Полицейский и философы

Приехав в «Нитролин», Оливер Стив показал свое служебное удостоверение ночному сторожу. Тот и без того его прекрасно знал и, еще издали заслышав знакомые торопливые и тяжелые шаги, заранее открыл калитку и приветствовал его с робким почтением. Но Оливер Стив все равно протянул пропуск, и сторожу пришлось сделать вид, что он его проверяет. Так было положено.

Кабинет Оливера Стива представлял собой большую комнату, сплошь уставленную огромными шкафами-картотеками темного дерева. Широкий письменный стол — совершенно пустой, без чернильниц, ручек, бумаг — украшала лишь фотография в простой деревянной рамочке. На ней была изображена молодая женщина с каштановыми волосами и добрыми светлыми глазами. Внизу виднелась надпись чернилами: «Люси — Оливеру, сентябрь 1938 года». Это была жена Оливера — Люси Эксел, а указана — дата их свадьбы.

Оливер Стив открыл ключом ящик письменного стола, вынул какие-то бумаги, стаканчик для ручек, большую чернильницу и расположил все это на столе. Потом из одного из шкафов извлек толстую папку, раскрыл ее и погрузился в работу. Лампа с зеленым абажуром бросала перед ним на стол яркий свет, тогда как вся остальная просторная комната оставалась погруженной в зеленоватый полумрак. Оливер работал методично, заглядывая то в один, то в другой документ, листая толстенный скоросшиватель. Но, как ни аккуратны и точны были его движения, он не заметил, как, работая, сдвигал все ближе к краю стола скоросшиватель, а тот подталкивал чернильницу, которая, в свою очередь, толкала рамочку с фото.

Вдруг он услышал глухой удар, звон разбивающегося стекла и поднял голову от бумаг. Рамка, чернильница и стаканчик для карандашей упали на пол. Он сразу же, но без суеты, поднялся, зажег верхний свет и посмотрел, велик ли ущерб. Рамочка сломалась, чернильница разбилась, и чернила растеклись по полу, залив фотографию, ручки и карандаши.

— Прекрасно! — пробормотал Оливер Стив. Взял трубку и позвонил ночному сторожу:

— Я уронил чернильницу. Зайдите, пожалуйста, немного прибрать. Благодарю вас.

Потом вновь погрузился в работу. Поднял голову, чтобы удостовериться, что вошедший в комнату человек — действительно вызванный им сторож, и снова склонился над бумагами.

В одиннадцать зазвонил телефон, но он не снял трубку. Это был сигнал, который подавал сторож, сообщая, что уже без трех минут одиннадцать. За эти три минуты Оливер Стив положил бумаги и папки на место, погасил свет, запер двери, спустился на первый этаж и вышел из здания «Нитролина».

Также и эти факты были впоследствии установлены Артуром Йеллингом путем весьма трудоемкой и тщательной проверки.

В тот вечер 16 августа Кэрол Стив и Люси Эксел вышли из дому без четверти девять. Кэрол Стив, младшей сестре, было двадцать пять лет. Характерные черты Стивов были в ней не так заметны благодаря мягкой женственности всего ее облика. Светло-русые волосы, добрый взгляд серых глаз никак не напоминали грубую внешность ее братьев. Но все же нечто от Стивов в ней было, это трудно выразить, но, несомненно, чувствовалось: может быть, какой-то жест, какое-то мимолетное выражение лица. Люси Эксел, одного роста с ней и в общем похожая на золовку, все же внешне от нее отличалась: в ней не было этой неуловимой резкости, суровости Кэрол, а только мягкая женственность.

Уже стемнело. Песчаный пустырь вокруг дома был раскален от дневного зноя, от земли шел жар и поднимались зловонные испарения. По небу неслись длинные грозовые лиловые облака. Женщины заперли дверь и направились к конечной остановке автобуса.

— Вот увидишь, что Джереми здорово разозлится, — сказала Люси. — Ты ведь знаешь, что он не любит, когда мы вечером уходим из дому.

— Он может не любить, но не может мне этого запретить, — уточнила Кэрол Стив. Уже сама эта манера толковать слова говорила о том, что она тоже выросла в насыщенной разными сложностями и нюансами атмосфере дома Стивов. В самом деле, не любить, не желать — это одно, а запрещать — совсем другое. Джереми хоть и старший брат, но она совершеннолетняя, и, даже если Джереми это не нравится, она вправе уходить и полностью сама отвечает за свои поступки.

