Страница 186 из 196
— А! Ну, да, конечно! — спохватился я, — Это моя заветная мечта, можно сказать с детства! Ты же знаешь! Как крестоносцев увидел, так сразу понял, что именно об этом я с детства мечтал! И, кстати, про тренировки: я надеюсь, завтра продолжим? Ну, чтобы Ульрих увидел и размяк? И взялся за меня?
— Но завтра невозможно! — удивился Вилфрид, — Завтра у нас визит к папе!
— В самом деле?! — у меня ёкнуло сердце, — Завтра всё решится?
— Ну, да… Вчера приходил посыльный… А-а-а… ты же отлучался, ты не слышал… В общем, вчера приходил юный монашек, передал записку из канцелярии папы. Нам назначено на завтра, в полдень.
— Ну, что ж… прекрасно!
Я в очередной раз отпросился у Марциана и отправился в Рим. Заехал на рынок и купил симпатичный шёлковый платок. Н-да! Ну и цены тут на шёлк! Подумать только, какие деньжищи дамы вываливают за шёлковые платья! Дешевле, наверное, было бы сделать платье сразу из золотых монет! И я отправился к ювелиру.
— Ваш заказ, синьор! Он совершенно готов! — обрадовался мне ювелир, как родному, — Взгляните, синьор! Вы будете довольны, синьор! Не поверите, синьор, но мне пришлось взять кредит, чтобы закупить камней и сделать кое-какие заказы у других ювелиров! Но дело того стоило, синьор! Вы только полюбуйтесь на эту красоту, синьор!
Ну, понятно. Ради выгодного заказа ювелир взял кредит и залез в долги. Теперь он надеется меня настолько облапошить, чтобы вернуть все кредиты и остаться в наваре… в жирном, таком, наваре… Плевать! Лишь бы результат того стоил!
— Показывай… О-о-о!!!
Это и в самом деле было… восхитительно! Как вы представляете себе шкатулку? Я тоже так себе представлял: этакий кирпичик из досок. В нашем случае, из золотых пластин. И я уже заранее представлял, каким тяжёлым окажется этот золотой «кирпич». Так, нет же!
Ювелир буквально сплёл из золотого кружева всякие листики, виноградные грозди, побеги лозы, а из них соорудил ажурно-воздушную шкатулку. Знаете, полное ощущение, что из четырёх ножек прорастают виноградные побеги, переплетаются между собой, образуя, собственно, шкатулку, да ещё и прорастают виноградом из драгоценных камней, кажется, это гранат, но может, я и ошибаюсь. Обомлеть!
— Знаете, синьор, я подумал над вашим заказом, синьор, и мне пришло в голову, синьор, что этот заказ как-то связан с матерью нашей, Церковью, синьор! — частил ювелир, — Ну, в самом деле: крест большой и малый, чётки… да и остальное. Я подумал, вы хотите сделать богатое пожертвование… ну, мало ли по какой причине! И я позволил себе… взгляните, синьор! Адам и Ева, синьор!
Это были подсвечники. Нет. Это были не подсвечники! Это было Искусство с большой буквы! Вместо двух подсвечников расцвели два дерева удивительной красоты и очарования. А у подножия деревьев, обнажённые, но целомудренно укрытые листьями, стояли две фигуры: у одного подсвечника — юноша, у другого — девушка. Само собой, в руках у девушки был плод, который она доверчиво протягивала юноше. Уже надкушенный плод…
— Подожди, — не понял я, — Получается, Ева у древа Познания, а Адам? У древа Жизни?
— Можно и так сказать, синьор, — согласился ювелир, — Если учесть, что у Адама ничего в руках нет, и он с этого древа ничего не рвал. А можно и вот так, синьор!
Ювелир сдвинул подсвечники. Теперь это стало единым целым. Просто, Адам и Ева теперь выглядывали с двух сторон единого древа Познания добра и зла.
— Великолепно! Задохнуться от восторга можно! — совершенно искренне сказал я.
— Вам нравится, синьор? Но это недёшево, синьор! — ювелир закатил глаза.
— Беру! — твёрдо заявил я, — За любые деньги — беру!
— Это вы ещё кубок для вина не видели, синьор! — счастливо засмеялся ювелир.
Ну, что сказать? Когда я завернул планируемые подарки папе римскому в шёлковый платок — а для чего бы ещё я его покупал? — в седельных сумках Шарика, золота практически не осталось. Но я не жалел! Что, золото? Во всяком случае, для меня? Пыль. А здесь, укрытое платком, быть может — будущее человечества! В смысле, плата за волшебный рубин.
