Страница 149 из 200
Так весьма обтекаемо, ничего не говоря конкретно, Зиновьев охарактеризовал ситуацию 1925-1927 годов, 14-й и 15-й партсъезды. Время открытого противостояния всех «левых» — и самого Зиновьева, и Троцкого с их сподвижниками — «правым», находившимся в союзе с центристами Сталина. Но никаких имен, никаких характеристик взглядов тех и других от Григория Евсеевича никто так и не услышал.
Наконец, третьей коренной причиной всех ошибок Зиновьева, по его словам, опять же стала политическая ситуация в стране.
«Это была смерть Ленина, — заявил Григорий Евсеевич. — После смерти Ленина ЦК ощутил себя по-новому. Нужно было совершенно по-новому перестраивать руководство партии потому, что партия привыкла чувствовать себя за Лениным как за каменной стеной. 25 лет его авторитет решал тогда, когда были разногласия. В обстановке затяжки мировой революции, на основе НЭПа, когда мы подошли к реконструктивному периоду, возник целый ряд гигантских, сложных задач, которые были почвой, фоном всех расхождений. Конечно, когда мы говорили об объективных причинах тех или иных расхождений, то марксизм учит, что это не есть извинение для политики, которая сделала субъективную ошибку. Ошибки остаются ошибками, но для ясности нужно остановиться на объективном положении».
Понял ли кто-нибудь такое объяснение Зиновьева его расхождений с ЦК? Конечно же, нет. Но Григорий Евсеевич уже начал говорить об ином. О действительно наболевшем, и давно.
«Со мной, — наконец-то признался он, — плохую шутку сыграло то, что я высказывания товарища Бухарина долгое время отождествлял с мнением большинства и считал, что каждая ошибка, которую делает Бухарин, будет той ошибкой, по которой пойдет партия. В недавней передовой статье “Правды”, посвященной уклону Бухарина, перечисляются все его предыдущие ошибки и сказано так: когда началась борьба с так называемой новой оппозицией (она же “ленинградская” — Ю. Ж. ), к которой и я принадлежал, Бухарин был, в основном, вместе с партией и против этой оппозиции, но в борьбе с ней допускал крупнейшие ошибки, каковые и перечислены — лозунг “Обогащайтесь! ”, врастание кулака в социализм, кулацкие гнезда и так далее. Кроме того, Бухарин говорил, что мы доберемся до победы социализма и черепашьим шагом, что нам торопиться некуда. Это и есть национальная ограниченность, ибо черепашьим шагом мы идти не должны...
Моя коренная ошибка заключалась в том, что я представлял себе дело так, что вся партия идет по этой линии, и что каждую ошибку Бухарина ЦК поддерживает. Хотя я должен сказать, что как бы я ни был неправ на 14-м съезде, все же в моих выступлениях вы можете найти следующее. Мы не обвиняем товарища Сталина в том, что он, по сути дела, склонен поддерживать оценку товарища Бухарина. Зная товарища Сталина два десятка лет, мы уверены, что он НЕ поддерживает и не поддержит никогда такой линии по существу. Но мы обвиняем его в том, что он при наличии всего этого переплета с моей стороны и других товарищей склонен смотреть на ошибки Бухарина сквозь пальцы».
И чтобы резче подчеркнуть свои якобы «ошибки» времен оппозиции, Зиновьев пафосно добавил:
«Какая разница между программой индустриализации, опубликованной декларацией 1927 года, и индустриализацией, проводимой сейчас по генеральной линии? Разница та, что сегодняшняя программа есть не только пожелание, а широко, глубоко подготовленная и разработанная ЦК партии работа, которая стоит на солидной научной базе и сделана в момент, когда все материальные предпосылки обеспечены».
Так весьма неуклюже, малоубедительно Зиновьев пытался доказать якобы существовавшее различие между индустриализацией, которую «ошибочно» защищала оппозиция в 1925-1927 годах в спорах с ЦК, и той, которая осуществлялась пятилетним планом. И зачем-то добавил как заклинание: «Коммунизм неизбежно победит в Европе! ».
