Хлеба кровавый замес

Она не менее ответственно и участливо постаралась осмотреть и Бугая. Тот, тихо скуля, и было видно, что плача – из глаз катились прозрачные капли – пытался на последнем дыхании лизнуть её. Тася достала шприц и, ласково поглаживая собаченцию, что-то ввела ему. Кобель затих.

– Туда же грузить двухсотых! – бросила она. – Собаку тоже к ним в кунг заберите. С нами поедет! С ними.

Её наполненные слезами глаза то и дело украдкой задерживались на трупе Крикунова, но воли эмоциям она не давала.

Зампотех за это время осмотрел повреждённую машину и управлял действиями водителей ближайших в колонне БТРов, чтобы поставить бронетранспортёр на колёса и завести его. После чего дал инструкции техникам, как и что сделать дальше, а сам быстро подошёл к офицерам – комбату, Шаховскому и Пасько.

– Что случилось? – угрюмо спросил зампотех.

– Что случилось?! – лицо комбата исказила гримаса. – Хуйня случилась, блядь! Были люди, и нет людей! – с остервенением выкинув окурок, резко ответил Проскуров. – Что с машиной?!

Матерные слова оказались приглушены работающей техникой и взвизгиваниями лебёдок, которые использовались при постановке БТРа на колёса.

Зампотех вздрогнул от командирской резкости и с нескрываемой обидой ответил:

– Сейчас потянем на сцепке, ночью попробуем восстановить.

– Да уж! Попробуй! Сделайте одолжение. Народный умелец, ети его мать, – с сарказмом свалил комбат на друга часть терзающей его горечи.

Николаич тут же от греха подальше резко развернулся и трусцой припустил по своим делам до подорванной машины, а к офицерам подошла Тася.

– Валерий Николаевич, – трое убитых, один тяжело ранен. Крикунов погиб. Бугай тоже. Откуда будем эвакуировать? – понуро обратилась к комбату девушка. Вид у неё был несчастный, но она силилась этого не показывать.

– Из района ночного отдыха, вертушкой, – ответил командир.

– Боюсь, что раненого не довезу, он тяжёлый, – дрожащим голосом предупредила фельдшер.

– А ты, ёшкин кот, не бойся! Вези и довези! – без разбора резко продолжал командовать подчинёнными комбат, в соответствии со своим характером считая, что сейчас не до церемоний. – И начальника штаба нашего посмотри. Тот тоже лобешником броню на прочность проверяет, судя по нему. Пса надо будет предать вечером земле. Слышали?! – неопределённо к кому обращаясь, бросил он команду скорее от горечи, которая за сегодняшний день накопилась в нём уже в избытке.

– Это обязательно! – успокаивая его своим ровным тоном, ответил начальник штаба.

– Ну, герой, идём, я тебе перевязку сделаю, – не глядя на Шаховского, чтобы не были заметны проступившие слёзы, позвала она.

– Пошли лучше к моей машине.

Они быстро направились к стоящему рядом 300-му БТРу Шаховского. Кто-то из бойцов изнутри откинул боковые сходни на бронетранспортёре. Усадив Шаховского и раскрыв свой баул, Тася начала обработку раны на лбу и перевязывать.

– Сейчас я тебе быстренько всё сделаю. Ничего видно не будет, один только шрамик маленький останется, – обратилась она к Шаховскому, ловко работая руками. – Тебя Лёша зовут?

– Лёша.

– Ага, я знаю. А меня Тася. Я у вас фельдшер батальона, – тарабанила она привычные наговоренные фразы, всеми силами пытаясь отогнать воспоминания и заглушить боль от потери близкого человека.

– Я в курсе. Видел в полку.

– Ну и?

– Что «ну и»? Нормально всё, а как ещё? Я тебя понимаю, Тась. Знаю, что вы с Крикуновым были близки́. Ты крепись. Слушай, может, хватит мне бинтов накручивать? Мне же ещё шлемофон надевать на это всё надо.

Тася закончила обрабатывать рану и бинтовать голову Шаховскому.

– Всё, кэп! – чуть заметно улыбнулась она через силу. – Теперь можешь ничего не бояться, ты свою дозу на этих боевых получил, так что выздоравливай.

