Страница 14 из 200
Так как одновременно с тов. Хаустовым были освобождены анархистами ряд других лиц, то мы считаем необходимым констатировать, что лица эти совершенно неизвестны нашей организации, и решительно отклонить всякие попытки связать их дела с делом Хаустова.
Выяснившиеся до сих пор обстоятельства побега половины заключенных пересыльной тюрьмы, по нашему мнению, дают основание предполагать здесь определенный ход контрреволюции, видимо, рассчитывавшей этим путем добиться своих провокационных целей.
В связи с этим побегом мы считаем необходимым самое строгое расследование».
Помолчав, Зиновьев еще раз заговорил о странном побеге.
«Обратите внимание — этот побег происходит как раз в день революционной демонстрации 18 июня (1 июля — Ю. Ж. ), как будто специально рассчитано именно в этот день. Не наводит ли это обстоятельство на размышления, что здесь чья-то игра, и не обязаны ли все мы, прежде чем опять устраивать судилище против большевиков, прежде всего остановиться на этом вопросе и спросить: как же это случилось, что под носом у нас в день революционной демонстрации бежало 460 уголовных из пересыльной тюрьмы? Как это совершилось? Какие меры принимались против таких фактов? »
Постаравшись так повернуть обсуждение, прочитал свой проект резолюции.
«Принимая во внимание глубокое волнение рабочих Петрограда, вызванное все более явно надвигающейся контрреволюцией, на фоне которой события на даче Дурново приобретают зловещий характер;
принимая во внимание, что даваемое правительством освещение событий совершенно не совпадает с показаниями, идущими из рабочих кварталов;
принимая во внимание, что факт побега 460 заключенных уголовных из разных тюрем как раз в день революционной демонстрации является крайне тревожным и наводит на мысль, что здесь был ход контрреволюции;
принимая все это во внимание, съезд считает необходимым назначить из своей среды следственную комиссию по этому делу.
Все следствие по поводу происшествий на даче Дурново и в петроградских тюрьмах должно вестись под контролем этой комиссии и созданной сегодня утром рабочей комиссии с представительством партий.
Виновные в разгроме дачи Дурново и в сопутствующей ему смерти и избиениях должны быть привлечены к самой суровой ответственности»44.
Сочтя такую резолюцию вполне достаточной для выражения стремления большевиков пойти на сотрудничество с эсерами и меньшевиками, Зиновьев все же решил усилить психологическое давление на делегатов съезда.
«Если бы вы видели, — воскликнул он, — сегодня утром картину в Исполнительном комитете (Петросовета — Ю. Ж. ), когда каждую минуту прибывали возбужденные и взволнованные группы представителей от заводских комитетов, которые передавали, что в рабочих кварталах настроение кипит, что трудно рабочих удержать, что завод останавливается за заводом...
Посмотрите глубже, вникните в положение вещей и вы увидите, что здесь есть нечто глубинное. Не представляйте себе дело так, что это какие-то заговорщики, которых нужно осудить, произнести им еще несколько анафем, и все как рукой снимет... Не мы принесли это дело, а ваши министры. И ваши министры пришли к вам с этим вопросом не случайно. Они видели, что этот вопрос коренной важности, что в Петрограде может быть всеобщая забастовка и, быть может, уличная борьба...
Я скажу вам: умри сегодня все большевики, которые, по вашему мнению, во всем виноваты, все равно волнения будут продолжаться»45.
Зиновьев так и не сумел изменить настроение съезда. Проголосовали делегаты за резолюцию, предложенную Гоцем46. И тем спровоцировали драматические события, начавшиеся в тот же день.
Глава 2
Временное правительство все более наглядно проявляло полную неспособность не только решать давно назревшие проблемы, но и просто управлять страной.
