Страница 142 из 200
Предложение Янсона одобрили, предоставив ему возможность открыть утром 23 октября последнее заседание пленума. Однако секретарь партколлегии ЦКК не стал вдаваться в пространные подробности. Ограничился кратким повтором всего, уже известных примеров нарушений партдисциплины Троцким и Зиновьевым, и заставлявших настаивать на исключении их из состава ЦК. Сжатость же доклада Янсона объяснялась просто. О прегрешениях оппозиционеров сообщил еще и председатель ОГПУ В. Р. Менжинский. Поведавший о некоем странном заговоре в Красной армии, почему-то названном им «путчем». Постаравшийся напугать участников пленума. Правда, основываясь на показаниях всего лишь одного командира, назвавшего еще двух, так же, как и он, служивших в Монголии.
Опровергнуть заявление Янсона, а также и не доказанную Менжинским связь лидеров оппозиции с «заговорщиками», попытались члены ЦК И. П. Бакаев, Н. И. Муралов и член ЦКК Г. Л. Шкловский. Только попытались, так как их постоянно прерывали грубыми репликами. Наиболее ярко выразил такое настроение пленума его председатель Рыков. На просьбу Муралова — «Алексей Иванович, защитите меня, потому что они меня прерывают, а время идет», ответил: «Надо пленум ЦК и ЦКК защитить от вас»562.
Лишь Зиновьеву, да и то поначалу, удалось говорить при замолчавшем зале. Свое выступление он сосредоточил на «фракционности и борьбе по платформам», а в защиту оппозиции приводил слова Ленина, сказанные тем на 10-м партсъезде. Затем перешел в наступление, но стал метать молнии не в Бухарина, Рыкова, которые словно перестали для него существовать, а исключительно в генсека, чем невольно готовил ему роль «вождя». Для того и перечислил «политические ошибки, наделанные сталинским руководством за эти два года», то есть между 14-м и 15-м съездами.
«В области международной, — начался список ошибок, — пассив Сталина: 1) проигрыш китайской революции (конечно, она еще подымется вновь); 2) позорное банкротство политики блока с предателями из Генсовета; 3) ускорение разрыва Англии с СССР; 4) полуразрыв с Францией; 5) шаг по пути признания довоенных долгов; 6) начало раскола Коминтерна; 7) передача ряда компартий в руки правых.
В области внутренней политики пассив Сталина: 1) задержка в улучшении положения рабочих; 2) известный холодок в рабочем классе к нынешней политике ЦК; 3) рост кулака; 4) ухудшение настроений в деревне; 5) неудача кампании за снижение цен; 6) рост безработицы; 7) некоторое обострение продовольственного вопроса; 8) рост не только экономической, но и политической силы новой буржуазии — нэпмана, кулака, бюрократа...
В области внутрипартийной пассив Сталина: партия подведена вплотную к опасности раскола... Исключения сотен лучших коренных рабочих-большевиков, исключение таких работников из партии, как Преображенский, Шаров, Серебряков, Саркис, Вуйович, Мрачковский... Было ли что-либо подобное у нас когда бы то ни было, тем более — перед съездом? Я уже не говорю об обысках и арестах, о которых все больше узнает вся партия и весь рабочий класс».
Зиновьев не просто перечислил «пассив». Обобщил: «На этом фоне, на почве неправильной, в корне неправильной политики, международной и внутренней, и рождаются нынешние ваши способы борьбы. Я понимаю, что при неправильной классовой линии Сталин в основном — он вынужден править теми чрезвычайными мерами, как осадное положение... Сталин вынужден угощать вас все более и более острыми блюдами, какие никак не лезут в рот партии».
Конечно же, напомнил Зиновьев участникам пленума о демонстрации рабочих Ленинграда в поддержку оппозиции, прошедшей только что, 17 октября. «Я спрашивал себя, — продолжал он, — каково же будет непосредственное влияние ленинградской демонстрации на наш пленум. Удержит ли она Сталина от дальнейшей политики раскола, или, напротив, побудит его действовать еще сильнее. По-видимому, случилось последнее. Сталин, очевидно, говорит: вы видите, часть рабочих уже поддерживает оппозицию — надо скорее покончить с нею»563.
