Избранное

Толстуха тяжело отдувалась, чтобы скрыть возрастающий страх. Смеркалось, и она уже подумывала, не отложить ли этот неприятный визит на завтра, выбрать более ранний час, когда на улице будет посветлее… Но тем временем она доковыляла до двери. И тут с отвагой отчаяния она сердитым рывком распахнула дверь и вошла.

Диро не было дома. Привратница облегченно вздохнула и опасливо огляделась по сторонам. Она пробыла в комнатушке минут десять, до дна изучив содержимое ящиков, заглянула в раскрытый шкаф, где висели пара солдатских штанов да грязная рубаха, не поленилась даже встать на колени и заглянуть под кровать: а вдруг да там обнаружится что-нибудь или — не дай бог! — кто-нибудь…

Удостоверившись, что комната пуста, привратница чуть успокоилась, однако когда она спускалась по лестнице, то ноги у нее все еще были как ватные и дрожь в коленях не унималась. Она поравнялась с квартирой Кухаров и тут внезапно услыхала, как ступени скрипят под чьими-то тяжелыми шагами: кто-то поднимался по лестнице. Привратница заглянула вниз, в темноту лестничной клетки, а затем поспешно прошмыгнула в квартиру Кухаров.

В окно было видно, как Диро в полном одиночестве прошел на чердак.

Вскоре подтвердилось, что этот человек и по ночам находится в своей комнате один. Привратница пробыла у Кухаров до десяти вечера: сидя у окна, она следила за входом на чердак. В десять часов ее подменила жена столяра со второго этажа, а привратница спустилась вниз, заперла входную дверь и никого не впускала в подъезд той ночью. Спать она не ложилась, стерегла вход, а чтобы не заснуть, нацепила очки и принялась штопать мужу носки. До часу ночи в доме царила гробовая тишина, стало быть, и в комнате Диро до той поры не было никого из посторонних. На лестнице никто де показывался, комната была пустой, когда привратница ее обследовала, а вторая дверь на чердак, тяжелая и окованная железом, была на двойном запоре — закрыта на цепочку и на замок, а ключ от замка хранился у привратницы в кармане. Со стороны лестницы к Диро никто не мог проникнуть, значит, он должен был находиться один.

И все-таки в час ночи наверху раздался этот ужасный крик в два голоса.

Той же ночью жильцы решили заявить в полицию.

Однако на другой день что-то помешало им обратиться к властям. А следующая ночь прошла спокойно. Крик не повторялся еще пятеро суток. Казалось, жизнь вошла в свою обычную колею; жильцы совсем было перестали тревожиться и позабыли о случившемся, лишь молодая Кухар изо дня в день слезно умоляла мужа съехать с квартиры.

Итак, пятеро суток жильцы наслаждались прежним покоем. Похоже было, что темные силы покинули дом, а если и случилось где что-либо странное, то ни привратница, ни соседи ничего не заметили. Одно лишь неутешное отчаяние молодой Кухар повергало в размышление привратницу, которая и прежде успела кое-что заподозрить, теперь же она ежедневно навещала жену Кухара и внимательно присматривалась к ней.

На шестые сутки Диро вернулся домой раньше обычного. Весь день лил дождь, к четырем часам уже совсем стемнело. Пропитанный влагой осенний туман стелился по улицам, а тусклый свет фонарей едва пробивался сквозь густую мглу. Крыши домов тонули во мраке, резкие порывы ветра непрестанно гнали хлопья паровозного дыма вдоль раскисшей в слякоти улице.

Привратница стояла в дверях подъезда и видела, как Диро возвращался домой. В непролазной грязи возле дома застряла груженая подвода. Возчик, одетый по-солдатски, сыпал ругательствами, его брань и свист кнута разносились далеко по улице, а напряженно вытянутые шеи ломовых лошадей лоснились от пота.

Привратница с любопытством наблюдала за этой сценой, когда перед ней неожиданно вырос Диро. Женщине показалось, будто он пошатывается. Диро повернулся спиной к привратнице и, чуть подавшись вперед, тоже стал смотреть на застрявшую подводу; руки его подрагивали.

