Страница 184 из 200
Затем, подробно рассказав о якобы прямом участии членов центра в подготовке убийства Кирова, Зиновьев перешел к отношениям с «правыми»: «Перед самым отъездом (в ссылку в январе 1933 года — Ю. Ж. ) я имел свидание с Томским, которое тоже имело, по-моему, решающее значение в том смысле, что я на этом свидании Томскому открыл все дело для передачи его ближайшим друзьям Рыкову и Бухарину. Я рассказал о блоке, на какой основе этот блок построен, о людях».
Наконец, попытался Зиновьев объяснить — в чем же заключалась деятельность блока.
«Мы, — говорил Григорий Евсеевич, подразумевая себя и Каменева, — продолжали тактику, состоявшую из сочетания, комбинирования все более и более рафинированного, коварного двурушничества с подготовкой заговора». О деталях последнего умолчал, зато привел пример двурушничества. Оно, по его словам, выразилось после убийства Кирова в написании совместно с Каменевым и Евдокимовым некролога, посланного в «Правду», но не опубликованного. Однако тут же названные Зиновьевым соавторы резко отвергли свое участие в таком «двурушничестве».
Прервал показания и председатель суда.
«Ульрих: Подсудимый Зиновьев, скажите, пожалуйста, что вам известно о практических началах по подготовке теракта в отношении Сталина?
Зиновьев: Что было практически решено по этому вопросу. Я уже говорил, что я участвовал в этом деле. Я тоже говорил, (что) через Евдокимова мне было известно, что были две попытки покушения на Сталина, в которых принимали участие, насколько я помню, трое — Рейнгольд, Дрейцер и Пикель. Мне было известно, что их неудача была связана с тем фактом, о котором здесь вчера говорил в своих показаниях Бакаев.
Ульрих: Эта попытка имела место летом и осенью 1934 года, и непосредственным организатором ее был Бакаев?
Зиновьев: Да, на него это было возложено.
Ульрих: Не вы ли рекомендовали Богдана Бакаеву для того, чтобы он организовал убийство Сталина? Вы это подтверждаете?
Зиновьев: Подтверждаю»759.
Глава 27
Итак, в ходе полуторачасовых показаний, сопровождавшихся то пространными, то предельно краткими ответами на вопросы прокурора и председателя суда, Зиновьев признал все без исключения преступления, которые он якобы совершил. Признал деяния наказуемые, четко сформулированные обвинительным заключением, развернутые Вышинским в долгой пафосной речи, произнесенной на следующий день, 22 августа:
1. «Старый зиновьевский центр превратился в центр объединенного троцкистско-зиновьевского блока. Он реформировался, несколько окреп, ибо произошла консолидация нескольких группировок. С 1932 года он начинает более широко развертывать свою деятельность... В его составе были Каменев, Зиновьев, Евдокимов, Бакаев, Смирнов, Тер-Ваганян и Мрачковский. Этот центр был и, что самое важное, он сложился по прямому указанию Троцкого, Зиновьева и Каменева».
2. «Я хотел бы теперь получить от Зиновьева прямой ответ: берет ли Зиновьев на себя не только моральную, но и всю уголовную ответственность, и притом полную ответственность за подготовку, организацию и совершение убийства Сергея Мироновича Кирова? Конечно, Зиновьев скажет “Да”. Иначе он не может ответить».
3. «В чем заключалась деятельность центра? Зиновьев сказал: “Главное заключалось в подготовке террористических актов против руководства партии и правительства... ” Я спросил: “Против кого? ” Зиновьев ответил: “Против руководства”.
Я спросил: “То есть против Сталина, Ворошилова и Кагановича? ”» (ранее прокурор добавлял еще фамилии Орджоникидзе и Жданова — Ю. Ж. ). Но далее, не дождавшись ответа, Вышинский вернулся к убийству Кирова, чтобы получить необходимое ему подтверждение. Ответ Зиновьева — «Да».
