Страница 4 из 13
Григорьев недоверчиво ухмыльнулся:
– Скажешь тоже, самолеты из миномета…
Узковатые глаза Мухаметзянова расширились:
– Ты что, мне не веришь?! А ты про лейтенанта Симонока слышал?!
– Нет.
– А про сержанта Калинина?
– Нет.
– Почему тогда не веришь?!
Григорьев успокоил:
– Да верю я тебе, Ибрагим! Верю. Потому и очень надеюсь на тебя. Ты же у нас один из лучших минометчиков. Так что действуй. Доложишь, когда расчет будет готов, а после боя расскажешь про своих героев, если время будет.
– Расскажу и доложу, сейчас только гляну на цель и прикину, как нам ее поразить, – выпалил Мухаметзянов и побежал к углу дома, за которым они скрывались от глаз противника.
Александр остался на месте и стал с интересом наблюдать, как два оставшихся подчиненных младшего сержанта сноровисто вытащили из люльки мотоцикла опорную плиту, трубу, лафет-двуногу, четыре деревянных ящика и также сноровисто стали устанавливать орудие. Когда они закончат, начнется бой.
Патокой потянулись томительные секунды ожидания. Как и прежде бывало перед боем, у Григорьева учащенно забилось сердце. «Скорее бы все началось!» – мелькнуло в голове. Он знал, что сердцебиение и волнение пройдут сразу же, как настанет пора действий, и весь его организм будет нацелен только на одно – одолеть противника и выжить самому. Успокаивая себя, едва слышно напевал:
Дожидаться долго не пришлось. Не прошло и минуты, как младший сержант Мухаметзянов негромко доложил:
– Миномет к стрельбе готов! Сейчас бы «Лукой» стрельнуть по этому дому, тогда бы и штурмовать его не пришлось. Может, им предложить сдаться?
– Если начнем с ними переговоры, они смогут приготовиться к бою или еще каких-нибудь гадостей наделать. И мощные снаряды здесь не применишь. Имеются сведения, что в подвале хранятся ящики с боеприпасами, в том числе и взрывчаткой, если рванет, могут мирные жители пострадать и их дома. Так что вы уж постарайтесь аккуратнее. Теперь давай к орудию, сейчас дождемся сигнала Мельникова и начинаем.
Долго ждать не пришлось: не прошло и пяти минут, как окно на втором этаже стоящего рядом дома открылось и в нем показался Мельников, знаком показывая, что все в порядке.
Столь же негромкий, как и доклад Мухаметзянова, приказ Григорьева привел в движение мотоциклы. Два М-72 и «Харлей-Дэвидсон» старшего сержанта взревели и рванулись по мощеной улице к дому. Эсэсовцы не зевали, из чердачного окна застрочил пулемет. Заливистый лай немецкого МГ-42 был недолгим. Гулко ухнул миномет Ибрагима Мухаметзянова, мина со свистом понеслась к дому, ударила в черепичную крышу рядом с чердачным окном. Оглушительный взрыв заставил пулемет замолчать. По окнам второго этажа яростно ударил «Дегтярев» белоруса Федоса Якимчика. Огнем из автомата его поддержал Вахтанг Гургенидзе. Из соседнего дома раздались частые винтовочные выстрелы, это на помощь разведчикам пришли пражские жандармы Франтишека.
Под звуки выстрелов и звон стекла мотоциклы вплотную подъехали к забору. Теперь они были в «мертвой» непростреливаемой зоне – с чердака и из окон дома не достать, а вот за забором их, скорее всего, поджидала опасность. Но на то она и война, а войны без опасности, как и без потерь, не бывает…
Водитель первого экипажа Аркадий Лисковец остановил мотоцикл, вскочил на оба сиденья лицом к забору, уперся руками в кладку и присел, давая возможность стрелку Джумагалиеву взобраться себе на плечи. Подсадив Айдарбека, он снова присел. Следующим на заборе, с его помощью, оказался Григорьев. Спрыгнув, он присоединился к Джумагалиеву. Айдарбек уже успел срезать короткой очередью метнувшегося к нему от ворот крупного пса. Немецкая овчарка взвизгнула, перекувыркнулась и черно-рыжим комком замерла у забора в двух метрах от его ног.
