Страница 52 из 168
— Из всех пятнадцати сук, с которыми я водил недолгое знакомство, ты скулишь громче всех, — в голосе Лжеца, едва слышимом, сквозило явственное презрение, — Это учебный поединок, а не дуэль!
Барбаросса едва не взвыла.
«Это Каррион, ты, заспиртованная глиста! Лучшая фехтовальщица во всем Броккенбурге! Каррион, которую сам Большой Круг в честь ее заслуг даровал титул Черного Солнца»!
— Едва ли за выдающийся вкус, — пробормотал Лжец, — Она одевается как гробовщик из Марклеберга…
«Будь уверен, она загнала в гроб больше народу, чем вся артиллерия твоего старика фон Лееб за все время службы!»
— Выглядит… опасно, — неохотно признал Лжец, невесть что видящий из своего мешка, — Я чувствую ее ауру. Это опасная, злая аура. Магический эфир вокруг нее шипит от резонанса. Какой спектр, только подумать… Что значит «Черное Солнце»?
«Как будто бы я знаю! Это знает, быть может, всего пять или шесть сук в Броккенбурге, старшие ведьмы, заседающие в Большом Круге, включая Веру Вариолу, но они, видишь ли, не держат передо мной отчета».
Это было правдой. Никто в Малом Замке не знал происхождения и смысла ее титула. Никто не знал, откуда у нее медные пальцы на правой руке. Никто не знал, чем она занимается целыми днями в тиши своего кабинета на самом верху башни. В сущности, подумала Барбаросса, если бы я захотела записать все, что мне известно о Каррион, сестре-батальере, мне не пришлось бы брать толстую тетрадь, как у Котейшества, достаточно было бы и клочка бумаги, которого хватило бы для самокрутки…
Барбаросса положила мешок с гомункулом в углу, осторожно, так, чтобы не звякнуло стекло. Ей нужно взять оружие. Нельзя выдавать смущения и нерешительности, Каррион чует их лучше, чем Котейшество — мельчайшее количество чар в окружающем воздухе. Колебание подобно смерти.
Но еще хуже, если сестра-капеллан заподозрит ее в манкировании своими занятиями по фехтованию. Это может закончиться не парой дюжин свежих кровоточащих полос на ее шкуре, это может закончиться куда как хуже. Черт. Каррион не ведает снисхождения к недостаткам окружающих. Если ей покажется, что сестра Барбаросса, ее протеже, бьется без должного усердия, она…
Запрет меня здесь, подумала Барбаросса, чувствуя, как ее костный мозг превращается в ядовитый студень, растворяющий кости. Заточит в фехтовальной зале на сутки, не ведая, что обрекает меня не на наказание, а на казнь, что запирает вместе с сидящим внутри Цинтанаккаром. К тому моменту, когда она вернется на следующий день, чтобы проведать свою нерадивую ученицу, она обнаружит ее вздернувшейся на собственном ремне в углу фехтовальной залы…
— Тебе лучше не оплошать, так?
Барбаросса была слишком занята, чтобы отвечать этому выблядку.
Она быстро пробежала взглядом по стойке с рапирами. Малый Замок никогда не располагал большим фехтовальным инвентарем, те образцы, что в нем содержались, были собраны многими поколениями предшественниц, оттого смотрелись не как тренировочный арсенал, в котором все клинки одинаково сбалансированы и выглядят сестрами-близнецами, а как груда разнородных трофеев, добытых невесть в каких боях и стычках. Разномастные гарды, клинки разного строя, эфесы самых причудливых форм… Все они были хорошо знакомы Барбароссе, как члены не очень дружной, но большой семьи, каждая имела свое имя и характер.
Она заметила, что Каррион взяла «Стервеца» — тридцатидюймовый клинок, баланс смещен на два пальца к острию из-за облегченной рукояти, массивная гарда с литыми кольцами. Такой клинок не выбирают, когда готовятся к затяжной баталии, он тяжеловат для долгой работы, вероятно, сестра-капеллан рассчитывает на резкие быстрые атаки и соответственно этому выбрала оружие. Чтобы держаться с ней наравне, ей самой стоит взять кого-нибудь из близких родичей «Стервеца» — к примеру, «Шпору» или «Принцессу-Стерву». Можно и «Разлучницу» — та, хоть и массивнее, длиннее на два дюйма, а значит, сулит некоторое преимущество, если уметь держать дистанцию…
— Барбаросса!