Вот уже много месяцев, как в России свирепствовал продовольственный кризис. Введенная еще 7 апреля (25 марта) хлебная монополия с карточной системой ситуации не разрядила. Ежедневная норма хлеба на человека в день — один фунт (400 г) — летом снизилась до трех четвертей фунта, а затем и до полуфунта. Сухой закон, установленный царским правительством с началом войны, привел к тому, что крестьяне повсеместно, даже в мусульманских районах — Татарии, Башкирии — стали зерно не направлять на продажу, а гнать из него самогон, названный тогда же ханжой.
Правительству пришлось срочно формировать продотряды, чтобы изымать хлеб по «твердым», то есть им же определенным ценам. Непрерывный призыв в армию крестьян вынудил использовать на сельскохозяйственных работах не только военнопленных, но и рядовых, проходивших обучение в запасных полках. Несмотря на это, Временное правительство продолжало отвергать любые предложения Земельного комитета, пытавшегося хоть как-то решить земельный вопрос и тем несколько успокоить крестьян.
К экономическим проблемам прибавились и военные — тяжелейшее поражение русской армии в ходе единственной за 1917 год наступательной операции.
Стремясь оправдать лозунг «война до победного конца» и хотя бы с трехмесячным опозданием выполнить соглашение с союзниками, требовавшими поддержать их действия во Фландрии, Ставка и Генеральный штаб разработали план летнего наступления тремя армиями Юго-Западного фронта (командующий генерал-лейтенант Е. А. Гутор), поддерживаемыми соседними фронтами — Северным, Западным и Румынским.
Операция в направлении Львова началась 29 (16) июня.
Поначалу частям лишь 8-й армии (командующий — генерал от инфантерии Л. Г. Корнилов) удалось добиться некоторого успеха. Занять Галич, Калуж и продвинуться на 50 км. Однако вскоре они столкнулись с 13 германскими и 3 австро-венгерскими дивизиями, переброшенными с западного фронта, где к тому времени наступило затишье. 25 (12) июля силы центральных держав начали контрнаступление. Остановили армии Юго-Западного фронта, обратив их в паническое бегство, и отбросили более чем на 100 км от первоначальных позиций.
Потери русской армии оказались огромными — более 150 тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести.
Однако решающей для судьбы второго коалиционного правительства стала проблема национально-государственная.
31 (18) мая в Киев прибыл военный министр А. Ф. Керенский. Присоединился к делегации, в которую входили еще трое министров — иностранных дел
М. И. Терещенко, путей сообщения Н. В. Некрасов, почт и телеграфов И. Г. Церетели, а также командующий войсками Киевского военного округа генерал-лейтенант К. М. Оберучев — ведших нелегкие переговоры с председателем Центральной рады М. С. Грушевским и главой Генерального секретариата (самозваного правительства) В. К. Винниченко о предоставлении Украине областной автономии.
После долгого обмена мнениями обе стороны согласились сделать Генеральный секретариат краевым органом, через который должны были бы проходить, получая одобрение, все правительственные указы и распоряжения, касающиеся пяти губерний — Волынской, Подольской, Киевской, Черниговской и Полтавской. Такой, по представлению столичных делегатов, являлась территория Украины.
В Петрограде же при обсуждении 15 (2) июня проекта соглашения трое министров-кадетов — финансов А. И. Шингарев, просвещения А. А. Мануйлов и государственного призрения Д. И. Шаховской — потребовали отвергнуть документ, поддерживаемый премьером Г. Е. Львовым. Оставшись в меньшинстве, они в знак протеста подали в отставку, создав тем правительственный кризис.
Но не нехватка хлеба, не сепаратистские устремления Киева, а страшное поражение летнего наступления оказалось той самой последней каплей, которая переполнила чашу терпения народа. Повторилась ситуация, сложившаяся в России после разгрома в мае 1905 года Второй тихоокеанской эскадры в Цусимском сражении.
Рабочие и солдаты Петрограда вышли на улицу с требованием отставки Временного правительства и перехода власти к Советам. Вышли 16 (3) июля.