Страница 7 из 58
Однако даже для молодых дворян, которых привлекала морская жизнь, внезапная перемена обстоятельств могла стать шоком. " Боже мой, какая разница!" - вспоминал один из таких мичманов. "Я ожидал увидеть нечто вроде элегантного дома с пушками в окнах; упорядоченный набор людей; короче говоря, я ожидал найти разновидность Гросвенор Плейс, плавающую вокруг, как Ноев ковчег". Вместо этого, по его словам, на палубе было "грязно, скользко и мокро; запахи отвратительные; все зрелище отвратительное; а когда я заметил неряшливое одеяние мичманов, одетых в потертые круглые куртки, застекленные шляпы, без перчаток, а некоторые и без обуви, я забыл обо всем великолепии... и чуть ли не в первый раз в жизни, а хотелось бы сказать, что и в последний, достал из кармана платок, закрыл лицо и заплакал, как ребенок, которым я был".
Хотя бедным и пресыщенным матросам выдавался базовый комплект одежды, известный как "slops", чтобы избежать, как считалось, " нездоровых запахов" и "отвратительного зверства", на флоте еще не была введена официальная униформа. Хотя большинство мужчин, принадлежащих к роду Байрона, могли позволить себе роскошные кружева и шелка, их одежда, как правило, соответствовала требованиям корабельной жизни: шляпа, чтобы защищать от солнца; куртка (обычно синяя), чтобы не замерзнуть; шейный платок, чтобы утирать лоб; и брюки - диковинная мода, заведенная моряками. Эти штаны, как и куртка, были коротко обрезаны, чтобы не зацепиться за канаты, а в плохую погоду их покрывали защитной липкой смолой. Даже в этой скромной одежде Байрон выглядел потрясающе: бледная, светящаяся кожа, большие, любопытные карие глаза, колечки волос. Один из наблюдателей позже назвал его неотразимо красивым - " чемпион своей формы".
Он снял гамак и свернул его на день вместе с постельными принадлежностями. Затем он торопливо полез по лестницам между палубами, стараясь не заблудиться во внутренних дебрях корабля. Наконец он, как чернорабочий, выбрался через люк на квартердек, вдыхая свежий воздух.
Большая часть команды корабля, включая Байрона, была разделена на две поочередные вахты - около сотни человек в каждой, и пока он со своей группой работал наверху, те, кто ранее дежурил, утомленно отдыхали внизу. В темноте Байрон услышал торопливые шаги и лепет акцентов. Здесь были люди из всех слоев общества, от денди до городских нищих, у которых вычитали зарплату, чтобы заплатить коменданту Томасу Харви за их помои и столовую посуду. Помимо профессиональных флотских мастеров - плотников, копровых и парусных мастеров - здесь были люди самых разных профессий.
По крайней мере, один из членов экипажа, Джон Дак, был свободным чернокожим моряком из Лондона. Британский флот защищал работорговлю, но капитаны, нуждавшиеся в квалифицированных матросах, часто нанимали свободных чернокожих. Хотя общество на корабле не всегда было так жестко сегрегировано, как на суше, дискриминация была широко распространена. А Дак, не оставивший после себя никаких письменных документов, столкнулся с угрозой, которой не было ни у одного белого моряка: в случае захвата за границей его могли продать в рабство.
На борту судна находились десятки мальчишек - некоторые, возможно, в возрасте шести лет, готовившиеся стать обычными матросами или офицерами. Были и дряхлые старики: повару Томасу Маклину было за восемьдесят. Некоторые члены экипажа были женаты и имели детей; Томас Кларк, капитан и главный штурман судна, даже взял с собой в плавание маленького сына. Как заметил один из моряков: " "Военный корабль" по праву можно назвать олицетворением мира, в котором есть образец любого характера, как хорошие, так и плохие люди". Среди последних, по его словам, были "разбойники, грабители, карманники, дебоширы, прелюбодеи, игроки, шуты, скупщики бастардов, самозванцы, сводники, тунеядцы, грубияны, лицемеры, нитяные красавцы-шарлатаны".