— Да, сестра? — пальцы Барбароссы, коснувшиеся было «Разлучницы», дрогнули на рукояти, так и не успев сомкнуться.
Каррион стояла в очерченном краской кругу с рапирой на плече, медные пальцы небрежно сжимали эфес. В противовес великосветским блядям, сооружающим на голове целые дворцы из покрытых лаком кос, многие фехтовальщицы коротко стригут волосы, чтоб пряди не лезли в лицо. Каррион, однако, не придерживалась ни одной из этих крайностей. Волосы она стригла коротко, но не очень, несимметричным каре, прикрывающим левую сторону ее лица почти до подбородка. Оттого Барбаросса видела лишь один ее глаз. Внимательный, холодный небесно-голубой глаз, глядящий прямо на нее. В душу — если под слоями измочаленного мяса, медленно пожираемого демоном, в самом деле еще оставалось какое-то подобие души…
— Я сказала тебе, что ты можешь пройти в круг для фехтования, Барбаросса. Но разве я говорила, что ты можешь выбрать оружие?
Где-то в груди сладострастно причмокнул губами Цинтанаккар, ощутив ее страх и беспокойство.
— Но я…
— В круг, Барбаросса.
Стоять в фехтовальном кругу без оружия в руке было непривычно и неестественно. Лишенная привычной тяжести правая рука беспомощно висела, будто плеть. Пальцы тщетно то сжимались, то разжимались, пытаясь нащупать несуществующую рукоять.
— Позисьон уно, сестра Барбаросса. Будьте любезны.
Она покорно встала в первую позицию — тело повернуто правым боком к противнику, вес выровнен строго между ног, колени почти прямые. Вооруженную правую руку полагалось выпрямить в направлении противника на уровне плеча. Барбаросса так и сделала, держа воображаемую рапиру. Паскудное ощущение — даже учитывая то, что сама Каррион принимать стойку не спешила.
Это не бой. Урок, который собиралась преподать ей Каррион, не лежал в плоскости фехтовального мастерства. Что-то другое. Барбаросса набрала воздуха в грудь, стараясь разделить внимание между рапирой Каррион, безучастно ковыряющей пол, ее ногами в старых ношенных чулках, выбивающихся из-под черных кюлот, и угловатыми плечами.
Не бой, лишь имитация.
Каррион собирается дать ей почувствовать на своей шкуре, до чего неудобно стоять безоружной против пусть и тренировочного, но клинка. Возможно, она продержит ее так все четыре минуты, прежде чем соблаговолит принять извинения и…
Рапира в руке Каррион шевельнулась. Лениво, как бы обозначая движение, а не выполняя его в полную скорость. Барбаросса даже не успела заметить того мгновения, когда показная медлительность обернулась хищной целенаправленной стремительностью, но хорошо ощутила, как клинок обжог ее предплечье. Как будто бы даже и не коснулся его, пролетел мимо, но мгновеньем позже по руке, от локтя к запястью, хлестнуло колючей болью, от которой рука едва не подломилась, точно сухая ветка…
Больно, сука! Больно!
Тренировочные клинки только кажутся легкими прутиками, упругая и гибкая сталь, из которой они выкованы, оставляет на теле даже сквозь ткань знатные фиолетовые полосы и узоры, получше, чем от иного батога. Орудуя такой штукой, всего за полчаса можно исхлестать человека так, что он будет выглядеть словно его прогнали через шпицрутены, а нижняя рубаха после такого будет годна только на тряпки — даже если удастся отпарить заскорузлые лохмотья, в которые она превратилась, от лопнувшей спины, проку от них уже никакого…
Многие ковены использовали на уроках по фехтованию подбитые ватой костюмы, но Каррион скорее собственноручно подожгла бы Малый Замок, чем позволила держать что либо подобное в фехтовальной зале.
Еще один удар — еще одна обжигающая полоса на предплечье.
— Ты не парируешь, Барбаросса.
Чем, блядь? Чем, блядь, она должна парировать свистящий клинок в руках Каррион?
Барбаросса шевельнула пустой рукой, пытаясь представить, как перехватывает невидимым лезвием рапиру Каррион, вновь замершую у пола. Нелепо, обидно и унизительно. Но если она будет двигаться достаточно быстро, возможно…