Страница 150 из 200
Возможно, внушило Григорию Евсеевичу мысль о легком прохождении чистки и то, что за месяц перед тем «Правда» опубликовала его статью «Социал-демократический период мировой империалистической реакции и новый подъем» в двух номерах — от 5 и 7 сентября. Огромную — в целом семь колонок, да еще на престижных вторых полосах. Вроде бы претендующую на роль теоретической. На деле же оказавшуюся самой заурядной, которую легко мог написать любой профессиональный партийный журналист-пропагандист.
В статье Зиновьев основное внимание уделил беспощадному разоблачению лидера лейбористской партии Макдональда, возглавлявшего британское правительство с 24 января по 4 ноября 1924 года и снова занявшего пост премьера 8 июня 1929 года. Правда, доказывать советским читателям его предательскую роль по отношению к британским рабочим давно уже не было нужды. Особенно после провала всеобщей забастовки в мае 1926 года, так и не перешедшей к политическим требованиям.
Столь же заурядной оказалась и вторая тема статьи — об отсутствии стабилизации капитализма, которую отстаивал Бухарин. Зиновьев же попытался доказать наличие нового подъема международного рабочего движения. По его словам, свидетельствовавшего о приближении пролетарской революции в Европе на весьма немногочисленных примерах, скорее говоривших об обратном. Называл всеобщую забастовку в Великобритании в мае 1926 года, попытку коммунистического восстания в Австрии в июле 1927 года, майскую многотысячную демонстрацию в Берлине в 1929 году. Столь же неудачными выглядели и прогнозы
Зиновьева: «Китай еще недавно кипел и закипает вновь. А Индия кипит. А в странах Южной Америки дело также растет».
Отсюда Григорий Евсеевич и делал более чем оптимистический вывод. «Борьба обостряется, — писал он. — Борьба кипит. Успехи социалистического строительства в СССР еще больше разжигают злобу империалистов и злопыхательство с. -д. вождей. Главная демаркационная линия проходит между СССР — страной диктатуры пролетариата — и мировым империализмом».
Не ограничившись столь общими словами, пошел дальше. Используя события в Маньчжурии, прозрачно намекал: «Трудно еще сказать, чем непосредственно закончится конфликт на КВЖД, останется ли он в этой стадии “локальным” конфликтом. Но одно несомненно. От событий на КВЖД будет впоследствии вестись новая глава в международных отношениях. Борьба буржуазных сил вошла в новую стадию».
Об этой статье как о своем крупном достижении Зиновьев напомнил присутствовавшим на его чистке. Однако настроение зала не изменилось. Собравшиеся равнодушно восприняли его рассказ о далеком прошлом. О том, что он делал и десять, и двадцать лет назад. Все ожидали иного, ради чего и пришли — о сговоре оппозиционеров, об их закулисных интригах, о далеко идущих планах. О том, что же скрывалось за открытой борьбой на 15-м партсъезде. От Зиновьева ждали раскрытия тайн, но так и не дождались. И потому Озол, председатель Замоскворецкой РКК (районной контрольной комиссии), проводивший чистку, вынужден был отметить ее чисто формальный характер. Да, Зиновьев пришел, выступил, отвечал на вопросы. Но все время юлил, уходил от непременной самокритики, постоянно переводил разговор на Троцкого и Бухарина, умалчивая о себе603.
В результате такой оценки Зиновьеву две недели спустя, 23 октября, пришлось объясняться с Замоскворецкой РКК.
«Возможно, — писал он, — те или другие формулировки вышли неточными. Но, во всяком случае, я не хотел и не хочу в чем бы то ни было замазывать свои ошибки ссылками на ошибки Бухарина, и вообще в мои намерения не входило и не входит предпринимать какие бы то ни было диверсии подобного рода.
Я заявляю вам и готов заявить это всюду, что ЦК был прав, а я не прав:
1) в вопросе о строительстве социализма в нашей стране;
2) в крестьянском вопросе, в частности, о середняке;
3) в вопросе о фракционной работе моей в Питере;
4) в вопросе о моем блоке с Троцким
и во всех других вопросах, по которым я вел борьбу против ЦК.
Все решения ЦК против оппозиции, к которой я принадлежал, были правильными, как это доказано теперь опытом. Своими словами о Бухарине я ни в коем случае не хотел создавать впечатление, будто я боролся против Бухарина, а не против ЦК. Вред моей борьбы против ЦК признаю полностью... Я чрезвычайно огорчен тем, что был понят не так, как того хотел, и готов сделать абсолютно все возможное, чтобы ликвидировать недоразумение.
