Страница 146 из 200
Зиновьева слишком напугало то, что его соратники расценят помещенное уведомление читателей как явное доказательство заказа, а саму статью — как слишком послушное и поспешное исполнение воли «правых». Но нет худа без добра. Теперь, полагал Григорий Евсеевич, Бухарин не сможет увильнуть от беседы с ним. И в тот же день, 13 мая, написал ему:
«Дорогой Николай. Только что мне передали по телефону текст примечаний, которые сделала редакция “Правды” к моей статье “Куда пришли”... Сел бы ты на машину как-нибудь в субботу или воскресенье и приехал. По шоссе (хорошее! ) тебе езды часа 2-3». И чтобы наверняка заманить, намекнул, что догадывается о начавшихся разногласиях в ПБ. «У меня, — писал Зиновьев, — такое чувство, что по сравнению с надвигающимися (и надвинувшимися! ) проблемами и трудностями отголоски и остатки нашей кончившейся борьбы (выделено мной — Ю. Ж. ) такой пустяк»585.
Бухарин не только не приехал, но и не ответил Зиновьеву. И отнюдь не из-за осторожности. Разногласия по хлебозаготовкам — разногласия, но пока у него по остальным вопросам вроде бы единение со Сталиным. Вместе они написали резолюцию по Китаю и обращение ЦК по шахтинскому делу, а теперь он еще и выполняет самое важное поручение ПБ — подготовил проект программы Коминтерна для утверждения на его VI конгрессе. Ну, а все остальное решится на ближайшем пленуме. Вот тогда-то он и успеет подумать — встречаться ли ему с Зиновьевым, или нет.
Очередной пленум ЦК открылся 4 июля, чтобы успеть обсудить проект программы, и если потребуется, то внести необходимые поправки и дополнения. А из остальных вопросов важнейшим стала злосчастная проблема хлебозаготовок. Резолюция, явившаяся результатом бурного обсуждения, отметила как самое существенное, как своеобразный итог НЭПа:
«Несмотря на достижение 95 % довоенной нормы посевных площадей, товарный выход зернового производства едва превышает 50% довоенной нормы. Отсюда почти полное падение экспорта хлеба, составлявшего до войны 600-700 млн пудов ежегодно». При этом в резолюции не упоминалось, что ПБ совсем недавно, 15 марта, утвердило увеличение бюджетных ассигнований для расширения капитального строительства на 20 млн рублей. В том числе Тельбесского (в следующем году переименованного в Кузнецкий) и Керченского металлургических комбинатов, заводов тяжелого машиностроения — в Свердловске, сельскохозяйственного машиностроения — в Ростове-на-Дону, трубопрокатного — в Мариуполе, тракторного — в Сталинграде, да еще строительство домн и мартенов на старых заводах586.
Зато резолюция твердо указала: «Необходимо проводить в жизнь поставленную 15-м съездом задачу “объединения и преобразования мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы”»587. То есть приступить к коллективизации сельского хозяйства.
Только тогда Бухарин понял, что проиграл. Но посчитал — лишь очередную схватку. Следовательно, для продолжения борьбы ему, Рыкову, Томскому, Угланову надо срочно найти сильных союзников. Известных и широко популярных хотя бы в прошлом. И решил для того вступить в переговоры с Зиновьевым. Но не напрямую, а через Каменева, часто бывавшего в Москве.
11 июля, накануне закрытия пленума ЦК и за шесть дней до начала работы VI конгресса Коминтерна, который ему предстояло открыть отчетным докладом, Бухарин отважился на встречу с Каменевым. Да и то лишь после того, как сначала посредником выступит Л. Н. Сокольников, незадолго перед тем переведенный с должности заместителя председателя Госплана СССР председателем правления одного из ключевых учреждений — Нефтесиндиката.
Далее — по записи, сделанной Каменевым.
11 июля, 9 часов утра. Сокольников по телефону Каменеву: «У Бухарина окончательный разрыв со Сталиным... Бухарин дважды говорил: разве вы не понимаете, что я сейчас отдал бы Сталина за Каменева и Зиновьева... На пленуме речь Сталина -... чтобы развивать промышленность, нужна дань с крестьянства. Ответ Бухарина: теория дани ничем не отличается от теории Преображенского... Положительная программа напишется вместе с вами. Бухарин сам хочет поговорить. Блок для снятия Сталина — почему ничего не сделали».
