Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 11

Пока оно смотрело с любопытством. Мия заинтересовала его, и оно не причиняло ей вреда. Пока не причиняло.

– Когда южане осадили Ангеат, то Тристан Кейдн вышел к ним с флейтой, – негромко произнес Оливер тоном преподавателя за кафедрой. – И ее музыка заставила солдат короля Якоба пойти с ним в горы и броситься в пропасть. Они дергались, как марионетки в руках у кукольника, пытались кричать и взывать о помощи и милосердии, но с их губ срывался только стон. А потом и сами они сорвались в пропасть. Так говорит легенда… хотя это только легенда, не больше. Но иногда музыка действительно творит чудеса, как сегодня.

В купе было тепло, но Мие казалось, что окно распахнулось, и в купе со свирепым ревом хлынула метель, заливая все волнами снега. Может, она до сих пор больна, и все это – смерть родителей, дорога на север, музыка, которая помрачает разум – пришло к ней в лихорадочных видениях? Оливер ободряюще улыбнулся: маску сдвинули и тотчас же вернули на место.

– Отдыхайте, Мия, попробуйте вздремнуть. Я пойду к проводнику.

Глава 2

– Ну вот, Тьерри́, это явно твое дело.

Терри склонился над телом девушки, лежащей на снегу в проулке – мельком подумал, что только коронер Дюбуа называет его по имени на южный манер. Сняв кепи, Дюбуа почесал лысину, и сказал:

– Умерла между полуночью и двумя часами. Ее сюда принесли и бросили. Место сам видишь, какое, тут не скоро найдут. Полностью обескровлена. И виргинальное состояние, – коронер поднял заштопанную темную юбку убитой, – в наличии. Все, как с прошлыми жертвами.

Девушка смотрела на Терри мертвыми глазами вареной рыбины. Покойница была явной южанкой: оливково-смуглая кожа сейчас казалась грязной, толстые темные косы рассыпались извивами змеиных тел. Мутный взгляд словно задавал вопрос в пустоту: “Почему это все случилось? Почему со мной”?

Ночью шел снег – замел все следы, теперь не поймешь, кто нес тело, сколько их было… Терри обернулся: проулок выходил на Горшечную улицу, почти расселенную окраину столицы. Дома таращились заколоченными окнами и забитыми дверями, дымок не поднимался над трубами – немногочисленные оставшиеся обитатели еще спали и не растапливали печей. Горшечную заносило снегом, словно забытую могилу.

Терри ощутил леденящее неудобство – кто-то смотрел на него из глубин холодного темного утра. Кто-то вновь и вновь задавал вопрос, на который Терри искал ответ и не мог найти.

Дело обескровленных девушек было самым настоящим висяком. За два года в столице убили троих, и девицы были из тех, кого не станут искать родные или друзья. Одна – сирота, разносчица пирогов. Пропала прямо с улицы вместе с товаром; потом Дюбуа с привычным для профессии мрачным юмором предположил, что преступник и выпил, и закусил. Вторая была белошвейкой, ее похитили прямо из крошечной подвальной мастерской и вернули туда же, аккуратно положив на белую груду раскроенных рубашек. Третья приехала из деревни, устроилась горничной в семью банковского клерка и на второй день не вышла на работу. И вот четвертая – пока еще без имени, пока еще никто.

Терри со вздохом поправил девичью юбку. Здоровенная бабища, мастерица гильдии проституток, которая и обнаружила тело, причитала неподалеку; Терри разобрал в ее бормотании слова “али чем прогневали тебя, али не любили” и угрюмо узнал в них ту провожальную песню, которую их старая нянька завела, когда гроб с Сарой опустили в яму.

Обескровленных девушек на самом деле было пять. Сара Бренсон, его сестра, оказалась самой первой.

– Да, это мое дело, – согласился Терри и, обернувшись к мастерице гильдии проституток, спросил: – Как вы сюда вообще попали?

Бабища перестала причитать, смахнула со щеки слезы и ответила:

– Дак шла вон, от кумы, вчера по рюмочке выпили. А где рюмочка, там и пять, сами ж понимаете, болезнь души дело такое, утоления требует. Кума у меня еще не переехала, вон в том доме живет, – она махнула рукой куда-то в сторону и продолжала: – И вот иду я от кумы, думаю, хорошо бы трубочку-то закурить. Смотрю, а тут лежит кто-то. Ну, думаю, тут уж не до трубочки, тут какое-то лиходейство свершилось! Добежала до будочника, рассказала ему, что да как. А он говорит: стой давай рядом с мертвячкой, сейчас полиция приедет. Ну вы и приехали, а больше я ничего не видела.

