Страница 121 из 168
Но даже так у нее быстро начало гудеть в голове.
Чертов Миттельштадт! Она и забыла, до чего плотно здешняя материя проникнута адскими энергиями, усеяна чужеродными занозами и вкраплениями, до чего много скапливается здесь продуктов разложения и распадка. Низовья горы на протяжении веков щедро удабривались отходами алхимических мастерских и лабораторий, стекающими с вершины, но, будто одного того мало, здешние обитатели с великой охотой использовали адские дары везде, где только могли, будто пытаясь переплюнуть друг друга, и плевать, что большая часть их заговоренных амулетов и побрякушек, которыми они кичатся друг перед другом, куплена в Руммельтауне, у безвестных торгашей, а прирученные демоны, обитающие в их домах, связаны не заслуживающим доверия патентованным специалистом, а первым попавшимся пидором, имевшим наглость именовать себя демонологом.
Черт, глядя на рассыпающиеся вокруг нее пятна магических возмущений, можно было понять, отчего человеческая алчность считается в Аду изысканной драгоценностью, гранеными осколками которой адские владыки инкрустируют свои регалии. Обычный бюргер, обитающий в Нижнем Миттельтштадте, может носить на ремне кошель, пустой как мошонка у скопца, но, будьте уверены, он не выйдет за порог без пары зачарованных шпор, издающих при ходьбе мелодичный звон. И уж конечно он заведет себе зачарованную табакерку, зачарованные жилетные часы с трудолюбивым демоном, зачарованную булавку для галстука…
Она видела до хера таких хлыщей, причем именно здесь, в самой низинке. Иные из них едва передвигались — ядовитый фон из дешевых чар выедал их нутро подчистую, по разваливающемуся на ходу телу шмыгали мелкие адские исчадия, вольготно использующие его истончающуюся оболочку как собственный дом, но они, казалось, не замечали этого, а если бы и заметили, нипочем не отказались бы от своих сокровищ. Никчемные тупицы. Именно в том и заключено проклятие адских сокровищ — единожды взяв в руки хотя бы крохотную их частицу, почти невозможно с нею расстаться, напротив, она разжигает в человеке жажду, которую подчас невозможно унять. Губительную жажду, приводящую зачастую к мучительной смерти.
Котейшество говорила, что как-то видела в Нижнем Миттельштадте страшную старуху, кокетливо кутавшуюся в кружевные мантильи. У старухи давно провалился от сифилиса нос и выглядела она как несвежая курица, но на мантилье у нее была брошь, позволявшая ей смеяться чистым и мелодичным смехом, а истлевшие волосы украшены заколкой, дух внутри которой нашептывал ее кавалерам на ухо всяческие скабрезности. Таких красавиц нынче хватает в любой подворотне — пучок на грош…
Черт, да сколько их здесь!..
Колючая беспокойная искра, пульсирующая в тяжелом металлическом сосуде за стеной — демон по имени Арминброхауэттэр, ничтожный мелкий дух, заключенный в печь и неразборчиво бормочущий что-то в груде золы. Изловленный когда-то прославленным демонологом Максом Брауном из Франкфурта-на-Майне, он преданно служил своим новым хозяевам семнадцать лет, но служба его приближалась к концу. Давно не подновляемые адские письмена на печных патрубках порядком истерлись, меоноплазма, из которой состоит его пульсирующее тело, наполовину испарилась. Неудивительно, что вместо жара несчастный Арминброхауэттэр исторгает из себя едва теплое дуновение вперемешку с вонью рыбьих потрохов. Уже совсем скоро его брезгливо вышвырнут прочь, заменив более усердным и юным существом, но пока он отчаянно шипит, силясь выдавить из своего немощного тела хоть толику тепла…
Две тусклые искры, медленно двигающиеся по улице в людской толчее — парочка плотоядных близнецов из огромного семейства Раубивара. Для обычного человека они выглядят точно потертые мужские запонки из слоновьей кости, но достаточно сосредоточиться, чтобы увидеть их извивающиеся узловатые тела, опутавшие запястья ничего не подозревающего человека. Возможно, этот несчастный купил запонки в какой-нибудь лавке, из-под полы торгующей амулетами или, как многие другие, был обманут ушлыми торгашами Руммельтауна, уверявшими его, будто эти запонки подарят его лицу здоровый цвет. Может, и подарят — демоны обыкновенно весьма ответственно относятся ко своим обязательствам — да только взыщут с него свою цену. Уже сейчас видно, что кончики пальцев у мужчины побагровели и вздулись — это демоны-близнецы запустили в них свои невидимые, тонкие как волосы, зубы, высасывая из них кровь и лимфу. Жадные твари из семейства примитивных паразитов. Не пройдет и месяца, как этот несчастный, польстившийся на адские побрякушки, будет скулить от боли, а его кисти превратятся в жуткие гангренозные наросты, пульсирующие болью и гноем.