Этот обмен ничего не значащими фразами, будничными по смыслу и без какого-то иного, подспудного содержания неожиданно успокаивающе подействовал на Тасю. Глубоко в душе ей были приятны тактичность Шаховского в восприятии и оценке их с Крикуновым отношений в тех чрезвычайных обстоятельствах на грани между жизнью и небытием, а ещё – его трогательная и простецкая поддержка и сопереживание.

Во время их разговора и перевязки, подорвавшийся БТР Крикунова уже поставили на колёса и взяли на жёсткую сцепку с летучкой. Зампотех всё это время находился в гуще ремонтных действий. После того как бронетранспортёр сцепили с машиной техпомощи, колонна готова была двигаться дальше.

Зампотех, не желая общаться с комбатом после его несдержанной резкости не по адресу, заметил Шаховского и крикнул ему:

– Всё! Закончили. Готовы двигаться.

Шаховской зычно скомандовал:

– По местам!

Военнослужащие многократно отработанными движениями быстро заскочили на технику и разместились по своим местам. И колонна, постепенно набирая скорость, продолжила путь.

Глава 6. Огненный мешок

Все эти события, начавшиеся ранним утром, произошли ещё до полудня.

Дальнейшее продвижение колонны по маршруту пошло как-то поспокойнее.

 Это перемещение по типу непрерывной карусели работало как отлаженный механизм благодаря доведённым до автоматизма навыкам бойцов, знающих, что и когда нужно делать для обеспечения безопасности и отражения любых нападений.

И такой непрерывный круговорот осуществлялся постоянно до конечной точки выхода на задачу.

Естественно, что кретинов, готовых кинуться на такую махину, ощетинившуюся оружием, у духов практически не водилось. Только лишь самые жадные до денег и безбашенные душары могли бы решиться на атаку столь внушительной силы, как оперативная группа дивизии во всей своей мощи. Но их было мало, и гибель их при таком раскладе была неизбежна.

Солнце стояло высоко, двигаться приходилось в южном направлении, а в Афганистане даже пятьдесят километров южнее уже ощущались усилением дневной температуры. Зима, приносящая с собой сезон дождей, ещё не наступила, и жара днём ощущалась основательно. Можно было бы ловить немного свежести от встречных потоков воздуха, разместившись на броне, но пылюка, которой приходилось не то что дышать, а практически глотать её, вдавливала людей внутрь машин.

Внутри десантного же отделения ощущения были сносными: не особо жарко, а иногда тенёчек даже создавал ощутимый комфорт. Но лишь когда снаружи не слишком жарко, и машины едут быстро, люки открыты, тогда и создавалась вентилирующая тяга. Вот тогда можно было чувствовать себя на расслабоне. Временами, конечно. Поэтому такие эпизодические моменты, когда получалось ощутить спокойствие и передохнуть, были по-своему очень ценными.

В течение нескольких часов машины ехали по равнинной местности горного плато – этакой спёкшейся, как асфальтовая крошка, земле. Сверху поверхность оказалась обильно усеяна мелкими острыми каменными осколками. По всему плоскогорью рос невысокий колючий кустарник. Его семена, сбившиеся в невесомые клубки размером с футбольный мяч и крупнее, под афганским суховеем метались по той тоскливой территории земной Тьмутаракани.

Если шарообразный репей-прилипало, это перекати-поле, цеплялся за одежду, то оторвать его оказывалось очень непросто, так как он имел множество мелких и цепких крючочков. А иногда такой ком, подхваченный ветром или потоком воздуха от машин, цеплялся к кому-то из сидящих на броне. И тогда этому «счастливцу» было чем заняться, и очень надолго, чтобы выпутать из формы и снаряжения все эти цепкие колючки, которые от любого незначительного шевеления цеплялись вновь и вновь.

Днём появлялось дрожащее марево: воздух плавно и непрерывно поднимался от земли вертикально вверх видимыми слоями. Иногда высоко  в восходящих потоках парили орлы, высматривая себе добычу, которую потревожила и согнала с привычных мест эта длинная дребезжащая металлическая змеюка-колонна.

Запылённые солдаты в основном сидели на технике – так безопасней при подрывах. Тебя не било о броню внутри машины и о разные металлические детали, а просто откидывало метров на двадцать, позволяя в этом случае обойтись лишь контузией. Ребятишки пили воду или же сок из сухпая, периодически перекусывали и выкидывали металлические банки на обочину. Курили. Машины в движении чадили солярой, урчали моторы. Колонна двигалась.