Люси Эксел ничего не возразила, наверно, она уже привыкла ко всем этим тонкостям. Может, они ей не нравились, а может, она не слишком в них разбиралась. Она ограничилась тем, что предупредила:

— Однако мы должны поскорей возвратиться. У тебя повышена температура, ты поднялась с постели.

— Жар — это ерунда, — заявила Кэрол Стив.

Автобус покатил к городу — вдали виднелись его сверкающие огни. Кэрол Стив и Люси Эксел сошли на широкой площади, миновали несколько забитых машинами и слепящих светящимися вывесками улочек и остановились у входа в «Караван-холл бокс».

«Караван-холл бокс» было одним из самых больших кафе в городе. Больших по величине, а не в смысле шика или роскоши убранства. Четыре просторных зала, каждый вмещал не меньше полусотни столиков. Быть может, размеры кафе были и в ущерб роскоши, которой оно не отличалось, но это ничуть не мешало развлекаться его посетителям. Оркестр, нескончаемо длинные стойки бара, площадки для танцев не позволяли клиентам замыкаться в печальном одиночестве, даже если кто-то и был к этому склонен. Там, где вокруг хохочут, разговаривают во весь голос, перекликаются из-за столиков, бросают друг в друга бумажные шарики и переходят на «ты» через две минуты после знакомства, трудно не начать тоже развлекаться. Но эти размеры, этот веселый шум, возможно, имели один недостаток: выбор публики. Когда посетителей такое множество, не так-то просто их строго отбирать. В «Караван-холле» кого только не было, но, следует признать, ни полиция, ни организации блюстителей нравов ни разу не имели серьезного повода для жалоб. Если и были, то какие-то мелочи: то ссора, то пьяный, то азартная игра за одним из столиков, которую сразу же пресекали, а деньги конфисковывали. Но никогда ничего серьезного. Поэтому по утрам в праздничные дни сюда под предлогом слегка перекусить заглядывали целыми семьями также и местные буржуа и не покидали кафе до тех пор, пока им не надо было идти домой обедать.

Вот в это-то кафе и вошли Кэрол Стив с Люси Эксел. Сели за столик и что-то заказали. Их лица покрывал лишь тонкий слой пудры, тогда как все остальные посетительницы были, как водится, густо накрашены. Не прошло и нескольких минут, как к ним подошел и сел за их столик полноватый, не очень высокий мужчина.

— Добрый вечер, Пэддер, — первой поздоровалась с ним Кэрол Стив.

— Здравствуйте, Кэрол. Здравствуй, Люси. Я не ждал вас сегодня. Тем более, знал, что вы больны.

— Дома мне невообразимо скучно, — ответила Кэрол. — Голова у меня так устала, что я не в состоянии читать. Поэтому я не могу лежать, даже если у меня жар.

— Я заметил, что у вас блестят глаза, — сказал тот, кого называли Пэддером. — Наверно, тридцать восемь?

— Тридцать восемь и пять.

Люси Эксел молча потягивала питье из высокого бокала. Пэддер внимательно поглядел на нее — не то с симпатией, не то с холодным любопытством.

— Наверно, Люси тоже заскучала в доме Стивов. Она разучилась говорить, — сказал он. — Когда она работала в этом заведении, то была совсем другая.

— Ну что ж, люди меняются, — ответила Кэрол, а Люси только улыбнулась. — Кроме того, не забывайте о нашей бедности. У кого нет денег, тот всегда немногословен.

— Да нет, мне не на что жаловаться, — пробормотала Люси, глядя на золовку. — Мне теперь куда спокойнее, чем тут, за кассой, среди этих вечных ухажеров.

— Ну уж такая у тебя судьба, — улыбнулся Пэддер. — Однако здесь каждый день тебя ждало что-нибудь новенькое. То один предлагает тебе отправиться с ним на Луну, то другой сочиняет для тебя поэму, то хозяин грозит уволить…

Разговор продолжался в таком же тоне — насмешливом и дружеском. Небольшой оркестрик играл не умолкая. Вдруг какой-то высокий толстяк, робко глядя на Люси, пригласил ее танцевать, и она приняла его приглашение.