Лексикон

– Потап, тебя сейчас пристрелят! Пожалуйста, остановись!

– А ну, отпусти! – рявкнул тот; Ласка ощутила, как под мохнатой шкурой перекатываются мышцы – огромные, мощные, не чета человеческим…

– Отойдите, леди! – резко окликнули её с галереи; но девушка лишь плотнее прижалась к вздыбленному, остро пахнущему звериным потом меху.

Странное спокойствие вдруг снизошло на неё.

– Ты на мушке, дурень! – негромко бросила она. – Скажи мне, Потап, скольких ты потерял…Там?

– Твоё како дело?!

Тело зверя содрогалось от еле сдерживаемой яростной силы. Ласка понимала – лишь самая малость удерживает Потапа от непоправимого: отшвырнуть её в сторону, словно куклу, рвануться вперёд, в самоубийственную атаку – а там будь, что будет…

– Если тебя убьют сейчас… Если ты словишь пулю или клинок… Значит те, кто лёг в крымскую землю, умерли напрасно! Потому что они погибли ради того – чтобы жил ты!!! – с неожиданной яростью закончила она. – А теперь брось этот чёртов палаш! Выполнять, живо!

Тугие, как натянутый арбалетный лук, мышцы зверя ещё несколько секунд пребывали в напряжении – а потом вдруг разом обмякли. Потап выпустил из лапы оружие, оно воткнулось в пол острием – и басовито загудело, покачиваясь из стороны в сторону. Ласка обернулась: стрелок всё ещё держал их на мушке.

– Опустите ружьё! – негодующе воскликнула она. – Немедленно!

И лакей, который был отнюдь не только лакеем, подчинился.

Полковник Фокс откашлялся. Лицо его пошло красными пятнами от пережитого волнения.

– Миледи…

– Мы уходим, полковник Фокс! – ледяным тоном процедила Ласка, легонько подталкивая Потапа в сторону двери. – Прошу прощения за доставленные неудобства.

– Но… Что, чёрт возьми, происходит?! Почему ваш… Э-э… Почему этот зверь на меня накинулся?!

– Вспомните Крым, полковник, – бросила девушка через плечо. – Вспомните ваш приказ – десять за одного…

– О чём вы… – начал Метью Фокс – и осёкся.

Ласка шла к дверям, не оборачиваясь – и не видела, с каким жадным любопытством смотрит ей в спину молодой блондин, как вспыхивает в его глазах запоздалое узнавание.

– Уже уходите, сэр, мэм? – с идиотской невозмутимостью обратился к ним медный дворецкий. – Надеюсь, вам понравилось… Тш-ш… Вам понравилось… Тш-ш… Вам понравилось… Тш-ш… Вам понравилось… – в системе звуковоспроизведения что-то заело; механический болван катился следом и уже у самого входа вдруг пожелал: – Счастливого пути, сэр, мэм...

Потап глухо зарычал; Ласка же не смогла удержать смешка – правда, несколько истеричного.

Стоило им выйти из дома, как девушку охватила дрожь. Лошади заволновались, начали ржать и биться в удилах. Вознице с трудом удалось успокоить животных – запахи крови и медвежьего пота были столь сильны, что у Ласки закружилась голова.

– Раны серьёзные? Куда он тебе попал? Кровит сильно? – с такими вопросами обратилась она к своему спутнику.

– Не помру… – буркнул Потап после долгого молчания.

– Надо перевязать! – Ласка решительно сдёрнула шаль. – Показывай!

– А толку? Здесь всё равно не видать – темно, – резонно возразил медведь. – А там я уж сам… Как-нибудь.

– Вот «как-нибудь» не надо! – нахмурилась девушка. – Приедем домой, и я сама всё сделаю… Терпи пока.

Несколько минут прошло в тишине; лишь нервно цокали по брусчатке мостовой лошадиные копыта.

– Ты не графиня Воронцова, – сказал вдруг Потап. – Ты вообще… Не из благородных.

– Почему ты так решил?

– Видал я всяких аристократов… И смелых, и не шибко… – Потап фыркнул. – Но чтоб благородна барынька палаш от сабли сходу отличала – ой нет…

– А крестьянская девка, стало быть, отличит! – не удержалась от ехидства Ласка.

– И говоришь не по-господски… Ты не думай, мне до этого дела нет...

– Тогда чего разговор заводить? – Ласка помолчала. – Может, я только на сегодняшний вечер… Графиня.

– Куды едем? – спросил Потап чуть погодя.

– В восточную оконечность Гринвича. Там я снимаю жильё, – Ласка подумала, как прореагирует консьерж на появление огромного окровавленного зверя, и закусила губу… Но другого выхода у неё не было: место встречи Озорник назначил именно там.

