Страница 143 из 200
«В день предполагавшегося отъезда Троцкого (16 января, в 22 часа — Ю. Ж. ), — сообщало постановление, — оппозиция организовала на вокзале (Казанском — Ю. Ж. ) демонстрацию, в которой приняли участие преимущественно оппозиционно настроенные вузовцы и советские служащие плюс различная случайная вокзальная публика — пригородные жители, торговцы и т. п. Толпа, в которой находились Муралов, Мирский, Грюнштейн, Богуславский и др., выкрикивала слова “Да здравствует Троцкий! ”, “Да здравствует троцкизм! ”, “Долой жандармов! ”, “Долой фашистов! ”, “Долой термидорианцев! ”, “Стреляйте в нас, палачи! ” и т. п. Около 20 человек активных участников демонстрации были арестованы».
Иначе шла речь о тех, кого Троцкий назвал «капитулянтами»: «Что касается бывшей группы Зиновьева, Каменева, то ввиду их заявления о принятии ими всех условий съезда, все товарищи, принадлежащие к этой группе, распределяются через ЦК на местную работу»568.
О том же, только очень кратко, информировало и сообщение ТАСС, опубликованное 17 января в центральных газетах.
Хотя для «местной работы» Зиновьеву и Каменеву определили Калугу, расположенную в трех-четырех часах езды по железной дороге от Москвы, Григорий Евсеевич лишился любой возможности получать даже от знакомых информацию о том, что же происходит в ЦК, ПБ. А именно тогда и начались в верхах партии новые разногласия, которые, в конце концов, повлияли на скорое возвращение Зиновьева в столицу.
1.
Покровительство «правых» кулакам и зажиточным крестьянам привело к неизбежному. К «кулацкой забастовке», она же — саботаж хлебозаготовок.
Если к концу декабря 1926 года государству удалось купить 428 млн пудов зерна, то к концу 1927-го — только 300 млн. Дефицит составил 128 млн пудов569. И это при отличном урожае, при том, что финансирование сельского хозяйства за это время возросло с 564, 7 млн золотых рублей до 703, 8 млн в год, а за три последних составило 1105, 6 млн570. Такая ситуация не только угрожала снабжению городского населения и армии, но и срывала планы экспорта и импорта. Приостанавливала строительство еще немногочисленных первенцев индустриализации — Днепрогэса, Турксиба, Сталинградского тракторного завода.
«Кулаки, имеющие по 1-2 тысячи пудов хлеба, — отмечала сводка ОГПУ за декабрь 1927 года, — говорят: мы будем ждать года, пока цены на хлеб не дойдут до 3 рублей за пуд» (тогдашняя государственная цена за пуд хлеба составляла 1-1, 5 рубля). Указала сводка и иное — спекуляцию тех же кулаков и зажиточных крестьян на разнице цен на хлеб в производящих и потребляющих районах. Такая картина наблюдалась в центральных губерниях, на Украине, Северном Кавказе, в Сибири571.
ПБ, обеспокоенное складывающимся положением, за три недели декабря четырежды обсуждало проблему хлебозаготовок. Инициатором того стал отвечающий за них А. И. Микоян, нарком торговли СССР. Дважды ПБ прибегало к обычной практике — направляло местным партийным органам директивы. 14 декабря — спокойную по тону, довольно мягкую по содержанию: «Хлебные заготовки за октябрь и ноябрь подверглись резкому сокращению. Для ликвидации такого положения ЦК обязывает вас принять следующие мероприятия: 1. Перебросить потребительские товары с городских рынков в хлебные районы. 2. Усилить взыскание всех платежей с деревни». 24 декабря повторило уже сказанное, но в более категорических тонах: «Направление подавляющей массы промтоваров в хлебные районы за счет оголения нехлебных районов и городов... Принять все меры по взысканию задолжности с крестьянства»572.
Вслед за директивами на места послали группу членов ЦК: А. И. Микояна — в Центральную черноземную область, его заместителя М. И. Фрумкина — на Урал, замнаркома земледелия РСФСР А. П. Смирнова — в Сибирь, секретаря МК и МГК Н. А. Угланова — в Поволжье, В. М. Молотова — на Урал, наркома торговли РСФСР И. Б. Эйсмонта — на Северный Кавказ, председателя ВСНХ РСФСР С. С. Лобова — в Башкирию, секретаря ЦК Н. А. Кубяка — в Татарию573. Им следовало добиться быстрейшего исполнения предъявленных требований.
