Страница 47 из 74
Ребята смотрят, слушают рассказ Слободкина о воздушно-десантной бригаде, о прыжках, и волнение руководителя постепенно передается им. Вот и их разгоряченные лица обдувает уже ветерок, в котором нельзя не учуять горьковатого привкуса бензина и масла.
В самый разгар занятий появился Строганов. Он в удивлении застыл в дверях, взглянув на Слободкина, и, заметив его смущение, сказал:
— Не зря я вам свой стол расхваливал? Не стол, а бомбардировщик!
Слободкин неуклюже и грузно сполз со стола на пол. Поняв, что помешал, Строганов взял какие-то бумаги из сейфа и тут же ушел, но Слободкин на стол больше не забирался. Впрочем, ребята и без того слушали внимательно, сидели как завороженные, и только изредка перебивали вопросами:
— Когда мы-то на фронт пойдем?
— Сколько еще сидеть в тылу?..
Слободкин пожалел, что не слышит этого Строганов. Ребята сами с первого дня заговорили, как надо. Их он, наверное, скорей понял бы. Если в Слободкине все еще кипит его армейская кровь, то этих не упрекнешь в том, что рвутся в свою роту. Он решил обязательно на следующее занятие специально пригласить парторга. Пусть узнает, о чем думают ребята.
О кружке парашютистов, организованном на заводе, чуть ли не на следующий день после первого занятия узнали в обкоме комсомола, и скоро Слободкина вызвали в областной центр к первому секретарю Радвогину.
Слободкин поехал в город с радостью. Он решил обязательно сказать Радвогину об Ине и попросить помочь разыскать ее.
Радвогин встретил Сергея приветливо. Их разговор уже с первых минут принял совсем неожиданный для Слободкина оборот:
— Я вас вот зачем, собственно, пригласил, товарищ Слободкин. Помощь нужна вам какая-нибудь? От обкома?
— Помощь? — удивился Сергей. «Может, сразу ему про Ину? Или нет, рано еще, поближе к концу скажу».
— Ну да, помощь. У нас старая дружба с летчиками, и, если понадобится, можно будет достать парашюты, хоть и не новые, но для занятий вполне подходящие.
— Парашюты? Это было бы вот как кстати! — воскликнул Слободкин. — У нас пока один на весь десант. И тот — «БУ».
— Бывший в употреблении. — Радвогин без всякой рисовки подчеркнул, что военная терминология ему прекрасно понятна. — А вышки у вас вообще нет. Можете забираться на нашу — выстояла под всеми налетами. Заслуженная, можно сказать, вышка.
— Бездействует?
— В том-то и дело. Просто обидно! Я эту вышку своими руками строил перед войной. Берете?
— Беру! — Слободкин засмеялся.
— Будете с ребятами сюда приезжать. Хотя бы раз в… — Радвогин задумался. — В неделю? В месяц?..
— Туго у нас со временем, товарищ Радвогин. Очень туго.
— Это верно. Я знаю. Но все-таки подумайте, не отказывайтесь сразу. Что еще у вас? Говорите, не стесняйтесь.
«Пора, — решил Слободкин. — Самое время про Ину. Как бы только начать половчее?»
Радвогин уже встал из-за стола, подошел к Сергею ближе, сейчас скажет: «Заходите, товарищ Слободкин…»
— Товарищ Радвогин, не могу больше задерживать вас. У вас тут тоже…
— Ты что, обиделся? Да? — неожиданно перешел на «ты» секретарь. — Ну и правильно сделал! Затянули мы с ответом на твою личную просьбу. Безбожно затянули! Но, поверишь, по-настоящему руки дошли только несколько дней назад. Я сам интересовался…
— Не нашлась?.. — перебил его Сергей.
— Должен тебя и обрадовать и огорчить, если можно так выразиться.
— Была и уехала? — спросил упавшим голосом Слободкин.
— Ты прав. Была. И уехала. Но куда? — Радвогин посмотрел на карту, занявшую добрую половину стены его кабинета.
По карте широко, от края и до края, разбежалась лесенка красных флажков на булавках. Слободкин молча прошелся по ней глазами — вверх и вниз, раза два по каждой ступеньке.
— Неужели?..
— Точно. На фронт, добровольцем. В Действующую армию.
— Ошибки не может быть? Ты уверен? — Слободкин не заметил, как тоже перешел с секретарем на «ты».
— Мне заявление твоей Ины по телефону читали. Человек, скажу тебе, настоящий!
Сергей налил себе полный стакан воды из тяжелого, треснутого и склеенного изоляционной лентой графина, но пить не стал. Так и застыл перед Радвогиным со стаканом в руке, беззвучно роняя из него на пол большие, тяжелые капли. Множество чувств вскипело в сердце Слободкина одновременно.
