К тому же, Рори — единственный член семьи, который не портил мне настроение весь вечер.

У меня сводит челюсть, когда забинтованная рука опускается мне на плечо.

— Правдивы ли слухи, cugino? Ты действительно стрелял из своего собственного пистолета? Dio mio, тогда для чего нужны твои подчинённые?

Сохраняя натянутую и приятную улыбку, я смотрю в пространство над кудрями Рори и игнорирую Бенни. К несчастью для него, он продолжает.

— Как у тебя с прицелом? Должно быть, заржавел за столько лет.

Я лениво делаю глоток виски, ставлю стакан на стол, затем отвожу локоть назад, чтобы ударить его в пах.

— У меня с прицелом всё в порядке, Бенни.

Он выдавливает из себя какое-то ругательство по-итальянски и ковыляет прочь.

Несмотря на ухмылку на моих губах, я понимаю, почему моя недавняя вспышка гнева стала предметом разговоров в семье. Я уже много лет не нажимал на курок вне нашей игры — Анонимные грешники. Грифф в ярости. Габ удивлен. Все думают, что я сошел с ума, и, возможно, так оно и есть, потому что иначе с чего бы мне быть настолько импульсивным, чтобы всадить пулю между глаз Келли О’Хара? Он был отличным деловым партнером на протяжении многих лет.

Все началось как всегда: я не смог отказаться от пари. Только на этот раз я не был готов потерять то, о чем он меня просил.

Пенелопа.

Господи, я никогда раньше не ставил ни на одну из своих девушек. Это варварство, так бы поступили русские. Но то, как он продолжал смотреть на нее, прикасаться к ней, впивалось когтями в мою кожу и искажало мои суждения.

До того как я соединил все точки между моим новым сотрудником и пожаром в казино его брата, самая горькая часть меня надеялась, что он избавит меня от нее. Мои любимые часы, взрыв в порту. Потеря Miller & Young и ограбление «Счастливого Кота». Карта гибели или нет, но нельзя отрицать, что моя империя начала разваливаться, как дешевый костюм, в тот момент, когда она протопала вниз по лестнице в Логово Блу в грязных ботинках.

Итак, я разложил ее на журнальном столике, как фишку для покера, предложив вместе с ней свои моральные принципы. Я не думал, что Келли действительно выиграет — он был не в себе от виски и бензодиазепинов, блять.

Ещё до того, как на стол лег туз пик, я знал, что не никогда смог бы отдавать её. Было только два варианта: сжульничать или пристрелить его.

И в тот день, когда я сжульничаю, моя мать перевернется в могиле.

Ах, ну что ж. По крайней мере, мои руки все еще чисты. В тот день, когда я разобью костяшки пальцев, я познаю, что такое дно.

Вдыхая полной грудью праздничный воздух, я откидываюсь в кресле и смотрю на карту, которую Габ, выступающий в роли дилера, только что бросил на стол. Девятка бубен.

— Ещё.

Габ переворачивает четверку треф.

Я перевожу взгляд на Рори. Она хмурится, барабаня пальцами по столу.

— Ладно, мне нужна минута.

Я снова обращаю внимание на толпу, но мои мысли все еще заняты Пенелопой.

Это безумие. Я только что потерял миллионы долларов и назначил цену за свою голову, и все это одним нажатием на курок, и первым моим инстинктом было проверить девушку, которая, как я подозревал, заварила эту кашу. И когда я подтвердил это — в лесу, без свидетелей, из всех возможных мест — я не стал снова нажимать на курок. Нет, я сказал ей, что разберусь с этим за нее.

Теперь мне придется убить Мартина раньше, чем он убьет меня, но у меня есть смутное подозрение, что, даже если бы это было не так, я бы все равно выследил его.

Когда я подношу виски к губам, в граненом стакане отражается что-то красное с другой стороны. Я скольжу взглядом по ободку и вижу, как в дверь вплывает сама дьяволица.

При виде нее у меня сжимается грудь. Не только потому, что ее появление неожиданно, но и потому, что она — видение в атласе и кружевах. Господи, то, как ее тело облегает это красное платье, не может быть реальностью. Я не хочу, чтобы это было так — она только вошла, а половина мужчин в комнате уже смотрят на нее похотливым взглядом.

— Рори. Ты пригласила Пенелопу?

— Да, но её зовут Пенни. И Рэн, и Тейси.

Ах, да. Я даже не заметил их за ней, и ни одна из них не относится к тому типу девушек, по которым скучаешь.