Британский флот славился своей способностью объединять разрозненные личности в то, что вице-адмирал Горацио Нельсон называл "группой братьев". Но на корабле "Уэйджер" было необычное количество безвольных и хлопотных членов экипажа, в том числе помощник плотника Джеймс Митчелл. Он пугал Байрона даже больше, чем боцман Кинг: казалось, он пылает убийственной яростью. Байрон еще не мог знать наверняка, какая сущность таится в его товарищах и даже в нем самом: долгое и опасное плавание неумолимо обнажает скрытую душу человека.
Байрон занял свое место на квартердеке. Вахтенные не просто несли вахту: они участвовали в управлении сложным кораблем - левиафаном, который никогда не спал и постоянно находился в движении. Будучи мичманом, Байрон должен был помогать во всем - от подрезки парусов до передачи сообщений офицерам. Он быстро обнаружил, что у каждого человека есть своя собственная должность - она определяет не только место работы на корабле, но и его иерархическую позицию. Капитан Кидд, руководивший кораблем с квартердека, был вершиной этой структуры. В море, вне пределов досягаемости любого правительства, он обладал огромной властью. "Капитану приходилось быть для своих людей отцом и духовником, судьей и присяжным", - писал один историк. "Он имел над ними большую власть, чем король, - ведь король не мог приказать выпороть человека. Он мог приказывать и приказывал идти в бой и, таким образом, имел власть над жизнью и смертью каждого, кто находился на борту".
Лейтенант, Роберт Бейнс, был вторым командиром на корабле "Вэйджер". Ему было около сорока лет, он прослужил на флоте почти десять лет и представил удостоверения двух бывших капитанов, подтверждающие его способности. Однако многие члены экипажа считали его до безумия нерешительным. Хотя он происходил из знатной семьи - его дед Адам Бейнс был членом парламента, - они постоянно называли его "Бобылем", что, намеренно или нет, казалось вполне уместным. Он и другие дежурные офицеры контролировали вахту и следили за выполнением приказов капитана. Как штурманы, мастер Кларк и его товарищи прокладывали курс судна и указывали квартермейстеру нужный курс; квартермейстер, в свою очередь, руководил действиями двух рулевых, которые брались за двойной штурвал и управляли судном.
Неморяки, специализировавшиеся на тех или иных профессиях, составляли свою социальную ячейку: парусный мастер чинил полотна, оружейник точил мечи, плотник ремонтировал мачты и затыкал опасные течи в корпусе, хирург ухаживал за больными (его помощников называли лоблоли - по каше, которую они подавали).
Моряки тоже были разделены на подразделения, соответствующие их способностям. Верховые, молодые, ловкие и восхищающие своим бесстрашием, взбегали на мачты, разворачивали и сворачивали паруса и следили за ними, паря в небе, как хищные птицы. Затем шли те, кто был назначен на фордевинд - неполную палубу в носовой части корабля, где они управляли парусами, а также поднимали и опускали якоря, самый большой из которых весил около двух тонн. Как правило, синоптики были самыми опытными, на их телах были видны стигматы многолетнего пребывания в море: скрюченные пальцы, обветренная кожа, шрамы от ударов плетью. На нижней ступеньке, на палубе, рядом с квакающим и испражняющимся скотом, находились "вайстеры" - жалкие бездельники, не имеющие морского опыта, которые были вынуждены заниматься неквалифицированной рутинной работой.
Наконец, в особую категорию попали морские пехотинцы - солдаты, откомандированные из армии, которые были такими же жалкими лентяями. В море они подчинялись военно-морским властям и должны были подчиняться капитану судна Wager, но командовали ими два армейских офицера: сфинксоподобный капитан по имени Роберт Пембертон и его вспыльчивый лейтенант Томас Гамильтон. Гамильтон первоначально был назначен на корабль "Центурион", но его перевели в другое место после того, как он подрался с другим морским пехотинцем и пригрозил ему смертельной дуэлью. На корабле "Уэгер" морские пехотинцы в основном помогали грузить и таскать грузы. А если на корабле случалось восстание, капитан отдавал приказ его подавить.