Чувство гордости. «Вот ведь, в самом деле, девчонка какая! Кто бы подумать мог? А?..»
Чувство тревоги. «Когда увижу теперь? И увижу ли вообще?»
Чувство зависти. Да, и оно тоже. «Парашютист, столько раз смотревший смерти в лицо, вынужден отсиживаться здесь, в тылу, без оружия. Ина, за всю свою жизнь не сделавшая ни единого выстрела даже в тире, лежит в окопе с автоматом в руках, и перед ней немецкие танки…»
Это, последнее, Слободкин представил с такой наглядностью, что увидел даже два острых локотка, глубоко вонзившихся в сырую весеннюю землю, и до боли в собственных суставах ощутил, как студено-холодна та земля…
— Только бы ничего не случилось… — Это Слободкин сказал уже вслух, не стесняясь Радвогина. — Как ты думаешь, где она может быть сейчас?
— При первой возможности наведем справки, но дело такое, сам понимаешь, служил…
«Служил! Знал бы ты, секретарь, за какое место задел, так, может, выбирал бы слова».
— Расстроен, Слободкин? Да?
«Соврать? Значит, унизиться. Правду резануть? Еще хуже. Полправды? Сказать только о том, что горжусь Иной, что завидую ей? Сразу увидит — правда, да не вся. Стало быть, неправда. Есть же счастливцы на свете! Им слукавить — все равно что наряд схлопотать. Смолчать — и то лучше. Смолчу».
Поняв состояние Слободкина, Радвогин сказал:
— Так не забудь: если что понадобится, заходи. Я тоже к тебе заеду. Прямо на занятия, можно?
В эту минуту резко зазвонил телефон. Секретарь быстро поднял трубку:
— Радвогин слушает. Здравствуйте, товарищ Строганов! Давно не был? Болел целый месяц, только третьего дня вышел. Без осложнений. Спасибо, товарищ Строганов, ни в чем не нуждаюсь. Честно. Может, от обкома какая-нибудь помощь заводу требуется? С дровами плохо? Для детского сада? Так, так, так…
Слободкин слушал секретаря и дивился. Глаза запали куда-то, как у мороженого судака, щеки тоже ввалились — белые, почти прозрачные, а послушаешь его — довоенный стахановец, да и только! Ни в чем не нуждаюсь! Честно! Спасибо!..
Слободкин удивленно глядел на Радвогина, а тот продолжал:
— Понимаю, товарищ Строганов, понимаю. С дровами поможем. Обязательно! У нас тут отряд лесорубов формируется. Вы нам несколько человек в него не подбросите? Сейчас никак не можете? А недельки через полторы? Тоже нет? Да, да, знамя, понимаю. Ну что ж, выкрутимся как-нибудь. Нет, вполне серьезно, выкрутимся. Делегата на фронт от обкома с подарками? Надо бы. А от завода? Так, может быть, одним обойдемся, раз так плохо с людьми? Есть предложение послать общего делегата — от вас и от нас. Кого? Дайте денек на размышление. Даете? Добре! Еще раз спасибо, товарищ Строганов. До свидания.
Радвогин положил трубку, обернулся к Слободкину:
— Все слышал?
— Слышал.
— Дров для детсада действительно подкинем, а насчет делегата на фронт с тобой хочу посоветоваться. Послушай, а ты сам не рванул бы, а?
Слободкин от неожиданности заморгал глазами.
— Я совершенно серьезно. Заводской? Заводской. Комсомолец? Комсомолец. Един в двух лицах. А главное, фронтовик! Да ты в это дело всю душу вложишь. Сейчас идет сбор подарков и на заводе и в городе. У нас кисеты шьют, носки и варежки вяжут, у вас зажигалки, мундштуки готовят. Представляешь, явишься с таким добром!
Слободкина не нужно было агитировать. Он боялся только одного — не перерешил бы Радвогин, не запротестовал бы Строганов…
Поняв, о чем думает Слободкин, секретарь продолжал развивать свою мысль:
— Строганова я на себя беру, у нас с ним расхождений не будет. Да и дня на два всего отлучишься-то. Как-нибудь перебьются. Самолетом туда, самолетом обратно. Подарки вручишь, речь скажешь и обратно. Поверишь, я бы сам рванул, не раздумывая. Не пустят — под Новый год летал и то со скандалом. Дай другим, скажут, это уж точно. А у меня мечта, знаешь, какая? Совсем податься туда. Не простая это затея, но, если захочешь, все можно сделать. Надо только очень хотеть.