Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 53



Остяки, подобно самоедам, распадаются на множество не­больших родов, из которых каждый образует маленькое госу­дарство или, по крайней мере, большую семью[69]. У остяков, принявших христианство, такое разделение уже исчезло, ибо ими управляют русские чиновники по русским законам. Толь­ко обдорские остяки сохраняют еще патриархальное учреж­дение, поддерживающее мир и согласие, охраняющее нрав­ственность и предотвращающее разные преступления. Сила, побуждающая таковое целое к добродетели, есть любовь ко всему роду. Каждый род состоит из нескольких семей, имею­щих общее происхождение и состоящих в дальнем или близ­ком родстве между собою. У остяков и еще чаще у самоедов встречаются роды, состоящие в дальнем или близком родстве между собою. У остяков и еще чаще у самоедов встречаются роды, состоящие из сотен и даже тысяч лиц, не могущих уже определить степеней родства между собою, но тем не менее они считают себя родственниками, не заключают между со­бой браков[70] и почитают обязанностью помогать друг другу. Семьи, принадлежащие к одному роду, не расходятся обык­новенно и во время кочевания, и богатый делится своим иму­ществом с бедными того же рода. Остяки вообще бедны и живут большей частью тем, что даст день, а потому и помощь, ока­зываемая ближнему, состоит обыкновенно в уделении ему ден­ной добычи. Особенно замечательно, что никто между ними не просит милостыни, но каждый почитает себя в полном праве без церемонии пользоваться имуществом своего соседа. По­нятно, что где все мыслят подобным образом, там размолвки должны быть чрезвычайно редки. Между тем каждый род имеет старшину, которого обязанность — сохранение порядка и согласия в роде. Когда два родича поссорятся и не покончат дела полюбовно, оно обсуждается старшиной, который тут же, без всяких юридических формальностей, произносит реше­ние. Обе стороны обыкновенно бывают довольны его решени­ем, в противном же случае они жалуются высшей инстанции — князю. Многие роды, живущие поблизости друг от друга, признают с незапамятных времен общего главу, которого на­зывают князем[71]; этот титул утвержден формальным поста­новлением Екатерины Второй за остяцкими князьями Обдорска и Куновата в Березовском уезде. Каждый князь решает в своем округе все процессы, за исключением тех, которые по старым русским законам кончаются смертной казнью. Глав­ная же обязанность князя состоит в сохранении согласия между родами и улаживании споров за луга, рыболовные и зверолов­ные угодья и проч. Ему подчинены все старшины, сам же он зависит только от государственных властей и преимуществен­но от губернского правления и земского суда. Сан князя, рав­но как и старшины, наследствен и переходит от отца к сыну. Если сын несовершеннолетний, то община назначает к нему опекуном дядю или какого-нибудь другого близкого родствен­ника. Если же сына нет, то место умершего занимает ближай­ший родственник его. Ни князь, ни старшины не получают никакого жалованья, пользуются только добровольными по­дарками подчиненных.

Кроме родства, лица одного рода связываются еще об­щим идолослужением. Каждый род имеет издревле своих собственных кумиров, которые часто хранятся и чествуются всем родом жертвами и другими обрядами в особенной юрте. Эти «юрты-кумирни» состоят обыкновенно в заведывании духовного лица; это лицо в одно и то же время и прорица­тель, и жрец, и врач, и пользуется величайшим уважением. Так как вся остяцкая религия, в сущности, только магия, то и жрецы по преимуществу прорицатели или шаманы. Как весь род, так и частные лица обращаются к ним с вопросами в сомнительных обстоятельствах, но шаман никогда не дает ответа прямо от себя, во всяком случае он сперва вопрошает богов и потом уже возвещает решение их.

