Страница 5 из 13
– Лисковец, забери у них оружие! Красильников, осмотреть помещение. Джумагалиев, быстро позови Вязовского, надо выяснить у пленных, много ли фрицев и не прячется ли в доме еще кто-нибудь. Заодно узнай, что там наверху. Если дом от фрицев отчистили, то сообщите нашим и чехам.
Через минуту в подвал спустился Джумагалиев и молодой боец Константин Вязовский. Григорьев глянул на Вязовского:
– Давай, москвич, допроси фрицев, ты ведь у нас знаток немецкого языка.
Константин посмотрел на эсэсовцев:
– Как же их допрашивать? У этих двух языки от выпитого вина заплетаются, а этот трясется, как осиновый лист на ветру, даже слышно, как зубы стучат. Мы на втором этаже семерых в плен взяли и на чердаке еще одного. Видать, сильно мы их ошарашили своим внезапным нападением. Как припекло, так они сразу врассыпную бросились, будто зайцы, и лапки кверху подняли. Тоже мне, вояки хреновы…
Лисковец покосился на Вязовского:
– Тут ты, парень, не прав. Немец воевать умеет. Ты молодой, всего-ничего служишь, а я давно воюю и помню, какой немец в первые годы войны был. Эти вояки за три года, почитай, всю Европу под себя подмяли, а Чехословакию и вовсе за один день оккупировали. Правда, на нашей земле эти бравые солдаты споткнулись. Только поначалу бывало, что нам самим иной раз приходилось от них по полям да по лесам, словно зайцам, бегать. Нынче мы их толпами в плен берем, а тогда наоборот было. Я уж за эти годы повидал и отступление, и окружение, и плен. Это сейчас в нашей армии и боеприпасы, и обмундирование, и питание, и техники в достатке, а тогда тяжеловато приходилось, случалось и траву, и дохлых лошадей пробовать на вкус, а порой и вовсе жрать нечего было. Зато вши нас ели хорошо. Я из-за них и тифом, и малярией переболел, и дизентерия меня из-за употребления плохой воды не обошла своим вниманием. Может, поэтому и жив остался. Если бы часто в госпитали не попадал по болезни или по ранению, то уже, наверное, лежал бы в сырой земле. Возможно, благодаря этим отсрочкам до конца войны и довоевал. В царице полей – пехоте – долго не повоюешь: один хороший бой – и, как на фронте говорят, отправишься прямиком или в земотдел, или в здравотдел. Что же касательно фрицев, то сейчас, конечно, немец не тот, но все равно вояки опытные остались, иначе почему столько наших солдатиков погибает. Правда, и мы воевать научились, потому и бьем фрицев. А у этих, сдается, желание воевать отпало, да и пьяные они, заразы, в стельку, иначе нам бы туго пришлось…
Командир отделения прервал рассуждения бывалого солдата:
– Так, Лисковец, хватит философствовать. Бери этих любителей хмельного и веди наверх, на свет божий. Может, там протрезвеют. Молодого фрица здесь допросим, без свидетелей.
Аркадия Лисковца старший сержант уважал и считал его боевым товарищем, поскольку пришлось им немалое время повоевать вместе. Уважали его и остальные бойцы отделения, особенно молодые. Лисковец воевал давно, был говорлив и мог многое рассказать и поделиться опытом, что и делал при любом удобном случае. Григорьев ему не мешал, знал: Аркадий хоть и балагур, но плохого не посоветует, и молодым это будет на пользу. Он помнил, как совсем недавно, при освобождении города Брно, попали они под жестокий обстрел, находясь в окопе противника, покинутом хозяевами, из него-то немцы и хотели их выбить посредством мин и снарядов. Особенно туго пришлось недавно призванным красноармейцам Вязовскому и Долгих. Они сидели на дне окопа побледневшие и вздрагивали при каждом взрыве. Вот тогда-то Лисковец и провел с ними воспитательную работу. С невозмутимым видом он сел рядом с молодыми бойцами, достал из кармана колоду карт, сказал: «Чего, суслики, носами в землю уткнулись? Давай в подкидного дурачка сыграем, покуда время есть». Спокойствие Лисковца передалось молодежи, правда, в карты им поиграть не пришлось, но в атаку они пошли без страха…
Лисковец подошел к эсэсовцам, ухватил одного из них за ворот расстегнутого кителя.
– Вставай, морда эсэсовская!
Немец задрал голову, посмотрел на разведчика затуманенным взглядом больших светло-серых глаз, заплетающимся языком изрек:
– Ихь фэрштээ нихьт.
Лисковец глянул на Вязовского.