— До свидания, синьор! До новых встреч, синьор! Помните, синьор, если что, я готов выполнить любой заказ для синьора! — счастливо бормотал мне в спину прослезившийся от моей щедрости ювелир.
Ну что ж? Я готов в гости к папе!
Вы бы видели, как скоблили крестоносцы свои подбородки бритвами, перед визитом к папе! Нет, я понимаю, начальство, но чтобы до такой степени?! И, разумеется, одежды были выглажены, оружие начищено, волосы изящно завиты и подстрижены до благовоспитанной длины. Катерина была в монастырском одеянии, а Эльке — одета скромно, но с достоинством. Впрочем… разве Эльке тоже пустят к папе?.. Если да, то бедная девушка до седых волос будет этим гордиться! Внуки и правнуки будут нос перед односельчанами задирать: а вот наша прабабку в своё время рыцари-крестоносцы в карете возили к самому папе римскому! И ещё поди докажи, что брехня, если оно внешне так и было.
В который раз Марциан нервно давал наставления: кто идёт первым, кто вторым и так далее, в каких местах креститься, в каких нет, когда обнажать головы, до какой степени склонить головы перед папой и ещё тысячи подробностей. Кажется, всего не запомнишь, но когда Марциан повторил это в двадцатый раз… А ведь он на этом не остановился!
— И, чтобы никаких шпор! — в который раз повторял он, — Папа не любит, когда шпорами по мрамору…
У городских ворот нас ждали. Молодой монах-францисканец вежливо поклонился нам и сообщил, что он будет нашим проводником, и что папа примет нас в Латеранской базилике. И бодро зашлёпал босыми ногами по улице. Нам пришлось сдерживать лошадей, чтобы идти вровень с ним.
— Это — церковь?! — до глубины души поразился я, когда понял, что нас ведут именно к этому зданию, — Нет, вы хотите сказать, что это — церковь[1]?! Это же языческий храм! Уберите с крыши мраморные изваяния в папских и епископских одеяниях, и это будет языческий храм! С мраморными колоннами, с характерной формой крыши…
Впрочем, наверное, для таких глупцов, как я, перед главным входом, с обоих сторон от него, было начертано на латыни: «Святейшая Латеранская церковь, всех церквей города и мира мать и глава». Ну, чтобы глупых вопросов не возникало, что это такое. Немного помпезная надпись, но… пожалуй, справедливо. Ибо выглядело всё внушительно. Я бы сказал, весьма внушительно! Я мысленно прикинул, и у меня получилось, что если всем римлянам вдруг придёт в голову прийти в этот храм одновременно, то думаю… думаю, всем места хватит!
У специальной коновязи крестоносцы спешились, девушки вышли из кареты. Видели бы вы, каким взглядом провожал нас кучер Трогот! Ему выпало охранять карету и лошадей, в то время, как остальные могут увидеть не кого-нибудь, а самого папу римского! У него слёзы на глаза навернулись, но спорить он, конечно, не посмел.
Монах, который был нашим проводником, подошёл к дверям церкви и постучал особым образом: тук-тук… тук… тук-тук. И двери отворились. Монах-проводник поклонился и пошёл восвояси. А дверь открылась шире и нас окинул внимательным взглядом другой человек в монашеском одеянии. Крестоносцы одновременно, как и учил Марциан, поклонились. Но не очень глубоко. Тот поклонился в ответ:
— Меня зовут Макарио Томмазо и я смиренный писец канцелярии Его Святейшества. Прошу следовать за мной, господа!
О-о-о!!! Внутри Латеранская церковь тоже выглядела потрясающе и величественно! Можно сказать, подавляла все земные чувства. Громадные стены, убегающие в самые небеса, украшенные бесчисленными картинами, где-то там, в небесной дали, величественный и, кажется, безразмерный потолок, поддерживаемый огромными, зелёными колоннами, и опять же, картины, картины, картины… А пол?! Вперемешку, белый мрамор и красный гранит — я понял, почему папа не любит шпоры! По таким полам шпорами — это святотатство!
Мы шли, и шаги гулко отзывались эхом со всех сторон, такая великолепная акустика оказалась в этом храме. А мы всё шли и шли, а церковь всё не кончалась и не кончалась… Мне отчего-то пришла на ум аналогия с группой муравьёв, бодро шагающих друг за другом в большом глиняном кувшине. Ну, ладно муравьи, они своим куцым умишком не понимают куда попали, оттого и не волнуются. А я волновался. Жутко волновался. Вот он шанс! Не упустить бы, только бы не упустить!