Позднее привратница описала этот случай со всеми подробностями. Несколько минут Диро стоял неподвижно, глядя перед собой. Солдат озверело нахлестывал лошадей, затем соскочил с подводы и забежал вперед. Ухватившись за удила, он рывком дергал их на себя. Возчик был пьян и злился, что подводу не удавалось стронуть с места. Неожиданно он повернул кнут другим концом и толщенным кнутовищем что было силы ударил лошадей между глаз. Лошади взвились на дыбы, тела их судорожно напряглись; одна из кляч громко заржала от нестерпимой боли и ударила всеми четырьмя копытами.

И в этот момент слух привратницы резанул леденящий душу крик наподобие того, какой раздавался по ночам с чердака. Хриплый вопль внезапно взметнулся над улицей, он доносился одновременно из всех окон каждого дома — как будто весь мир зашелся в предсмертном хрипе, — и невозможно было определить, откуда он исходит. На сей раз крик захлебнулся через несколько мгновений и был слабее истошных ночных воплей. Привратница вне себя от страха отшатнулась назад и ухватилась за дверной косяк; в лице у нее не было ни кровинки. Взгляд ее тотчас обратился к Диро, но тот все это время стоял неподвижно спиной к привратнице. И лишь после того, как крик отзвучал, он вдруг дернулся всем телом, точно ударенный током, и, взметнув вверх обе руки, на секунду застыл в этой позе. А в следующее мгновение он метнулся вперед, в сердцах отшвырнул свою шляпу и без единого звука, молчком кинулся на возчика. Вырвал у того из рук кнут и с такой силой отбросил прочь, что кнут описал в воздухе широкую дугу. Затем, ухватив солдата за грудки, он резко толкнул его, и возница, крутнувшись на месте, с воплем шлепнулся в грязь. А Диро на секунду замер над ним с поднятыми вверх руками, затем круто повернулся и, задев локтем окаменевшую привратницу, молча влетел в подъезд. Жаркое дыхание обдало женщину, глаза у Диро светились зеленоватым блеском, лицо его было перекошено гримасой, так что обнажились крупные белые зубы, стиснутые до скрежета. Позднее привратница уверяла, будто она долго еще слышала зубовный скрежет, — даже когда стремительные шаги Диро смолкли на лестнице.

До одиннадцати вечера все было спокойно. Правда, Кухар, по своему обыкновению рано вернувшийся домой, утверждал, что часов в семь он слышал на чердаке какой-то грохот, будто тяжелый стол или шкаф опрокинули на пол или передвинули к стене; однако, кроме него, никто из жильцов этого шума не слышал.

В одиннадцать часов, когда снова раздался крик, все жильцы дома спали, не считая Кухаров, привратницы и столяра со второго этажа. Эти четверо свидетелей в один голос рассказывали о своих переживаниях и страхах.

Крик раздался внезапно и совсем рядом — так утверждали все, кто его слышал. Живущая на первом этаже привратница, которая поджидала припозднившегося мужа, клялась и божилась, что крик исходил из шкафа, рядом с которым она сидела. Как только миновал первый испуг, привратница опрокинула шкаф на пол, взгромоздилась на него и, дрожа как в ознобе, просидела так до рассвета.

Столяр сидел возле кровати, где спала его жена; он тоже собирался лечь, когда тишину прорезал громкий крик. Застигнутый врасплох, столяр обернулся к жене и оторопело уставился на нее: ему показалось, что крик слетел с ее губ. Дрожа всем телом, столяр выскочил вон и помчался к Кухарам.

Супруги Кухар бледные как смерть сидели за столом друг против друга и боялись шелохнуться. Кухар уронил на пол книгу и нагнулся, чтобы поднять ее, когда над столом раздался крик: он решил, что кричала его жена. Кухар разогнулся и взглянул на нее. Однако жена сидела молча, окаменело: она готова была поклясться, что жуткий крик донесся из-под стола и исторгнут был у ее мужа.

Когда перепуганный столяр ворвался в квартиру к Кухарам, он не заметил ни мертвенной бледности лиц, ни странной, неподвижной позы хозяев; он с порога стал звать на помощь. Ответом ему было молчание; Кухары все так же недвижно сидели друг против друга и поначалу даже не слышали столяра. Первой пришла в себя женщина. Она выскочила из-за стола и с громкими рыданиями бросилась на колени.

— Боже праведный! — с дрожью в голосе воскликнула она. — Конец света пришел… Прости нам, господи, грехи наши!