Завершая же речь, выдержанную в традициях всех отечественных прокуроров, Вышинский заявил:
«Я считаю, что вина Зиновьева, Каменева, Евдокимова и Бакаева полностью установлена и что я могу освободить себя от обязанности перечислять многочисленные факты и подвергать анализу материал судебного следствия, изобличающий их в полной мере...
Я хочу закончить напоминанием вам, товарищи судьи, о тех требованиях, которые предъявляет закон в делах о тягчайших государственных преступлениях. Я позволю себе напомнить о вашей обязанности, признав этих людей, всех шестнадцать, виновными в государственных преступлениях, применить к ним в полной мере и те статьи закона, которые предъявлены им обвинением.
Взбесившихся собак я требую расстрелять — всех до одного! »760
1.
Да, Зиновьев подтвердил свое участие в создании центра, организации убийства Кирова, подготовку покушения на Сталина, Ворошилова. Но именно такие признания как его, так и остальных подсудимых превратили процесс в подлинную фантасмагорию.
Вроде бы все обвиняемые говорили чистосердечно, раскаиваясь под тяжестью — нет, не улик, а собственных признаний, которые они почему-то не опровергали. Говорили свободно, раскованно, не испытывая заметного со стороны какого-либо давления. Часто пререкались друг с другом. Зиновьеву возражали Каменев и Евдокимов; Смирнов обличал всех, уличая во лжи, ошибках, преувеличениях; показания Рейнгольда и Бакаева расходились в деталях, ставя под сомнение произнесенное и тем, и другим...
И все же, читая сегодня неправленую стенограмму процесса, трудно поверить всему тому, что тогда, в августе 1936 года, говорили в Октябрьском зале Дома союзов.
Но вернемся к показаниям Зиновьева по трем основным пунктам обвинения, и прежде всего — об образовании объединенного центра. А для начала следует обосновать, подтвердить не только необходимость, но и возможность центра, включавшего обе группы «левых» — троцкистов и зиновьевцев, да еще и с «независимцами», остатками «Рабочей оппозиции», а также и с «правыми».
В 1926-1927 годах уже существовал блок Троцкого и Зиновьева. Выступавших на 15-м партсъезде, публиковавших свои резкие статьи в «Дискуссионном листке» «Правды». И делавших это с полным пренебрежением к возможным репрессиям — ведь тогда, и не первый год, троцкистов и зиновьевцев переводили на новую работу подальше от Москвы и Ленинграда, ссылали, исключали из партии.
Участники того блока слишком быстро убедились в невозможности добиться своего таким образом, и большинство их «капитулировало». Публично отказалось от своих взглядов. Вот почему слишком трудно поверить в повторение такого же решения, да еще и в ухудшившейся обстановке. После случая с записью Каменевым разговора с Бухариным, после «дела Рютина», в котором многие из них оказались замешанными.
Единственное, что могло бы подвигнуть бывших оппозиционеров к новому сближению, да еще и всеохватному, так это тяжелейший кризис в стране, надежда благодаря тому на изменение внутриполитического курса и возвращение во власть. Но в таком случае полностью исключался терроризм как принципиальная основа сближения и следовало лишь выжидать.
Одним словом, объединенный центр мог появиться, но появиться, лишь исключив даже мысль об использовании эсеровской тактики. Однако и при таком варианте осенью 1932 года сближение вряд ли оказывалось возможным.
Во-первых, все потенциальные участники создания центра были слишком озабочены собственной судьбой. «Дело Рютина» с неизбежной, как они должны были понимать, слежкой за всеми ими не позволяло Зиновьеву свободно общаться со своими единомышленниками из-за вполне реальной угрозы ареста при столь неблагоприятных обстоятельствах.
Во-вторых, даже если Григорий Евсеевич и встретился бы с Евдокимовым, Бакаевым, другими конспиративно — «на даче в Ильинском», и не просто для обмена мнениями о положении в партии и стране, а для создания центра, то для существования того осталось бы всего несколько недель. Ведь Зиновьева и Каменева отправили в ссылку в октябре 1932 года, а Смирнова, Бакаева и Мрачковского арестовали в январе 1933 года.
Наконец, следствию так и не удалось представить хоть каких-либо доказательств участия Троцкого в создании центра.