– Костя, растолкуй фрицу по-хорошему, или я его прикладом вразумлю.
Вязовский терпеливо объяснил пьяному немцу, что от него требуется. Немец согласно закивал.
– Я, я русиш зольдат. Гитлер капут. Хэльфэн зи мир биттэ.
Лисковец снова обратился за разъяснениями к Константину:
– Чего он бормочет?
– Просит помочь встать.
Лисковец бросил на эсэсовца возмущенный взгляд.
– Сейчас я тебе помогу, пьянь гитлеровская! Если не подымишься, голову размозжу. Ферштейн!
Немец непонимающе посмотрел на Аркадия.
– Нихт ферштейн.
Лисковец замахнулся на эсэсовца прикладом автомата. Григорьев остановил:
– Лисковец! Я тебя очень прошу, давай без рукоприкладства. Забирай фрицев, и идите наверх. Нам допрос надо провести.
– Как скажешь, командир, но я бы к нему приложился. С превеликим удовольствием за наших погибших товарищей с ним расквитался. Помню, в сорок первом году мы в контратаку пошли, на таких же вот в эсэсовской форме, они драпанули, мы деревеньку с ходу взяли, как положено, охранение поставили, спать в хатах улеглись, а эти суки среди ночи из подвалов, как тараканы, повылезали и давай в нас тепленьких и сонных стрелять. Потом к ним помощь подошла. Тут уж нам пришлось драп-марш делать в обратном направлении. Много они тогда ребят из нашего батальона положили. Кто знает, может, эти тоже хотели такую подлость совершить…
Григорьев бросил:
– Чего они хотели, это мы сейчас узнаем, а с немцами мы за погибших рассчитались сполна, уже хватит. Веди фрица наверх.
Лисковец нехотя помог немцу подняться на ноги. Эсэсовец, растягивая слова, произнес:
– Данкэ шен.
Аркадий зло плюнул на пол.
– Пристрелил бы гада! Руки вверх! Хэнде хох! Стой спокойно, зараза, надо тебя обыскать, а ну как припрятал гранату, пистолет или ножик. От вас, паразитов, всего можно ожидать.
Немец икнул, послушно поднял руки вверх, пошатываясь, терпеливо стал ждать окончания процедуры обыска. Лисковец зашел со спины, ощупал форменную одежду немца сверху донизу. Оружия у эсэсовца при себе не оказалось. В карманах удалось обнаружить только массивный серебряный портсигар с изображением орла и свастики на крышке, зажигалку и небольшую тубу с таблетками. Аркадий сумел прочитать название на немецком:
– Пер-ви-тин. Командир, похоже, это таблетки, которые фрицы глотают, чтобы сил набраться. Вроде как наши сто грамм перед боем. Только сдается мне, не больно им эти пилюли помогли.
По каменным ступеням загромыхали ботинки жандармов. Франтишек и его сослуживец, озираясь, спустились в подвал, подошли к Григорьеву.
– Вот тебе, Аркаша, и помощники, – старший сержант обратился к Франтишику. – Что у вас?
Из объяснений чеха старший сержант понял, что трое немцев попытались вырваться из дома через черный ход на соседнюю улицу. Им удалось тяжело ранить одного из жандармов, чехи ответили им гранатой. Больше эсэсовцы попыток вырваться из дома не предпринимали. Вскоре стрельба в доме затихла, и за ними пришел Джумагалиев.
Григорьев похвалил повстанцев и попросил помочь рядовому Лисковцу конвоировать пленных эсэсовцев наверх. Жандармы подняли с пола второго пьяного немца, волоком потащили к ступеням. Подопечный Лисковца, подгоняемый частыми тычками и командой: «Шнель, подлюка! Шнель!» – пошатываясь, побрел к ступеням сам.
Когда Аркадий Лисковец и чехи увели пьяных немцев, Константин Вязовский сел на стоявший ребром пустой ящик и приступил к допросу. Разговор с молодым эсэсовцем длился чуть больше трех минут. Григорьев время от времени говорил, о чем надо спрашивать немца. Когда допрос был закончен, Вязовский доложил:
– Их было двадцать, с ними офицер. Они из резервного батальона СС и несли службу в Праге. Ночью с пятого на шестое мая их отрядили для сопровождения и охраны груза. Груз на машинах привезли к этому дому. Часть из них занималась разгрузкой. Позже к ним на помощь пришли одетые в гражданскую одежду немцы-мужчины. Их было пятеро. С ними был и хозяин дома Рудольф Кромбергер. Кромбергер и унтерштурмфюрер Курт Шнайдер, командир отряда, руководили разгрузкой ящиков и складировании их в подвале.