Прикрывая частым огнем из автоматов перелезавших через забор товарищей, разведчики рванулись к окнам первого этажа. В одном из них появился эсэсовец в сером кепи. Григорьев успел заметить его краем глаза. Слишком поздно. Немцу оставалось только нажать спусковой крючок, чтобы прервать жизнь старшего сержанта. Этого эсэсовец сделать не успел. Пуля, выпущенная из снайперской винтовки бывалого сибирского охотника Мельникова, вошла ему аккурат между глаз. Немец повалился на подоконник. Кепи упало с его головы, обнажая светло-русые волосы. На мощном бритом затылке эсэсовца зияло кроваво-черной дырой выходное отверстие.
За домом рванула граната. «Похоже, чехи пошли на штурм», – проскользнуло в голове старшего сержанта. В оконном проеме мелькнул силуэт еще одного эсэсовца. Не теряя времени, Александр кинул туда гранату, кинулся к стене, дождался, пока прогремит взрыв, и снова, держа автомат наготове, бросился к оконному проему. Остальные разведчики действовали так же. Как захватывать здания, заучили еще со Сталинграда – граната впереди, а ты следом, поливая врага огнем из автомата.
Григорьев увидел, как из соседнего окна вылетела граната с длинной деревянной ручкой. Эта была хорошо ему известная немецкая противопехотная М-27. Эсэсовец целился в бойцов экипажа младшего сержанта Богдана Опанасенко, открывавших ворота.
– Ложись! – хриплый крик вырвался из груди старшего сержанта.
Разведчики услышали, попадали на землю рядом с отворенными воротами. Взрывная волна сорвала створку, осколки разлетелись в разные стороны, выбивая щербины на стене дома и каменной кладке забора. Александр Григорьев и подоспевший ему на помощь ефрейтор Михаил Красильников запрыгнули в окно и кинулись в соседнюю комнату, откуда была брошена граната. Немец в каске успел выстрелить из винтовки два раза, но оба раза промахнулся. Две коротких автоматных очереди пронзили его тело. Немец, падая назад, уперся спиной в стену, выронил винтовку, задергался, будто в танце, а затем медленно сполз на пол, оставляя на желтовато-коричневых обоях кровавый след. Григорьев отвел от немца взгляд, выглянул в окно и с облегчением увидел, что все трое – Опанасенко, пулеметчик Петр Долгих и стрелок Константин Вязовский – живы и бегут к дому, а в открытые ими ворота въезжают на мотоцикле Вахтанг Гургенидзе и Федос Якимчик. Григорьев махнул рукой, привлекая внимание Богдана Опанасенко, громко скомандовал:
– Давай со своими на второй этаж! Гургенидзе, Якимчик – оставайтесь на первом, прикроете их. Джумагалиев, Лисковец, Красильников – за мной. Ищем подвал!
Первым вход в подвал обнаружил Джумагалиев. Приготовив гранату, он позвал Александра:
– Командир! Сюда!
Григорьев вбежал на кухню и увидел откинутую крышку подвала, из входа в который торчали ноги в начищенных до блеска немецких сапогах. Рядом валялась граната, пистолет парабеллум и серая эсэсовская офицерская фуражка с лакированным козырьком, орлом со свастикой на тулье и черепом с костями на околыше. Джумагалиев кивнул на эсэсовца:
– Торопился, шайтан, хотел в подвал спуститься. Пришлось подстрелить. Там, в подвале, наверное, еще кто-то есть, надо туда гранату кинуть.
Александр жестом остановил бойца, подобрал парабеллум, сунул в карман галифе.
– Не вздумай. Если там боеприпасы, то взлетим на воздух вместе с домом.
На кухне с автоматами наперевес появились Лисковец и Красильников.
– За мной! – скомандовал Григорьев, дал короткую очередь в полутьму подземелья и первым сбежал вниз по ступенькам.
За ним в подвал устремились бойцы его отделения. Помещение, не меньше десяти метров в длину и столько же в ширину, изрядно заставленное металлическими и деревянными ящиками, плетеными корзинами и бочками, скупо освещалось одной лампочкой. Из темного угла подвала слышалось бормотание на немецком языке. Разведчики, прикрывая друг друга, приблизились к месту, откуда оно исходило. На полу, возле бочки с вином, сидели три эсэсовца. Двое были пьяны и сопротивления оказывать не собирались. Третий, молодой, белобрысый, без головного убора, смотрел на солдат Красной армии трезвым испуганным взглядом голубых водянистых глаз. Держа немцев на мушке автомата, Григорьев раздавал приказы: