Страница 187 из 196
Мы подошли к беломраморной лестнице и наш проводник благочестиво перекрестился, глядя на неё. И крестоносцы синхронно повторили этот жест. Э-э-э… я что-то не понимаю? Они крестятся не перед распятием, не перед изображением Христа или святого, а перед лестницей?[2]
— Прошу тех, кто не входит в состав посольства остаться здесь, — мягко попросил Макарио, — Остальных прошу за мной дальше…
Но на лестницу мы не пошли, а свернули перед ней в сторону. И, запутанными переходами, какими-то длинными коридорами, вышли к заветной двери. Всё просто: перед дверью стояли два охранника в жёлто-чёрной форме, с алебардами.
Нет, похожие охранники нам встречались и раньше, в коридорах, и один из них, правда, не с алебардой, а с мечом, как-то незаметно присоединился к нашей процессии, но те охранники разгуливали по коридорам, держась попарно, а здесь стояли, охраняя конкретную дверь. Чего ж неясного? Макарио Томмазо шагнул к дверям. Охранники сдвинули алебарды.
— Пропустить! — разрешил тот, с мечом.
Алебарды раздвинулись. Макарио почтительно постучал.
— Войдите! — послышалось из-за двери повелительное.
Макарио чуть толкнул дверь и сделал пригласительный жест.
Папа работал. И с первого взгляда было видно, что это папа. Во всяком случае, на его голове была папская тиара — трёхъярусное сооружение, украшенное самоцветами, и каждый ярус с особыми зубчиками. В общем, всё это подозрительно напоминало три короны, надетые одна поверх другой…[3] Папа сидел на троне, стоявшем на возвышении, перед ним установили ажурный столик, вроде пюпитра для нот, а на столике лежала стопка бумаг, стояла чернильница с пером, горела свеча и лежал продолговатый кусок сургуча. А рядом стоял ещё один монах-писец, держа в руках огромный ворох бумаг. По всей видимости, предназначенных для изучения папой.
К чести папы — он не стал нас томить. Показывать свою значимость и занятость работой. Он утомлённо потёр переносицу и негромко сказал:
— Оставьте нас пока, брат Францеско, я посмотрю ваши бумаги позже. Нет, эти бумаги пусть пока останутся здесь. Я… ещё подумаю над ними!
Францеско низко поклонился и исчез за одной из многочисленных портьер. Вместе с ворохом бумаг. Оставшиеся на столике бумаги, папа аккуратно свернул в трубочку и перевязал шнурком. Предусмотрительно! И раньше было трудно заглянуть в эти бумаги, поскольку они находились выше уровня глаз, но теперь, даже если папа случайно, неловким движением, сбросит бумаги со столика, всё равно, никто не узнает, над чем трудился папа римский…
— Подойдите, господа! Я слушаю вас.
Крестоносцы дружно, заученным движением, поклонились. Потом брат Марциан сделал шаг вперёд и поклонился ещё раз, отдельно. И принялся говорить. Он говорил про Великую войну, про несчастье во время Грюнвальдской битвы, когда Господь отвратил от крестоносцев лице свое, про защиту Мариенбурга, когда милость Господня снова явилась во всей силе… я не слишком вслушивался. Я жадно рассматривал папу.
Некоторые говорят, что внешность обманчива, и что нельзя судить о человеке по его внешности. Это и так и не так. К примеру, вы не сильно ошибётесь, если предположите, что человек, покрытый шрамами, участвовал во многих битвах. Может, и не так. Может, его побило о камни, когда он вздумал купаться в неподходящую погоду? Но чаще вы окажетесь правы, чем ошибётесь. Так и с другими признаками. Каждый из них может быть истолкован по разному, но собранные вместе, они могут поведать о человеке, о его характере, привычках, образе жизни. Прибавьте к этому манеру говорить, жесты, позу… Вам многое откроется, если вы умеете читать эти знаки!
Папа был стар. Я бы уверенно дал ему за семьдесят лет. И всё же, он вовсе не выглядел дряхлым. Наоборот, для своих лет, вид у него был бодрым и активным. Высок, дороден. Два подбородка… любит поесть или болен? Есть такие болезни, когда человек начинает толстеть не от обилия пищи, но это болезненная полнота. Хм… цвет лица и в самом деле… бледный. При здешнем жарком климате — странно! Впрочем… он же не бегает по улицам? Он больше времени проводит в помещениях?