Я надеюсь, что РКК признает это мое заявление достаточным, чтобы ликвидировать инцидент, и что оно отвечает также требованию ячейки Центросоюза о полном, решительном, большевистском признании своих ошибок»604.
Иначе говоря, Зиновьев подписал полную и безоговорочную капитуляцию. Вторую за последние два года, почему и сумел добиться прощения еще раз.
12 ноября 1929 года Замоскворецкая РКК неожиданно отменила свое постановление от 10 октября — принятое практически сразу по прохождению Зиновьевым чистки. То самое, согласно которому Григория Евсеевича признали не только не прошедшим экзамена на самокритику, но еще и проявившим полное равнодушие к служебным обязанностям.
Новое постановление РКК, принятое на заседании ее президиума под председательством все того же Озола, установило прямо противоположное старому. О чистке: «Ввиду поступления заявления т. Зиновьева, разъясняющего и уточняющего» его выступление на собрании ячейки ВКП(б) Центросоюза, «вопрос считать исчерпанным». О работе: «Постановление президиума (РКК — Ю. Ж. ) заслушать его личное объяснение и указание о недавней (всего лишь на протяжении почти полутора лет! — Ю. Ж. ) работе в культурно-издательском отделе и загруженности, решение президиума в отношении т. Зиновьева отменить»605.
Такое могло произойти лишь благодаря вмешательству вышестоящих органов. Может быть, ЦКК, а может, и ЦК. Но о том знал только Озол.
Окрыленный происшедшим, Зиновьев поспешил заняться личными делами. В ноябре подписал с Соцэкгизом (государственным издательством социально-экономической литературы) договор на издание и переиздание своего перевода с немецкого книги Адольфа Гитлера «Моя борьба», более известной под названием на языке оригинала «Майн Кампф»606.
Книги, широко известной во всем мире как программа германского нацизма, излагавшей его основные идеи и задачи. В том числе — борьбу с большевизмом, уничтожение СССР. В руководстве ВКП(б) ее могли прочитать лишь те, кто свободно владел немецким. Но врага следовало знать, и для предельно ограниченного круга читателей, не знавших иного языка, кроме русского, и предназначался перевод Зиновьева, который он к тому времени практически завершил. Договор же с издательством требовался ему для того, чтобы получить гонорар, — в деньгах он остро нуждался все последнее время.
Покончив с проблемой оплаты выполненной работы, Григорий Евсеевич решил принять участие в обсуждении не просто далекого от его интересов, а совершенно незнакомого вопроса — о будущем города как такового, о том, каким должен стать город в эпоху социализма.
Дискуссия на эту тему началась в Комакадемии 31 октября, хотя архитекторы по заданию ВСНХ уже проектировали «социалистические города» при крупней
ших объектах пятилетки — в Кузнецке и Магнитогорске, Запорожье и Сталинграде, Нижнем Новгороде. Н. К. Крупская, Ю. Ларин, Г. М. Кржижановский, председатель Малого СНК РСФСР Н. А. Милютин, нарком здравоохранения РСФСР Н. А. Семашко, уже бывший нарком просвещения РСФСР А. В. Луначарский, виднейший экономист той поры С. Г. Струмилин, выступая, делали свой выбор между предложениями двух экономистов — урбаниста Л. Сабсовича и дезурбаниста М. Охитовича. Сходившихся только в одном — необходимо успеть подготовиться к уже недалекому, года через 3-4, будущему. Когда, выполнив пятилетний план, страна вступит в социализм, первую фазу коммунизма. Когда, согласно Марксу и Энгельсу, начнут отмирать государство и право, армия, семья.
Сабсович отстаивал сохранение города, но не существовавшего, а принципиально иного. Сформированного 50-100 домами-коммунами (они же жилые комбинаты), рассчитанными каждый на примерно тысячу человек. В них взрослому полагалась отдельная комната (жилая ячейка) с готовым набором мебели: кровать, стол, стулья, полка для книг, шкаф для одежды, в особых нишах умывальник и плита (электрическая или газовая) для разогревания готовой пищи, а также вся необходимая посуда. Кроме того, в доме-коммуне предусматривались общая столовая, в которую еда доставлялась из фабрики-кухни, клуб-кинотеатр, библиотека, комнаты для индивидуальных и коллективных занятий, физкультурный зал, плавательный бассейн.