Страница 15 из 196
— Так ведь доброхотное подаяние должно быть по средствам! — устало возражала мать Юлиана, — И потом, дадим мы крестоносцам нашу лепту… так они только посмеются! У них целая башня золотом набита. Представляете?! Целая башня! Знаете, сколько они заплатили римскому королю Венцелю, чтобы тот в прошлом году попробовал урегулировать конфликт с поляками и присудил тевтонцам Жемайтию? Шестьдесят тысяч флоринов! А сколько они заплатили венгерскому королю Сигизмунду? Триста тысяч дукатов! За эти деньги Сигизмунд попытался разбить польско-литовский союз, предлагая Витовту королевскую корону. Но у него не вышло. А денежки-то уже уплачены! Да ещё такие деньжищи! И тут мы со своими сорока пятью дукатами — вот вам, братья во Христе! Не побрезгуйте!
— Дело не в сумме, — отмахнулась мать Терезия, — Не сумму Господь смотрит. А сам факт милосердного деяния. Да и сами посудите, не сразу же та заветная комната золотом наполнилась? Грошик к грошику, флорин к флорину, дукат к дукату… вот и набежало так, что можно по триста тысяч черпать! Я считаю, что и наши сорок пять дукатов лишними не будут! Хоть бочку пороху на эти деньги купят! А Господь увидит нашу смиренную лепту, да и смилостивится… Или вы хотите, чтобы получилось, как мать Люция рассказывает?! Чтобы крепость поляки взяли?!
— Кхм! — громко сказала я, потому что, мне кажется, увлечённые спором, наши монастырские руководители меня не заметили.
— О, Господи! — чуть не подпрыгнула на стуле мать Терезия, — Катерина! Чего тебе?!
— Э-э-э… а нет ли у нас, матушка, лишнего нательного крестика? — попросила я.
— Зачем тебе?
— Ну-у-у… тут так получилось, что один рыцарь… невольно, так сказать…
— Пойди к матери Филиппине! — не стала меня дослушивать матушка, — Скажи, я разрешила! Пусть подыщет какой-нибудь попроще. Или, нет! Пусть даст самый хороший! Ибо, не будем впадать в грех жадности!
И я побежала, сначала к матери Филиппине, потом к больному «ангелу», ещё раз смочила ему губы, и повесила крестик. И как раз успела, потому что пришёл священник соборовать умирающих. А я, чтобы не мешать, ускользнула опять в операционную.
Доктор фон Штюке устало сидел возле операционного стола. При виде меня он встрепенулся, но я сделала успокаивающее движение, мол, ничего не случилось.
Помолчали.
— Брат Гюнтер — это мой старинный друг, — негромко начал доктор, — Словно родной брат. Мы с ним такое прошли, что и врагу не пожелаешь. Я не могу отказать ему в просьбе. Ты слышала, что он рассказывал?
— Слышала, — призналась я.
Доктор бросил на меня мимолётный удивлённый взгляд, но не стал заострять. Всё так же устало он продолжил:
— Так бывает. В рыцарском шлеме обзор ограничен. А тут ещё столько эмоций: арбалетчиков увидел, коня потерял, ярость взгляд застила… И тут же смертельная угроза. Не удивительно, что он не заметил парня, который бросился ему на выручку. Бедному Гюнтеру показалось, что тот появился ниоткуда. А тут ещё луч солнца, похоже, ему в глаза брызнул. Вот и вбил себе в голову, что это не человек, а ангел. И всё же, всё же… Я тебя очень прошу, займись этим его спасителем. Ради меня и моей дружбы с Гюнтером. Он славный человек, хотя порой бывает излишне горяч и чересчур громко разговаривает.
Я освобождаю тебя от ухода за остальными ранеными. Там и без тебя справятся. Будешь помогать только тому несчастному… ну и немного мне в операционной. У тебя здорово получилось убедить такого упрямца, как Гюнтер! Ну и кроме того, всегда надо и кровь со стола замыть и корзину с отрезанными ногами-руками вынести. Договорились?
Я только головой кивнула. Слова куда-то исчезли. Вы ещё не поняли? Да ведь, просьба доктора — это явное подтверждение, что я не сама по себе! Я — орудие в руках ангела! Настоящего, не того, кто в палате умирающих на охапке соломы валяется…
— Иди, отдохни, — посоветовал фон Штюке, — Завтра будет очень много работы!
