Избранное

Итак, молодость ушла безвозвратно, думал я, бредя по саду. Да и на что мне еще надеяться, старой развалине? Благослови тебя бог, моя последняя любовь.

Я вернулся к себе чуть-чуть усталый, сел за письменный стол. Когда я — после болезни впервые — взял в руку перо, положил на колени тетрадь, меня охватило то же тихое волнение, какое на протяжении почти уж шестидесяти лет подымалось во мне всякий раз, как только я садился за работу. Это меня немножко утешило.

1971

Перевод Е. Малыхиной.

Тибор Дери — прозаик

«Иностранная литература», 1979, № 7.

Тибор Дери (1894—1977) — один из крупнейших венгерских прозаиков XX века. Значение его творчества — несколько упрощая — можно определить как творчество буржуазного гуманиста, разочаровавшегося в идеалах и целях того класса, на которого он вышел, творчество писателя, гуманистические убеждения которого в процессе его созревания как человека и как художника привели его к рабочему движению, к социализму, хотя полностью он не сумел все же ощутить себя частью этой великой силы. Даже в моменты, когда гармония, казалось, была полной, произведения его, а иногда и поступки, несла на себе печать разлада, внутренней борьбы.

В творческом пути Дери были периоды, когда его гуманизм терял связь с рабочим движением, с социализмом — хотя как художник он и тогда не отворачивался от них. А так как «абстрактного» гуманизма не существует, то эти периоды, как и созданные тогда произведения, следует отнести к той разновидности буржуазного гуманизма, которому свойственно (это явление широко известно в мировой литературе) некое «соприкосновение» с идеями марксизма, социализма, рабочего движения. Недаром этот «слой» прозы Дери часто сравнивают с творчеством Томаса Манна — с ним венгерского писателя роднит и интеллектуально-ироническая манера письма.

Немного мы знаем писателей — и в венгерской, и в мировой литературе, — в чьих пропитанных горечью, а то и пессимизмом размышлениях об обществе, о современной жизни так четко ощущалась бы ответственность за будущее народа, страны, человечества, как у Тибора Дери.

Дери — писатель-моралист, но не морализатор. В своих произведениях он исследует моральные аспекты социально-исторических, политических событий, а его этическая позиция как художника всегда уходит корнями в социально-исторический контекст. Творчество Дери можно анализировать с разных точек зрения — в том числе и с точки зрения этики. Его разочарование в буржуазных идеалах, как и переход на сторону рабочего класса, имело так же и моральные причины — восторженное отношение к социализму, вера в человека, точно так же как а скептически испытующий взгляд на историю, присущий Дери в последние два десятилетия его жизни, выразился в морально-философских коллизиях. Моральный пафос был в одно и то же время и источником той силы, которая побуждала писателя глубоко проникаться сочувствием к истинно человеческим ценностям, и основой его иронии.

В венгерской прозе XX века Дери занимает особое, в некотором смысле уникальное место. Он обладал редкой способностью ассимилировать, осваивать едва ли не все новейшие достижения прозы XX века. В его художественной манере внимание к деталям, их точное изображение хорошо уживается с причудливой игрой фантазии, рационалистические рассуждения — с туманными видениями. Порой он, словно убежденный сторонник натурализма, нагромождает факты, а порой, в некоем сюрреалистическом опьянении, позволяет таинственной логике воображения уносить себя в призрачный, фантастический мир. Талантливый рассказчик, он охотно и увлекательно повествует о жизни реальных людей — но в любой момент готов прервать себя, чтобы дать волю игре мысли. Он пишет роман, создавая типические образы в полном соответствии с классическими канонами, — и вдруг неожиданным поворотом действия или изображением какой-нибудь странной черты своего героя разрушает эти каноны. Поэтому весь его путь как художника представляет собой постоянное обновление, постоянный поиск.

Нельзя не упомянуть о той большой роли, которую сыграл Тибор Дери, создав литературные образы представителей венгерского пролетариата. Опыт мировой культуры показывает: литература, другие виды искусства выдвигают на первый план изображение того класса или слоя, через который можно «ухватить» наиболее существенные проблемы всей нации. С середины XIX и почти до середины XX столетия такую возможность художественного осмысления важных вопросов национального бытия венгерской прозе давало прежде всего обращение к жизни помещиков и крестьянства. Ввиду того, что в стране, где развитие капитализма запоздало по сравнению с рядом других государств, не было «настоящей», исконной буржуазии, литература здесь не располагала подлинными традициями в изображении рабочих. Хотя уже в первые десятилетия XX века внимание художников все чаще обращалось к пролетариату, тем не менее целостную картину венгерского общества, в которой центральное место занимало бы мироощущение и мировоззрение рабочего класса, а все главные моменты общественного бытия решались бы с позиций этого класса, дала не проза, а поэзия, конкретнее: творчество Аттилы Йожефа. В прозе такую же картину, пусть не на столь же высоком уровне художественного обобщения, дали два романа «Неоконченная фраза» и «Ответ» Тибора Дери.

* * *

Родившись в 1894 году в Будапеште, в богатой буржуазной семье, Дери чуть ли не все детство провел в заграничных санаториях, где его лечили от костного туберкулеза, затем воспитывался в швейцарском интернате. На родину он вернулся уже взрослым и поступил на службу в правление акционерного общества по лесоразработкам, где генеральным директором был его дядя, которого со временем он должен был сменить на этом посту. Однако широко образованного, хорошо владеющего языками молодого человека все больше притягивало к себе основное течение венгерской духовной жизни, он попал под влияние Э. Ади, читал Достоевского, Толстого, Чехова, Ницше и Кропоткина. Вся эта разнообразная духовная пища учила его мыслить, жить с открытыми глазами, не принимая бездумно существующий порядок вещей. Позже он сам рассказывал в автобиографии, как страстно возненавидел в то время лживые условности буржуазного образа жизни, как пришел к сознанию, что буржуазный уклад порочен и несправедлив, а порождаемые им эксплуатация и война невыносимо жестоки.

Отсюда возникла мечта о свободе, сперва принявшая форму индивидуалистического бунта. Однако бунт этот с самого начала соединялся в его сознании с убеждением, что этическая сущность искусства состоит также в отрицании существующего порядка вещей. Поэтому его первые литературные опыты выражают анархическое стремление к свободе от общества, от среды. Они сознательно эпатируют добропорядочных буржуа сценами эротики, насилия, озлобленности. Категорически осуждая мораль породившего его класса, стремясь вырваться из-под его влияния, Дери, естественно, ощущает желание куда-то примкнуть, найти точку опоры в море лжи и несправедливости. Но тенденции эти еще тонули у него в идейных и стилевых крайностях экспрессионистского бунта.

Первым и до сих пор не утратившим своего значения художественным документом того периода стала повесть «Раздвоенный крик» (1918) — эмоциональное выражение страстного протеста против мировой войны, этого чудовищного порождения империализма. Война изображается здесь как зловещее, иррациональное начало, как противоречащее природе человека — и все же именно человеком совершаемое преступление, непостижимость которого ведет к расщеплению человеческого «я». В атмосфере фантастических видений, горячечных галлюцинаций звучит на два голоса апокалипсический бред вернувшегося с фронта Диро. И в «раздвоенности» его сознания таится трагическая угроза для человеческого бытия.

Стиль повести, ее лихорадочный ритм, даже обилие слов с большой буквы — все это служит одной цели: повесть должна восприниматься как крик боли и ужаса, рвущийся из груди человечества.