Крупный, мясистый нос, но это, скорее, местная особенность. Я обратил внимание, что здесь, в италийских городах, почти все жители имеют крупные носы…
Умные, чуть водянистые, карие глаза за стёклами очков. Есть глаза бегающие, есть глаза, как у змеи, уставятся на что-то и не моргают, есть всякие глаза… Здесь глаза были… ощупывающие. Папа слушал доклад Марциана, а сам неторопливо прощупывал глазами всё посольство. И чувствовалось, что он знает каждого, и о каждом знает больше, чем тот сам знает о себе. Очень странное и… неприятное впечатление! Словно тебе в душу заглянули, в самый тёмный уголок, в который сам много лет не заглядывал.
Лоб у папы наполовину скрывала тиара, но в видимой части лба морщин не наблюдалось. Мало хмурится? Настолько владеет своими эмоциями, что не позволяет им проявляться на лице? В виде морщин? Скверный признак! Во всяком случае, для меня.
Губы. Верхняя губа узкая и длинная, нижняя, наоборот, полная и короткая. Странно! Обычно говорят, что узкие и длинные губы свидетельствуют о хитрости и коварстве, а короткие и полные — о чувственности. А здесь как прикажете понимать? Всё вместе или наоборот, одно отменяет другое?..
Глубокие мешки под глазами. Это от старости или оттого, что папа много работает, в частности, с документами? Часто мешки появляются от напряжения глаз, а уж в очках, наверное, особенно? Хм! Скорее всего и то и другое вместе. Что у папы много работы — это я уже увидел.
Подбородок. Как я уже говорил — двойной. А когда папа начинает смотреть чуть вниз, появляется и третья складка. Быть может… малоподвижный образ жизни? От этого и нездоровая полнота? Вон, из-за угла шейного платка виден кусочек очень полной шеи? Хм!
Руки. Аккуратно ухоженные руки, с безупречно подстриженными ногтями, пальцы длинные, когда-то были тонкими и чувственными, сейчас располнели, но всё ещё производят впечатление чувствительных, артистических пальцев. Не удивлюсь, если папа, оставшись в одиночестве, играет на лютне! Впрочем, что это я?! Что за глупости в голову лезут?! Но пальцы — да, на них стоит обратить внимание! Кстати, на указательном пальце правой руки — печатка. Наверняка, именно ей он недавно запечатывал некоторые письма, которые утащил с собой этот… Францеско.
Жесты. Папа не сидел истуканом, но и не позволял себе резких движений. Все движения мягкие, округлые, и вместе с тем — величественные. В каждом жесте читалось, что папа знает цену людям, и знает цену себе. И не продешевит ни в каком случае.
Опасный человек! Умный, опытный, повидавший в жизни всякое и имеющий на всё свою оценку. Единственное, что мне показалось слабостью — обилие драгоценностей. Казалось бы — человек сидит на рабочем месте и занимается бумагами. Зачем ему тиара, сплошь усыпанная драгоценными камнями? Зачем ему парадное одеяние, на котором драгоценных камней ещё вдвое больше, если не втрое? Пустить пыль в глаза нашему посольству? Глупость. Крестоносцы, давшие обет нестяжательства, больше оценили бы скромное обличие папы. А может, папа просто имеет слабость к драгоценным украшениям? Тогда у меня есть шанс!
Наверное, это неприлично, вот так уставиться на папу римского и не сводить с него глаз. Но, думаю, папа к таким взглядам привык. Думаю, и другие крестоносцы из посольства сейчас во все глаза рассматривают наместника Божия на земле.
А? Что, Марциан уже закончил? Ну, да, вон он почтительно протягивает папе запечатанное послание Великого магистра. Быстро же он! А ну, как папа скажет, мол, спасибо ребята, и идите-ка восвояси, ответ я пришлю через посыльного! И что делать?!
Папа посла не слушал. Чего там слушать? Папа делал вид, что слушает, а сам внимательно смотрел на посольство и размышлял о своём. Интересовали его всего лишь две личности: монашка и «ангел».
Несмотря на возраст, память у папы была превосходная, не раз окружающие поражались, когда папа припоминал в подробностях события давным-давно минувших дней. Это не считая того, что он мог наизусть процитировать не только священные тексты, но и очень многие письма и донесения из ежедневных отчётов.