Он не может, однако ж, вопрошать высшего, небесного бога, называемого остяками Турм (Турум)[72], ибо Турм гово­рит с людьми только гневным голосом грома и вихря. Пола­гая, что Турм всюду следит за человеком, что от него не скры­вается ни добро, ни зло и что он непрестанно воздает каждому по его заслугам, его все-таки почитают существом недоступ­ным для смертного и необыкновенно страшным. Молитвы не доходят до него, он управляет судьбами мира и людей по не­изменным законам справедливости. Его нельзя умилостивить никакими жертвами, ибо он смотрит только на внутренние достоинства людей и по ним распределяет свои дары, не обра­щая внимания на молитвы и жертвы. Поэтому, если в каких-нибудь обстоятельствах остяк имеет нужду в верховной помо­щи, то он долей обращаться к другим, подчиненным боже­ствам. Последние изображаются различно, и изображения их частью составляют собственность целого рода, частью принад­лежат отдельным семействам и лицам. И те и другие иногда вовсе не отличаются друг от друга, по крайней мере они боль­шей частью деревянные, имеют человеческий вид и представ­ляют то мужские, то женские существа. Общественные куми­ры отличаются от частных только большим украшением[73]. Некоторые одеты в красные одежды с ожерельями на шее и другими украшениями. Лица у многих обложены листовым железом; мужские кумиры облечены нередко в панцирь и с мечом при бедре[74]. Общественные кумиры хранятся, как я уже сказал, в особенной юрте, за неимением же последней — в шалаше или под открытым небом на отдаленном лесном холме. Дело в том, что остяки не любят показывать своих кумиров чужим людям и потому устраивают кумирни в отда­ленных, никем не посещаемых местах — предосторожность необходима уже и потому, что в кумирнях хранятся значи­тельные приношения деньгами и мехами, похищение кото­рых чуждые идолопоклонства соседи нисколько не почитают святотатством. Не знаю, много ли у остяков таких кумирней, но, ехавши в Обдорск, раз я попал совершенно неожиданно в общество остяцких богов, стоявших под густой сенью листвен­ниц. Все они были голы и ничем не отличались от самоедских «сядеев». Остяки называли их йильян (Jiljan)[75], в отличие от всех других кумиров, называемых общим именем «лонг» и соответствующих самоедским «хаге» (Hahe). Вышеупомяну­тые йильяны были весьма различной величины: самые боль­шие не превышали и полтора локтя, а самые малые едва ли имели и половину этой вышины. Я видел тут же множество оленьих шкур и рогов, развешанных по окружающим деревьям, и притом так, что все они находились перед глазами ку­миров. Невдалеке был стан бедного остяцкого рода, для кото­рого эта роща была общественным святилищем. Что касается до частных и семейных кумиров остяков, о них можно ска­зать то же самое, что было выше сказано о самоедских. Это или необделанные камни и другие предметы необыкновенных, страшных форм, или (наичаще) небольшие деревянные кумирчики с человеческим лицом и заостренной головой. У каж­дой семьи и даже у отдельных лиц есть по одному или по нескольку таких кумирчиков, которых почитают хранителя­ми и возят с собою во всех странствованиях. Как и у самоедов, они хранятся в особенных санях и одеваются в богатый остяц­кий костюм, убранный красными тесьмами и другими укра­шениями. Часто каждому из этих божков приписывается своя особенная сила. Одни охраняют оленьи стада, другие дают хороший лов, третьи пекутся о здоровье, о супружеском счас­тье и т.д. Когда потребуется, их ставят в шалаш, на оленьи пастбища, на места звериной или рыбной ловли. И тут по временам приносят им жертвы, состоящие в помазывании их губ рыбьим жиром или кровью и в становлении подле них посудин с рыбой или мясом. Таковые частные жертвоприно­шения может совершать каждый сам, но когда требуется об­щая жертва богам, когда нужен совет их целому роду или даже и одному лицу, тогда необходим уже жрец или шаман, потому что только он может открывать сердца богов и гово­рить с ними. Шаману же в свою очередь необходим волшеб­ный барабан. Обыкновенная речь не достигает слуха богов, он должен беседовать с ними пением и барабанным боем. Кумир, стоящий перед шаманом, также иногда начинает говорить, но, разумеется, его слова слышит только шаман. Чтобы убе­дить легковерную толпу в том, что из уст кумира действи­тельно выходят слова, шаман вешает перед ним тесьму, навя­занную на конец прямо воткнутой палки, и когда случайно или хитростью шамана тесьма приходит в движение, тогда каждый убеждается, что в самом деле из уст кумира выходят слышные шаману звуки. Само собою разумеется, что при этом никогда не обходится без жертвоприношений: обыкновенно одного или нескольких оленей. По заклании их шаманом шкура и рога развешиваются в честь богам на священные де­ревья, мясо же кладется перед кумиром и затем вскоре съеда­ется собравшейся толпой, причем шаман всегда получает свою часть.

