Страница 147 из 200
Окончательно обосновавшись на новом месте, Зиновьев забыл обо всем, что говорил как твердое обещание Бухарину перед отъездом в Калугу. Возобновил регулярные встречи со старыми соратниками по оппозиции. С Бакаевым, Евдокимовым, Куклиным, Федоровым, иными. Называл такое общение семинаром по политическим проблемам, но поступал так лишь из желания побольше разузнать о настроениях в партии в условиях не только продолжавшихся принудительных хлебозаготовок, но и после шахтинского процесса. Попытаться вызнать о закулисных делах в ПБ.
С последним ему предстояло очень скоро познакомиться. Зиновьев неожиданно для себя оказался втянутым в расследование истории с записью Каменевым беседы с Бухариным.
Дело в том, что Троцкий в своем «Циркулярном письме» от 21 октября 1928 года, обращенном к сторонникам, сообщил: «Как рассказывают по Москве, Бухарин конспиративно бегал к Каменеву с черного хода и обещал “отдать” Сталина и Молотова за Каменева и Зиновьева»592.
24 ноября Сталин не без помощи сотрудников ОГПУ получил экземпляр этого послания и сразу же разослал его «для ознакомления членов и кандидатов в члены ПБ, членов президиума ЦКК»593. Результат оказался вполне предсказуемым. От Каменева незамедлительно потребовали объяснений, которые он и изложил в записке от 29 ноября, обращенной к Сталину.
«Я слышал, — писал Каменев, — что членам ЦК раздают для сведения письмо из Алма-Аты от 21 октября за подписью Троцкого. Я видел это письмо и не считал нужным реагировать на заключающиеся в нем выдержки относительно моих якобы бесед с каким-то “представителем” Троцкого. Но раз это письмо рассылается членам ЦК (или ПБ), я нахожу необходимым заявить товарищам, что изложенный в нем разговор и приписанное мне Троцким мнение представляет плод фантазии, подстегнутой политическим раздражением»594.
О самой встрече с Бухариным — пока ни слова. Скорее всего, Каменев искренне считал ее вполне нормальной, нисколько не нарушающей партийных норм.
Обсуждение малопонятного для многих вопроса состоялось только три месяца спустя. 30 января и 9 февраля 1929 года, на объединенном заседании ЦБ и президиума ЦКК. Лишь после того, как завершилась попытка установить: когда и как запись беседы оказалась у Троцкого, как распространялась среди его единомышленников. Попытка, оказавшаяся бесплодной.
Причина столь пристального интереса объяснялась донельзя просто. Членов ПБ (конечно, за исключением Бухарина, Рыкова и Томского) испугала сама возможность создания блока «правых» с Зиновьевым, а возможно, еще и с Троцким. Создания широкого объединения всех оппозиционеров, да еще и со столь четко указанной целью — отстранение Сталина и Молотова. Далеко не случайно Менжинский как глава ОГПУ заговорил на объединенном заседании о том, что и Зиновьев, и Каменев «пришли к партии с камнем за пазухой», а Молотов упирал на проявление нелояльности к ЦК самой конспиративностью встречи.
Не приглашенные на заседание Зиновьев, имевший более чем косвенное отношение к «делу», и Каменев вынуждены были дать 14 марта письменное объяснение, четко разделив его на четыре пункта:
1. «... Решительно никто, кроме фашистов да еще белогвардейцев, не мог быть заинтересован в опубликовании этого письма (записи беседы — Ю. Ж. )... В том, что напечатали это письмо троцкисты и что только они (да еще белогвардейцы) были в этом политически заинтересованы, не может быть никакого сомнения. Не разъясненным остался лишь вопрос, как могло попасть к ним это письмо. Мы лично абсолютно убеждены, что здесь имела место кража... Никто, абсолютно никто кроме нас ни на минуту не имел этого письма в своем распоряжении... От кражи политических документов не застрахован ни один политический деятель, особенно в нашем положении (в Калуге у нас не было даже хорошо запирающихся письменных столов, не говоря уже о стальных шкафах)... ».
2. «... Если Менжинский знает что-либо о каком-то “камне”, почему он как член ЦК не протестовал против возвращения нас в партию? Почему он, высказав это подозрение, не попытался тут же чем-либо его доказать?.. После возвращения в партию мы неоднократно беседовали с членами ЦК и ЦКК, и ни один из них не указал нам, что в нашем поведении была какая-либо нелояльность по отношению к партии... ».