Терри кивнул. На мгновение хмурое утро отступило – снежная легкая рука опустилась на его левое плечо, и он в очередной раз подумал: ничего этого нет. Это просто наваждение, и я рухнул в него, когда потерял единственного родного человека.

Он говорил себе, что лишился рассудка, когда увидел белое обескровленное тело Сары на мостовой возле их убогого домишки. Он говорил себе, что должен жить и работать, должен двигаться дальше – и безумие отступало, но никогда не уходило до конца.

Смотри внимательно, шепнула Сара ему на ухо. Ты найдешь его, я знаю. Тогда все будет хорошо.

Призрак качнулся и заструился в сторону – мимо убитой девушки, мимо коронера и мастерицы гильдии проституток. Терри устало смотрел ему вслед, снова понимая: ему снова загадали загадку, и он не знает, где взять ключи.

Никакой связи между убитыми девушками не было. Все из простонародья, таких во все времена убивали, насиловали, грабили. Таких никто не защищал и не спасал.

– Ваша милость, а у нее ж колечко было, – заметила бабища и сокрушенно покачала головой. – Вон следок на пальце. Сняли да убили ее, голубку, за это колечко.

– Да, я вижу, – кивнул Терри. С обескровленных девушек всегда снимали немногочисленные украшения – следователь, который вел это дело до того, как за него взялся Терри, считал, что это не серийные убийства, а обычные преступления с целью ограбления. На окраинах города убивают и за медный грош, а колечко-то уж точно добыча побогаче.

Терри думал, что убийца собирает коллекцию – маниаки иногда так поступают.

Этот маниак, кстати, был далеко не бедным. Он не перерезал горло и запястья жертв, чтобы спустить кровь: анализатор чар показывал, что здесь в деле замешаны артефакты, и очень дорогие. Артефакты, серебряные пластинки с нанесенными рунами, нужно было часто обновлять, и стоило такое обновление минимум сотню крон – не каждый способен взять и выложить такую сумму.

Каков он, спрашивал призрак Сары, склоняясь над плечом Терри по вечерам. Расскажи мне, каков он.

Тогда Терри отодвигал книгу, откидывался на спинку стула, закрывал глаза и говорил так, словно Сара – живая, настоящая, родная – все еще была рядом, словно это не он сам клал ее в гроб и вбивал гвозди в крышку.

– Обеспеченный сильный мужчина. У него есть свой экипаж – просто так труп на руках по городу не потаскаешь. У него есть достаточно большой дом для того, чтобы оборудовать лабораторию. Я не понимаю только одного: зачем ему нужна их кровь. Зачем ему понадобилась твоя кровь, Сара.

Скорее всего, маниак считал себя кем-то вроде мифического вампира, кровососущего мертвеца, который поднимался из гроба и вредил живым. Значит, при всей своей благородной обеспеченности он был безумен. Значит, его безумие могло прорваться не только в поисках крови – Терри отслеживал все, что происходило в среде столичной знати, искал хоть какую-то зацепку, хоть один случай, но ничего не находил.

Никто не истязал жен и детей. Никто не убивал животных. Никто не насиловал проституток до смерти. Все было тихо и спокойно.

Его убийца хорошо скрывал свою суть. Он не показывался, не выходил на свет – Терри видел лишь высокую фигуру в тени.

Как они пошли за ним, спрашивала Сара, гладя брата по плечу.

– Как ты за ним пошла? Почему вышла из школы и пошла не домой, а с этим человеком? – отвечал он вопросом на вопрос, и призрак таял за его спиной.

Терри надеялся, что Сара уходит навсегда – но она возвращалась.

***

– Слышь, рожа, ты ничего не забыл? Тут еду за “спасибо” не раздают.

– Хлеборезку завали, – парняга, который хотел уйти из погребка, не расплатившись за несколько съеденных кусков скверной ветчины и поджаренного хлеба, даже не обернулся в сторону Клода Горбуна, хозяина заведения. Должно быть, решил, что Горбун слишком медлителен и слаб, чтобы бросаться в погоню и насовать тумаков.