И июля, 10 часов утра. К Каменеву пришли Бухарин и Сокольников. «Очень волнуясь, (Бухарин) сказал следующее: Примечание к статье Зиновьева было продиктовано Сталиным против меня как компромисс с Молотовым, который был решительно против помещения статьи Зиновьева... Дело в ЦК партии зашло так далеко, что вы (а также, вероятно, и троцкисты) неизбежно будете в него втянуты и будете играть в его решении важную роль. Обе стороны еще опасаются апеллировать к вам. Но, во всяком случае, в течение пары месяцев это неизбежно... К вам обратятся и сталинцы...
Мы считаем, что линия Сталина губительна для всей революции. С ней мы можем пропасть. Разногласия между нами и Сталиным во много раз серьезнее всех бывших у нас разногласий с вами, я, Рыков и Томский единогласно формулируем положение так: Было бы гораздо лучше, если бы мы имели сейчас в ПБ вместо Сталина Зиновьева и Каменева»588.
Зиновьев, для которого Каменев, собственно, и сделал эту запись, не поддался на посулы Бухарина. Слишком уж хорошо знал о слабости «правых», которые ни при каких условиях не смогли бы снять Сталина. Потому и решил связать свое будущее не с Бухариным, а с генсеком. Тем более, что именно Сталин проводил теперь тот самый курс, который недавно отстаивал он, Зиновьев.
Была и еще одна причина, более веская, для того, чтобы Григорий Евсеевич отверг предложение Бухарина. Да и как иначе он мог поступить, если еще 22 июня «сталинский» ЦКК восстановил его, Каменева и других зиновьевцев в партии. Протокол 11, пункт 6 заседания президиума ЦКК зафиксировал:
«Принимая во внимание, что товарищи (далее следовало 38 фамилий, в том числе И. П. Бакаева, Г. Я. Беленького, А. М. Гертика, С. М. Гессена, Г. Е. Евдокимова, П. А. Залуцкого, Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, М. М. Лашевича, З. И. Лилиной — Ю. Ж. ) сделали заявления, в которых признали свои принципиальные ошибки, отмежевались от платформы троцкистов, осудили фракционную деятельность троцкистской оппозиции и прекратили эту деятельность, и заявили о полном подчинении всем решениям ВКП(б) и Коминтерна, на основании постановления 15-го съезда ВКП(б) об оппозиции, принятого 18 и 19 декабря 1927 года, восстановить их в рядах ВКП(б) с прежним партстажем, отметив в личных делах перерыв в их пребывании в партии со времени исключения».
28 июня аналогичное решение приняло и ПБ: «Не возражать против постановления президиума ЦКК от 22. 6. 28 г. о восстановлении в рядах партии тт. Зиновьева, Каменева и др. »589.
Опала длилась всего шесть месяцев. Чуть меньше продолжалась для Зиновьева ссылка, сопровождавшаяся вынужденным безделием. Наконец, 28 июля 1928 года правление Центросоюза (Центрального союза потребительских обществ СССР) утвердило Григория Евсеевича членом правления и заведующим культурно-издательским отделом590.
Конечно же, Центросоюз — это не ИККИ, не ЦК ВКП(б), но все же весьма значительная организация. Охватывавшая 60 млн пайщиков в городах (подавляющая часть взрослого трудоспособного населения) и почти всех сельских жителей. Имевшая свою обрабатывающую промышленность — производство муки, макарон, кондитерских изделий, консервов. И свою торговую сеть — 170 тысяч магазинов, лавок, ларьков, киосков.
Если действительно рваться к работе, как вроде бы хотел Григорий Евсеевич, Центросоюз мог стать огромнейшим полем деятельности. Дать возможность нести грамотность, культуру в массы. Однако Зиновьев не спешил воспользоваться представившимся случаем проявить себя, восстановить подмоченную репутацию.
Прежде всего, устроился с жильем — ведь из Кремля его выселили, отправляя в Калугу. Теперь взамен утраченного предоставили роскошные, так называемые адвокатские апартаменты на Арбате, в доме 35/5 (угол Калошина переулка), квартиру 59. Из четырех комнат общей площадью 83 кв. метра, одной полутемной в 4 метра, с кухней, ванной, туалетом591. Для четырех членов семьи — сразу после смерти осенью 1928 года Лилиной Зиновьев женился во второй раз на Евгении Яковлевне Ласман, сына от первого брака Семена и его жены Берты — по нормам того времени более чем достаточно. Кроме того, позволили снять и дачу. В Малаховке, в поселке Касимовка, по Интернациональной улице, дом 9.