Когда Григорий Евсеевич говорил о годах эмиграции, об участии в революции и гражданской войне, о создании Коминтерна, он был велеречив. Старался не упустить ни одной известной фамилии, ни одного значительного факта, свидетельствовавших в его пользу. Но когда его спросили о том, что он сделал более чем за год пребывания на посту заведующего культурно-издательским отделом, обошелся буквально тремя фразами. «В работе фракции и правления Центросоюза, — скромно ответил он, — я принимал сравнительно слабое участие. То же — и в работе нашей ячейки. Но те поручения, которые мне давали, я исполнял»600.
Так Зиновьев понял свою роль в чистке. И посчитал, что прошел ее.
Глава 21
Осенью 1929 года советские газеты давали как никогда разнообразнейшую информацию.
Писали о достоинстве перехода на непрерывную неделю: четыре рабочих дня, пятый — отдых, что приводило не к четырем, а шести выходным в месяц. О заборных книжках, то есть введении из-за кризиса своеобразной формы карточной системы. Об установлении единоначалия в промышленности. О борьбе с правым уклоном. О походе ледореза «Литке» к острову Врангеля, чтобы снять обосновавшихся там канадцев и восстановить суверенитет СССР над этой арктической территорией.
Писали о завершавшемся строительстве Волховской ГЭС, заводов сельскохозяйственного машиностроения в Ростове-на-Дону, тракторного в Челябинске, автомобильного в Нижнем Новгороде. О том, что кулачество — классовый враг — вновь пытается сорвать хлебозаготовки.
Писали о продолжавшемся с лета советско-китайском вооруженном конфликте, вызванным захватом нерегулярными войсками Чжан Сюэляна, диктатора Маньчжурии, КВЖД, принадлежавшей СССР.
Писали об очень многом, но больше всего о самокритике.
Еще 2 июня 1928 года ЦК ВКП(б) обратился ко всем членам партии, ко всем рабочим с призывом развернуть самокритику. «Задачи реконструктивного периода, — отмечал документ, — не могут быть решены без смелого, самого решительного, самого последовательного вовлечения масс в дело социалистического строительства, проверки и контроля со стороны этих миллионных масс всего аппарата, его очищения от негодных элементов.
Лозунг самокритики — невзирая на лица, критика сверху донизу и снизу доверху — есть один из центральных лозунгов дня».
«Обращение» содержало весьма важное разъяснение:
«Только последовательно проведенная внутрипартийная и профсоюзная демократия — подлинная выборность партийных и профессиональных органов, полная возможность смещения любого секретаря, любого бюро, комитета и т. д. — создаст постоянный контроль масс, сможет снять бюрократические наросты с нашего аппарата и уничтожить возможные проявления бюрократического зажима, компанейской “круговой поруки”, чиновной угодливости, самодурства, забвения интересов масс и мещанской успокоенности. Вне этих мероприятий лозунг критики и самокритики превращается в бумажную отписку»601.
Но посчитав «Обращение» недостаточным, 16-я партконференция (23-29 апреля 1929 года) отдельной резолюцией «О чистке и проверке членов и кандидатов ВКП(б)» развила первоначальную идею, потребовав провести критику и самокритику на основе «генеральной чистки» партии. Тем в завуалированной форме предложила избавиться от всех бывших оппозиционеров как «левого», так и «правого» толка уже к 16-му съезду ВКП(б).
Резолюция открыто пояснила:
«Предпринимаемая проверка и чистка рядов партии, таким образом, сделает партию более однородной, освободит ее от всего некоммунистического»602. Определять же, что есть «некоммунистическое», предстояло не только членам ВКП(б), но и «беспартийным рабочим (города — Ю. Ж. ) и бедняцко-середняцким массам деревни», которые должны были присутствовать на открытых собраниях ячеек.
1.
О ходе именно такой кампании самокритики, призванной послужить основанием для исключения из ВКП(б) бывших оппозиционеров («сделать партию более однородной») и писали все газеты. Писали много, подробно. Но Зиновьев на статьи и заметки такого рода почему-то не обратил серьезного внимания. Вполне возможно, посчитал, что к нему, бывшему члену ЦБ, все это не имеет отношения. Во всяком случае, решил изложение своей биографии вполне достаточным, а резкую критику Троцкого и Бухарина — подтверждением своей приверженности генеральной линии, доказательством «коммунистичности».