Ад взыскивает свою цену за право доступа к своим сокровищам, ты, никчемный франт. И если цена кажется тебе небольшой, то вовсе не потому, что адские владетели решили устроить благотворительную распродажу…
Большие и малые, старые и молодые, дерзкие и степенные — адские сущности вокруг Барбароссы жили своей жизнью, ни в малейшей степени не интересуясь вниманием ведьмы к своей персоне — у каждой из них были свои заботы, подчас не менее важные, чем заботы обитателей Нижнего Миттельштадта, каждая выполняла какую-то свою работу.
Заговоренная подкова на рысящей мимо лошади — внешне почти не отличимая от прочих, но покрытая мелкой вязью адских сигилов размером с блоху. Будь здесь Саркома, она наверняка нашла бы повод для смеха — эта подкова выглядела совершенно невзрачно, но, хоть о том наверняка не догадывается даже кузнец, ее подковавший, стоит в десять раз больше и лошади, в чьем копыте она сидит, и всего экипажа. Эта подкова старше многих окрестных домов, она видела мир еще триста лет тому назад. Подкованная к боевому коню, она принимала участие в печально известном сражении при Брейтенфельде и трижды проламывала вражеский череп, оттого хорошо знает человеческую кровь на вкус…
Старый заварочный чайник из пожелтевшего от времени мейсеновского фарфора. Расписанный прелестными синими цветами, он выглядит изящной игрушкой, но внутри него скрывается изнывающее от злости существо. Крохотный безымянный демон, заточенный в фарфоре, сам кипит от ярости — недалекая служанка последние недели обращается с ним без всякого почтения, не считает нужным вовремя протирать, мало того, постоянно убирает в темный буфет, мешая греться в лучах осеннего солнца. Он уже решил ошпарить этой суке лицо в следующий раз, когда она возьмет его в руки, и лишь выжидает подходящий момент…
Железный гвоздь, вбитый в притолоку трактира, совсем неказистый гвоздь, если не считать пары едва видимых символов на шляпке. Этот гвоздь тайком вбил заезжий демонолог из Граца, которому подали вчерашнее жаркое, так ловко, что никто из обслуги даже и не заметил. Гвоздь крохотный, не толще сапожного, а существо, сидящее внутри, еще меньше, только ведьма и разглядит, но оно усердно и живуче, как чумная крыса. Каждого, вошедшего в трактир, оно наделяет несварением желудка и коликами, а рыжих еще и зубной болью в придачу…
Игрушечный солдат, вырезанный из ясеня, покрытый лаком, точная копия гаккапелита Густава Горна с гербом Снежного Короля на груди. Не имеющий никакого механизма внутри, одного только крошечного адского духа, игрушечный солдат умеет хмурится, маршировать с пикой наперевес и изрыгать шведские проклятия, кроме того, иногда он оглушительно хохочет и выпускает струи табачного дыма через рот и нос. Опасная игрушка. Барбароссе приходилось слышать, будто некоторые такие солдатики темной ночью могут напасть на ребенка в колыбели, задушив его или перекусив тонкие вены…
Музыкальная шкатулка, стоящая на подоконнике распахнутого окна. Демон, пробуждающий магию музыкальных кристаллов, преобразующий ее в прелестные звуки, текущие через медный раструб, может показаться флегматичным и неспешным, но зубы у него из холодной синей стали, а глаза горят в полумраке тяжелыми искрами. Злое, вечно голодное существо, которое невесть какими силами удалось заточить в музыкальной шкатулке. Если кто-то неосторожно попытается выключить ее прежде чем стихнет песня, то расстанется с пальцами — а может, и со всей рукой…