Как в воду глядел!
[1] … Повалу все знают… Любознательному читателю: перечисленные братом Гюнтером польские рыцари реально существовали и в самом деле были широко известны, особенно в Германии, Чехии, Моравии… А уж Повала из Тачева совершенно точно был известен всему рыцарскому миру Европы и служил образцом настоящей рыцарственности!
[2] …и целый десяток арбалетных болтов… Любознательному читателю: арбалетная стрела называется не стрелой, а болтом. Она короче обычной стрелы, у неё толще древко и массивнее наконечник.
[3] …я врач, а не какой-нибудь хирург… Любознательному читателю: в Средние века лекари делились на четыре категории. На самой нижней ступени… брадобреи! Да-да, они тоже относились к лекарям. Их профиль — самое лёгкое врачебное вмешательство, типа удалить папилому или поставить пиявку. Сейчас их назвали бы косметологами. Впрочем, именно брадобрей удалял почерневшие от цинги дёсна самому королю Людовику IX Святому во время Восьмого Крестового похода… Более высокая категория — хирурги. Те делали все виды операций, хотя к их искусству пострадавшие старались прибегнуть, по понятным причинам, как можно позже. Переделать сделанное было — увы! — невозможно. Примерно на этой же ступени находились и акушерки. Кстати, акушерки тоже участвовали в Крестовых походах! В частности, некая Эрсента принимала роды у спутницы того самого Людовика IX Святого, Маргариты Прованской. Та вполне благополучно родила сына, Жана Тристана. На ступени выше находились аптекари. Они могли готовить лекарства, как сами по себе, так и по заказу врачей. Врач — высшая, элитная ступень. Как правило врач — это личный лекарь высокопоставленного вельможи или, как в нашем случае, лекарь отдельного монастыря. Это высококвалифицированный терапевт, который обязан поддерживать жизнь и здоровье своего пациента «в равновесии», для чего должен был быть баланс четырёх телесных жидкостей: крови, флегмы, жёлтой и чёрной желчи. Авторы могли бы сравнить средневекового врача с современным фитнес-тренером… если бы не тот факт, что средневековый врач легко мог выполнить работу и аптекаря и хирурга и, даже, акушерки. Что и происходит на страницах нашей книги.
Глава 5. Знакомство
Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса…
Фёдор Тютчев.
Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 24.07.1410 года. Вечер.
— Сестра Катерина! — окликнул меня доктор фон Штюке, — На тебе же лица нет! Утомилась, поди-ка? Да… денёк выдался нелёгкий. Но на сегодня всё закончено, больше операций не будет. Вот, присядь на скамеечку. Ничего, что в этой палате умирающие, даже лучше. В палате раненых сплошные стоны да хрипы… Разве там отдохнёшь? А здесь тихо и спокойно отходят души на суд Господа нашего. Через четверть часа я зайду, там надо кое-что взять в стирку, в починку. Я имею в виду, из одежды. Отдохни немного, а то и до кельи не дойдёшь. А если что понадобится, я позову.
Я благодарно взглянула на доктора и устало присела на край скамьи.
Сегодня в замок вернулись уже не отдельные, разрозненные отряды, а остатки основных сил крестоносцев. По-сути, те же самые рыцари, выезд которых мы наблюдали всего лишь, примерно с месяц назад. Ну, да, без двух дней как раз месяц и будет. Но, Боже мой! В каком они возвращались жалком состоянии! И, что самое страшное, следом за ними тянулся бесконечный обоз из телег, набитых соломой. А на соломе — вповалку раненые, убитые на поле боя и умершие по дороге обратно. Жуть!
И это только те, кого удалось довезти. Помните, я говорила, что большинство раненых крестоносцев поляки хладнокровно прирезали? Да там же и закопали. Исключение сделали только для великого магистра. Он тоже погиб в этом страшном сражении, но про его тело хотя бы удалось договориться и привезти в Мариенбург. Чтобы крестоносцы похоронили несчастного с почестями. А сколько других рыцарей, оруженосцев и просто слуг, без разбору, побросали в общую могилу?! В те цифры, которые я слышала, я попросту отказывалась верить. Там счёт шёл даже не на тысячи — на десятки тысяч! Даже слышать такое было ужасно.