Может быть, Сталин и намеревался еще раз уступить лидерам оппозиции. Может быть... Но после обвинений, выдвинутых в его адрес Зиновьевым, об уступке больше не могло и быть речи. «На последнем пленуме ЦК и ЦКК, — объяснил генсек свою позицию в большом, длившемся более часа, докладе, и завершившим дискуссию, порожденную выступлением Янсона, — в августе этого года меня ругали некоторые члены пленума за мягкость в отношении Троцкого и Зиновьева. За то, что отговаривал пленум от немедленного исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК. Видимо, это я тогда передобрил и допустил ошибку, предлагая более умеренную линию в отношении Троцкого и Зиновьева. Но теперь, товарищи, после всего того, что мы пережили за эти три месяца,.. для мягкости не осталось уже никакого места. Теперь надо стоять нам в первых рядах тех товарищей, которые требуют исключения тт. Троцкого и Зиновьева из ЦК»564.
Утвержденное в тот же день, 23 октября, постановление практически повторило сталинскую смысловую конструкцию. «Объединенный пленум ЦК и ЦКК в августе 1927 года, — гласило оно, — проявил высокую степень терпимости и уступчивости в отношении тт. Троцкого и Зиновьева... Однако тт. Троцкий и Зиновьев вторично обманули партию и грубейшим образом нарушили взятые на себя обязательства... Ввиду этого объединенный пленум ЦК и ЦКК постановляет: тт. Троцкого и Зиновьева из состава ЦК исключить»565.
4.
И снова оппозиция не смирилась. Ответила в прежнем духе. Агрессивно. 7 ноября, в день десятой годовщины Октября, попыталась провести по стране собственные демонстрации со своими лозунгами — «Выполним завещание Ленина! », «Повернем огонь направо, против кулаков, нэпманов, бюрократов! », «За подлинную рабочую демократию! », «Да здравствуют вожди мировой революции Троцкий и Зиновьев! ».
В Москве приветствовали своих сторонников Смилга и Преображенский, Каменев выступил в самой большой аудитории МГУ. В Ленинграде обращались к колоннам рабочих Зиновьев и Радек, шли в рядах демонстрантов Бакаев и Лашевич. В Харькове произнес речь Раковский. Словом, вполне законные, никем еще не запрещенные действия. Даже непременные для большевиков, и делавших эту самую революцию. Однако все те же Янсон и Е. М. Ярославский нашли повод для немедленных репрессий. 10 ноября по их инициативе ЦКК постановила:
«Ввиду ряда новых фактов о совершенно исключительно антипартийном поведении оппозиции (так были названы столкновения с милицией, пытавшейся ее разогнать — Ю. Ж. ) уже после демонстрации 7 ноября (работа Раковского в Днепропетровске, в Харькове, подготовка (? ) захвата аудитории в Москве и проч. ), предложить тт. Троцкому и Зиновьеву категорически отказаться от переноса разногласий за пределы партии и от отклонения или уклончивости ответа на этот вопрос исключить тт. Троцкого и Зиновьева из ВКП(б)»566.
Через день и ПБ, даже не дожидаясь какого-либо ответа от лидеров оппозиции, приняло собственное решение:
«Тт. Троцкого и Зиновьева из рядов ВКП(б) ИСКЛЮЧИТЬ»567.
... Наконец-то Зиновьев снискал терновый венец мученика, которого столь долго добивался. Правда, не в одиночку. Вместе с Троцким. А в партии установилось жесточайшее принудительное единомыслие.
Глава 20
Итак, свершилось. Правда, не сразу. Поэтапно.
Еще 23 июня 1926 года из ПБ вывели Зиновьева, 23 октября — Троцкого и из кандидатов в члены ПБ Каменева. Оппозиционный блок, настаивавший на форсированной индустриализации за счет накоплений нэпманов, кулаков и зажиточных крестьян, оказался обезглавленным. Второй акт разыгрался 14 ноября 1927 года. Троцкого и Зиновьева исключили из партии, а 18 ноября — Каменева и еще 97 наиболее видных участников блока, среди которых оказалась 3. И. Лилина, жена Зиновьева.
Все? Ведь «правые» при самой активной поддержке центристской группы Сталина сумели добить, наконец, «левых». Однако, как оказалось, с их точки зрения — не до конца. Всех их еще и решили выслать из Москвы, Ленинграда. О том говорило постановление ПБ, принятое месяц спустя, 16 января 1928 года. То самое, на резкость которого в значительной степени повлияли события, разыгравшиеся в официально названный день отправки Троцкого в Алма-Ату, маленький городишко в предгорьях Тянь-Шаня, населенный семиреченскими казаками.