Когда и такие меры оказались безрезультатными, 6 января 1928 года секретариат ЦК разослал утвержденную накануне третью директиву, более строгую. Подготовленную Микояном, Сталиным, заместителем председателя СНК и СТО СССР А. Д. Цюрупой, наркомом финансов Н. П. Брюхановым и Бухариным.
«Принять к твердому исполнению, — гласила эта директива, — годовые и месячные задания наркомторга на хлебозаготовки в вашей губернии (округе)... Все наряды наркомторга СССР об отгрузке хлеба выполнять в строжайшей точности и в срок. Принять к исполнению все прежние указания ЦК в отношении изъятия денежных накоплений из деревни... При взыскании недоимок по всякого рода платежам применять немедленно жесткие кары, в первую очередь в отношении кулаков»574.
И снова, не получив еще, естественно, положительных результатов, 8 января ПБ приняло решение теперь только по Украине, крупнейшему поставщику зерна: «Ввиду систематического невыполнения украинским НКТоргом нарядов по вывозу хлеба обязать наркомторга Украинской ССР т. Чернова за январь выполнить полностью сверх январского плана весь недогруз за декабрь, ноябрь и октябрь. Впредь не допускать никакого недогруза, выполняя неукоснительно все наряды НКТорга СССР, обязав следить за этим СНК УССР и ЦК КП(б)У. Обязать наркомторг СССР в случае малейшего недовыполнения нарядов Украиной немедленно докладывать Политбюро для немедленного принятия партийных мер взыскания». Заодно, тем же постановлением, «выбивать» хлеб направили в Сибирь Орджоникидзе, Молотова — на Урал, Микояна — на Северный Кавказ, Кубяка — в Казахстан575.
Положение, однако, не улучшалось. Кулаки, зажиточные крестьяне, и являвшиеся основными производителями товарного хлеба, вполне законно, опираясь на принципы НЭПа, сами решали — продавать им зерно по низким государственным ценам, определенным весьма высоким урожаем, или приберечь на будущее. На неурожайный год, когда цена на хлеб резко подскочит и принесет им высокий доход. А ЦК вынужден был взывать к местным парторганизациям. Еще одной директивой — от 14 января. Той, в которой впервые была использована военная терминология, прозвучали угрожающие нотки.
Она втолковывала: в южных районах через два-три месяца начнется распутица, а потому крайне важно воспользоваться оставшимся временем, чтобы вывезти зерно на ссыпные пункты. Объясняла и иное: «частник и кулак использовали благодушие и медлительность наших учреждений, прорвали фронт на хлебном рынке, подняли цены и создали у крестьян выжидательное настроение, что еще более подорвало хлебозаготовки. Многие из коммунистов думают, что нельзя трогать скупщика и кулака, так как это может отпугнуть от нас середняка. Это — самая гнилая мысль... Надо сейчас же ударить по скупщику и кулаку, надо арестовывать спекулянтов, кулаков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен... Если не нажмем вовсю на все рычаги власти и партии, дело с нашим хозяйством в целом может затормозиться на весь год или даже на весь ближайший период»576.
Коммунистов, тормозящих дело государственной важности, директива упомянула не случайно. Именно в тот день, когда готовилась эта директива, Сталин получил от Молотова из Свердловска телеграмму. Гласившую: «Уральцы исходили плана заготовок 41 млн. Фрумкин требовал 39 млн. С большим трудом провел намеченный НКТоргом план 44 млн. Фрумкин уже много напортил своей линией. Настаиваю немедленном отзыве Фрумкина в Москву без ссылки на меня»577.
Фрумкина отозвали в тот же день, но положение в целом по стране оставалось критическим, что подтвердила очередная, за январь 1928 года, сводка ОГПУ. Свидетельствовавшая о возраставшем сопротивлении крестьянства, отвергавшего любые уступки властям.
«Усиление вывоза хлеба в январе, — сообщала она, — идет главным образом за счет вывоза его середнячеством, реализующим излишки для срочных платежей, колхозами. Кулацко-зажиточные группы деревни, являющиеся в настоящий момент крупными держателями хлеба (нередки запасы на хозяйство в 1 000-2 000 пудов, а в отдельных хозяйствах от 5 до 10-15 тысяч пудов), от вывоза хлеба воздерживаются, ожидая повышения цен, внося очередные платежи по возможности деньгами и в ряде случаев отказываются от получения товаров в обмен на хлеб».