3. «... Некоторые места записи разговора ст. Бухариным толкуются в смысле попытки блока. Это толкование, поскольку оно касается нас, неверно ни по существу, ни формально. Ни с кем никаких блоков мы не думали заключать и не заключали. Выслушать ряд хотя бы самых резких суждений одного члена ПБ о других его членах еще не значит вступить с ним в блок. И Бухарину, и Каменеву во время разговора была совершенно ясна глубина теоретических разногласий, их разделяющих. Из самой записи следует, что в разговоре не было сделано ни малейшей попытки устранить эти разногласия или хотя бы обсудить их в целях какого бы то ни было их согласования. Что же касается каких-либо частных задач подобного “блока” вроде изменения состава ПБ и тому подобных, то просто смешно думать, что мы могли бы ставить себе подобные цели... ».
4. «В чем можно усмотреть нелояльность Каменева по отношению к ЦК в связи с посещением его т. Бухариным? Неужели кто-либо думает, что лояльность требовала от т. Каменева, чтобы после посещения его Бухариным он немедленно “побежал бы в ЦКК с доносом о том, что ему сказал член ПБ Бухарин? ” Не членам ПБ и ЦКК хорошо известно, что и Каменев, и Зиновьев делали неоднократные попытки выяснить свою точку зрения Политбюро, что они неоднократно добивались свидания с членами ПБ и президиума ЦКК, что каждый раз, когда они имели возможность беседовать с ними (с тт. Молотовым, Орджоникидзе, Ворошиловым, Ярославским), они заявляли им, что не разделяют взгля
дов “правых”, что солидарны с линией ЦК и резолюциями пленумов, что готовы всеми силами и на любой работе помочь партии и ЦК в борьбе на два фронта -и против разлагающей работы троцкистов, и против правой опасности. Однако все члены ЦК и ЦКК в беседах с нами решительно отводили вопрос о внутрипартийных разногласиях и отклоняли наши попытки ознакомиться с положением дел в руководстве партии»595.
Ни одна сторона выяснения отношений, перешедших в эпистолярную форму, так и не сумела убедительно доказать собственную правоту. И потому 28 марта ПБ утвердило проект ответа Зиновьеву и Каменеву, подготовленный Сталиным и Молотовым, при трех голосах «против» — Бухарина, Рыкова и Томского. Ответа, в котором «дело» было названо «мягко говоря, недоразумением», изложенным авторами на свой собственный лад. Завершавшийся так:
«Политбюро не может не констатировать, что приведенные выше факты говорят отнюдь не в пользу тт. Каменева и Зиновьева. Нужно признать, что если бы тт. Каменев и Зиновьев интересы партии и ее единства ставили выше групповых соображений, то не могло иметь места ни факт закулисных переговоров, ни конспирирования в отношении ЦК по поводу этих переговоров.
Ленин учил, что единственно правильная политика есть политика принципиальная, свободная от закулисных, верхушечных комбинаций. Нельзя сказать, что тт. Каменев и Зиновьев во всей истории с “запиской” т. Каменева руководствовались этим указанием Ленина»596.
Только и всего! На этот раз обошлось без «оргвыводов» — каких-либо наказаний по партийной линии. Лишь после публикации записи беседы в берлинских газетах — леворадикальной «Фолквилле» 24 марта и «Социалистическом вестнике» 29 марта ПБ вынуждено было в заседании 30 апреля поддержать требование Орджоникидзе:
«Строжайше допросить тт. Каменева и Зиновьева. Допросить т. Сокольникова. О. Д. Каменеву (родную сестру Л. Д. Троцкого и первую жену Л. Б. Каменева — Ю. Ж. ) снять с ВОКСа (Всесоюзного общества культурных связей с заграницей — Ю. Ж. ) без объяснения причины. Стенограммы (заседаний ПБ и президиума ЦКК, обсуждавших проблему записей Каменева — Ю. Ж. ) не давать тт. Каменеву, Зиновьеву, Шляпникову, Медведеву, Рязанову (создатель и директор Института Маркса и Энгельса, почему поддерживал вполне официальные связи с германской социал-демократией — Ю. Ж. )»597.