Страница 33 из 200
Большинство Совета Российской республики, а также крестьяне и подавляющее большинство рабочих стоят за мир. И Петроградский совет также, по нашему мнению, должен остаться в данный момент при своем старом решении. Наряду с этим Совет должен трезво и правильно выявлять свой взгляд на текущие события, призвать к порядку тех, кто, не считаясь с большинством ЦИКа в области военной политики, пишет, что в случае продолжения войны последняя превратится в восстание (Зиновьев имел в виду “левых коммунистов”, считавших неминуемым восстание пролетариата Германии и Австрии — Ю. Ж. ).
Мы определенно заявляем, что это — слова, это — фразы, что, не подписав мир, мы будем продолжать ту же войну, мы будем продолжать то же избиение людей, бросая лучшие силы революции против германских корпусов, продолжая бойню при неслыханных, нечеловеческих условиях...
Учитывая это, Петроградский совет должен остаться на старой политической платформе и оказать давление на верхи тех партий, которые, не считаясь ни с чем, не считаясь с мнением масс, только играют с огнем...
Если история не укажет нам иного выхода и мы принуждены будем вести революционную войну, тогда мы, конечно, без колебаний пойдем и сделаем все, чтобы победить»106.
3 марта Сокольников подписал в Брест-Литовске мирный договор с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Оттоманской империей. 14 марта экстренно созванный IV Всероссийский съезд советов ратифицировал его 784 голосами «за» при 261 «против» и 115 воздержавшихся.
3.
Тот же IV Съезд Советов принял еще одно важное решение. 16 марта объявил новой столицей страны Москву. Город, который и был без того уже таковым с 11 марта, когда ВЦИК и СНК срочно, опасаясь захвата Петрограда немцами, покинули его.
В тот же день, 11 марта, Петросовет уведомил: «Ввиду отъезда органов центральной власти Российской федерации — ЦИК и Совета народных комиссаров, исполнительный комитет Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов установил местный орган власти, который будет управлять Петроградской трудовой коммуной (так теперь стали официально называть бывшую столицу — Ю. Ж. ) под контролем и руководством Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.
В первую очередь создан Военно-революционный комиссариат, которому даются чрезвычайные полномочия для охраны революционного порядка в Петрограде и защиты его от внешнего врага. Председателем этого комиссариата является Л. Д. Троцкий (он добровольно покинул пост наркома по иностранным делам 1 марта — Ю. Ж. ), членами — Благонравов, Урицкий, Еремеев, Позерн, Ермолаев и Фалин».
Тем же постановлением вместо распущенной городской думы и упраздненных отделов при Петросовете создавался единый орган управления, своей конструкцией и названием повторявший общероссийское правительство — Совет народных комиссаров Петроградской трудовой коммуны. Его состав утвердило вечером следующего дня пленарное заседание Петросовета, прошедшее в Александринском театре.
Председателем стал Г. Е. Зиновьев. Наркомами: по просвещению — А. В. Луначарский (сохранивший пост и наркома Российской федерации), финансов — В. Р. Менжинский, городского хозяйства — М. И. Калинин, продовольствия — М. М. Лашевич, юстиции — П. И. Стучка, экономики — В. М. Скрябин (Молотов), социальной помощи — А. А. Иоффе, транспорта — М. К. Владимиров, печати, пропаганды и агитации — В. Володарский, а также и командующий войсками Петроградского военного округа И. Т. Смилга107.
Начинать им, прежде весьма далеким от решения вставших перед ними задач (тем не менее, вскоре занявших самые высокие посты и ставших известными всей стране), пришлось с наиважнейшего — обеспечения города продовольствием, сырьем для предприятий. Пришлось и продемонстрировать на практике, в чем смысл и особенности преобразования бывшей столицы в трудовую коммуну. Для того — провести учет квартир и домов буржуазии, вселяя в них семьи рабочих и ушедших на фронт красноармейцев. Взять под полный контроль торговлю, чтобы предметы первой необходимости распределять через районные советы, а продовольствие — строго по карточкам. Вместе с тем, чтобы в условиях начинавшегося голода пресечь спекуляцию, ввести запрет на продажу золотых изделий.