***

Фелис скользили по дому беззвучно, словно барракуды в недрах затонувшего корабля – одного из тех многоярусных гигантов, спускать на воду которые под силу лишь Империи. Быстро пересекая освещённые пространства, замирая в тенях, сливаясь с ними, заглядывая в пустые комнаты, чутко вслушиваясь в доносящиеся звуки, принюхиваясь… Пылинки лениво вальсируют в призрачных лучах, льющихся меж шторами, поскрипывает рассыхающаяся мебель...

Эти шкафы и бюро – большой соблазн для Хиггинса и его родственничков: всего несколько секунд возни с замками – и вожделенное содержимое станет доступным, подобно нежной мякоти устрицы, скрывающейся меж известковых створок. Один из фелис приостанавливается: «Кузен?». Хиггинс секунду медлит, потом отрицательно качает головой. Не за этим они сюда пришли; одноглазый утверждал, – тут есть нечто вроде музея… Стук открывшейся неподалёку двери заставляет грабителей искать убежище. Один ныряет под стол, другой взмывает на шкаф, последний распластывается у стены – в самом тёмном углу, за дверью. Когтистые лапы нервно нащупывают оружие: шеффилдовский нож, корсиканский автоматический стилет – последние всё больше входят в моду среди преступного мира Альбиона. Хиггинс касается изогнутой рукояти навахи. Ещё у главаря есть «велодог», кургузый и не слишком надёжный револьвер, более подходящий для кабацкой драки или устрашения, чем для серьёзной перестрелки; но, как и все фелис, он куда больше надеется на острую сталь. Троица замирает в ожидании. Шаги всё ближе, ближе, из-под двери на шашки паркета ложится отблеск фонаря. Хиггинс слегка расслабляется: походка человека медленная, шаркающая – должно быть, ему уже немало лет.

Дверь открывается. Старый слуга подходит к окну, поднимает фонарь, мельком осматривает рамы, шпингалет, вздыхает – и отправляется дальше, так и не заметив притаившихся фелис.

– Похоже, они тут скоро задрыхнут! – чуть слышно шепчет Хиггинс.

Остальные согласно кивают. Главарь устраивается поудобнее: надо подождать, пока лакей не проверит все окна в этом крыле и не уйдёт спать… Внезапная мысль подбрасывает Хиггинса, будто пружиной.

– Что такое?! – тихо шипит из угла кузен.

– Проклятье!!! Если этот тип проверяет окна – наверняка скоро обнаружит то, через которое мы забрались сюда! Кто-нибудь из вас, идиотов, догадался замести следы?!

Фелис быстро переглядываются.

– А ты предупредил нас, а?!

– Да откуда же я мог знать, тупица?!

– Ну, а мы откуда?!

Из подушечек пальцев Хиггинса выскакивают когти, губа задирается, обнажая клыки, хвост судорожно подёргивается. Он в ярости, но быстро берёт себя в руки и начинает лихорадочно соображать. Они забрались в здание через окно в центральном флигеле и сразу двинули в левое крыло. Шухера по этому поводу никто не устроил, значит – их проникновение осталось незамеченным… «Или нам устроили засаду!» – подсказало малодушие. «Нет, нет, успокойся – будь так, прочёсывать дом отправилось бы несколько крепких мужчин с оружием, а не дряхлый старикашка! Он всего-навсего проверяет, закрыты ли окна – должно быть, такой тут заведён порядок». «Но если дело обстоит так, он не ограничится этим крылом! Что же делать?!».

Несколько секунд Хиггинс обдумывает проблему. Закрыть окно невозможно, не даст канат. Отвязать его – значит, лишить самих себя возможности вернуться: тащить награбленное через сад, где бродит стая свирепых мастиффов, равносильно самоубийству. Значит… Значит, остаётся одно: остановить этого сморчка раньше, чем он поднимет тревогу – и сделать это тихо. Хиггинс вновь касается роговой рукояти навахи, задумчиво поглаживает её. Всего-то делов: подкрасться сзади, зажать старикашке рот и одним взмахом перехватить горло; а потом подождать минуту-полторы, покуда тело не перестанет сучить ногами – и дело сделано! Однако… Случись им теперь попасться, убийство – это виселица, без вариантов. А вот с попыткой ограбления не всё так однозначно… Случается, некоторых приговаривают к каторжным работам в колониях Нового Света и Австралии. В тех краях вечно нехватка рабочих рук, тюремные транспорты курсируют по Атлантике постоянно... Та ещё «милость», конечно – половина просто сдохнет, не вынеся тягот пути, оставшихся быстро доконают всякие мерзкие твари и болезни. Но шансов, как ни крути, больше, чем с пеньковым галстуком на шее…