69

Здесь речь идет, очевидно, о патронимии, под которой понимается группа родственных семей, ведущих свое происхождение по мужской линии от одного предка. Патронимии у ханты являлись подразделе­нием рода и могли быть достаточно крупными — более 100 человек. Родовая организация начала распадаться у обских угров еще до при­хода русских, а после присоединения к России, во многом благодаря деятельности царской администрации, родовая структура исчезла по­чти полностью, и патронимия стала основной единицей социальной организации этих народов.

70

Это явление носит название экзогамии — запрет браков внутри какой-либо группы родственников, обычно рода или фратрии. У ненцев, со­хранивших родовую организацию, существовала родовая экзогамия. У ханты и манси, утративших родовую структуру к XVI—XVII в., правило экзогамии стало применяться к патронимии (см. предыду­щий комментарий). Поскольку члены одного рода у ненцев и одной патронимии у ханты носили одинаковую фамилию, правило экзога­мии перешло в XVIII—XIX вв. на однофамильцев, даже если степень родства между ними уже не прослеживалась. Экзогамия имеет очень древнее происхождение и восходит еще к раннему первобытному об­ществу, выполняя функцию предохранения от кровосмесительных браков.

71

Обско-угорские княжества — территориальные военно-политические объединения, сложившиеся не позднее XII—XIV веков. «Князь югор­ский» впервые упоминался в древнерусских летописях в связи с похо­дом новгородцев на Обь в 1193 году. В конце XV века в Нижнем Приобье существовало несколько княжеств, в том числе и Обдорское. Обдорский князь Тайша был крещен при Петре Великом под именем Алексея. Екатерина II в знак признания заслуг княжеского рода Тайшиных перед Российским государством присвоила Матвею Тайшину дворянское звание.



72

Турум (Торум, Нуми-Торум) — верховное божество в религии ханты и манси, творец земли, животных, растений и человека. Обитает на небе в золотом доме, в земных делах участия не принимает, поручив это своим детям и подчиненным духам. Слово торум означает не только «божество», но и «небо, погода». Очевидно, превоначально обожеств­лялось само небо, а представления о небесном духе появились позже. Верования, связанные с Торумом, до настоящего времени играют боль­шую роль в мировоззрении ханты и манси.

73

М. А. Кастрен здесь верно подметил наличие различных категорий духов: общественные (точнее родовые или общинные) и частные (то есть личные и семейные). Родовые духи у ханты считались детьми или внуками Торума и наделялись большими возможностями. Через них люди могли обращаться к самому Торуму, просить удачи в про­мыслах, здоровья и долголетия. Личные и семейные духи считались помощниками своих хозяев во всех делах, но уровень их возможнос­тей был значительно ниже. Изображались и те, и другие в виде дере­вянных идолов (у Кастрена — кумиров), имеющих человекоподобный облик. Родовые идолы хранились в свайных амбарах (лабазах) на спе­циальных священных местах, где несколько раз в году проводились коллективные жертвоприношения, часто с закланием жертвенного животного. Семейных и личных идолов держали дома, в особых ящи­ках или кожаных сумках, подношения им совершались в виде пищи и мелких подарков (лоскуты ткани, табак, украшения) по желанию хо­зяев, без четкой периодичности. В таких обрядах участвовали только члены семьи. К родовым идолам относились как к большой святыне независимо от обстоятельств, поскольку они считались потомками Торума. Отношение к семейным и личным идолам было гораздо про­ще — если они плохо помогали хозяевам, их можно было в наказание лишить подарков, выпороть или даже выбросить и заменить новыми.

74

«Общественные кумиры» — деревянные идолы, изображения духов-покровителей, предков-богатырей, поэтому их непременные атрибуты — воинские доспехи, кольчуги, сабли, шлемы.

75

В буквальном переводе с хантыйского йилянь, елянь (у Кастрена — йилъян) означает «священный». Этот эпитет применялся ханты для обозначения духов высокого ранга (в данном случае — родовых духов) и идолов, их изображающих. У ненцев такие духи и идолы называ­лись сядэй. Более мелкие духи у ханты обозначались словом лунг// лонг//лонх//тонх, у ненцев — хэхэ (в тексте приводится «хаге», что является неверной транскрипцией при переводе). Разница заключа­лась в том, что ханты термином лунг обозначали любых мелких духов — лесных и водных, личных и семейных, добрых и злых. То есть дан­ный термин можно перевести как «дух вообще». Ненцы же называли хэхэ только духов, помогающих людям, — личных и семейных. (См. также предыдущий комментарий).