Но все такого рода заботы миновали Зиновьева, даже как председателя петроградского СНК. Он продолжал ощущать себя только, говоря словами Маяковского, «агитатором, горлопаном-главарем». Очень часто выступал перед членами Петросовета, говоря им не о том, как увеличить поставку продовольствия и топлива, как предотвратить эпидемии тифа, холеры и только что появившейся «испанки» (гриппа), а на самые общие темы.
Так, на следующий день после утверждения председателем петроградского СНК, в речи, посвященной годовщине февральской революции, прежде всего посетовал на задержку восстания мирового пролетариата.
«Русская революция, — объяснял он собравшимся хорошо известное, — встречает свою годовщину в тяжелой, жуткой обстановке, когда германский империализм стоит с мечом у Пскова, английский — у Архангельска, японский и китайский — у Владивостока. Народы всех стран хотя и начинают просыпаться, как будто оставили нас без поддержки».
Этим и объяснил трудности, с которыми пришлось всем им столкнуться. «Существует взгляд, — продолжал он, — что революция — это праздник, что это постоянный переход от победы к победе, и когда встречается преграда, то это уже не революция.
Нам часто говорят: “Вы обещали хлеба. Где он? Мир вы обещали и революционный порядок. Но дали ли вы это нам? ” Это, товарищи, кабинетные обвинения... Все великие движения проходили трудные пути, все они связаны с лишениями, но перед задачей, которую мы поставили себе, бледнеет все остальное...
Нам предстоит преодолеть еще много преград, но мы уже много и преодолели... Можно убить Ленина, Троцкого (именно тогда не кто иной, как Зиновьев, и назвал Льва Давидовича вторым после Владимира Ильича — Ю. Ж. ), можно отобрать тот или иной город, но отнять у рабочих контроль над производством, отнять землю у крестьян — этого сделать никак нельзя».
А в конце речи обратился к самому больному на тот момент вопросу — о договоре с Центральными державами, продолжавшему волновать всех жителей страны, раскалывать и большевиков, и даже левых эсеров. «Все мы понимаем, — обещал Григорий Евсеевич, — что границы, установленные Брестским миром, кратковременны. Их сметет международная революция. Она близка, и германский империализм, взявший роль международного жандарма, не задушит ее»108.
Тот же бравурный лейтмотив пронизал и следующую речь Зиновьева, произнесенную не в Петрограде, на IV Съезде Советов. Выступил сразу после левых эсеров Б. Д. Камкова и И. 3. Штейнберга, резко критиковавших предложение о референдуме и даже пригрозивших покинуть заседание, но перед тем, как на трибуну поднялся Ленин. Как бы подготовил для него одобрительное настроение аудитории.
«Фракция большевиков, — заявил Григорий Евсеевич, — не боится взять на себя целиком и полностью ответственность за подписание договора». Затем обрушился на Камкова и Штейнберга, не пожелавших, как и большинство их партии, идеи мира. «Мы слишком верим, — продолжил Зиновьев, — в будущее российской и международной революции для того, чтобы избрать себе участь Парижской коммуны. Тот, кто желает умыть руки и уйти, пусть уйдет. Партия большевиков, которая не на словах, а на деле доказывает свою веру в грядущее торжество международной революции, возьмет на себя ответственность»109.
Ту же веру, ту же непоколебимую убежденность в скорой победе европейской революции высказывал Зиновьев и по возвращению в Петроград. Да еще единожды добавил от себя, обращаясь к членам Петросовета, наверняка обиженным переездом правительства в Москву. Заявил, совмещая правду и вымысел: такая мера чисто временная, вызванная внезапно возросшей угрозой захвата города немцами. «Мы надеемся, — пообещал Григорий Евсеевич, — что берлинские пролетарии помогут нам перенести ее (столицу — Ю. Ж. ) обратно в Красный Петроград»110.