Отвергнутые

– Нет-нет, – только этого мне не хватало, – все схвачено, пап. Я сегодня купила все необходимое.

– Транжиришь деньги на новый гардероб? – тонкая линия бровей Шерон изогнулась.

Вилка в руке скрипнула от моего захвата, – Мне не нужны услуги бухгалтера, Шерон, спасибо, – она повела плечом, – В любом случае, тебе не хватит для этого квалификации.

Ее глаза вспыхнули гневом. Накрашенные губы открылись, уже готовые бросить ответную колкость, но…

– Хватит! – стакан с водой с грохотом опустился на стол. Отец посмотрел на сестру, – Она может тратить свои деньги так, как пожелает, – затем на меня, – Она вернется в колледж в следующем семестре.

Ужин продолжился в полной тишине. Как обычно. Дом, милый дом.

Я надеялась спокойно отправиться в комнату, свалится на кровать и забыть последние сутки как страшный сон. Но было глупо полагать, что отец решит отпустить меня без особого разговора. Снова.

Чем старше я становилась, тем чаще мы возвращались к «серьезным вопросам» – своеобразная традиция, введенная в нашем доме. День не закончится, пока мы не осмыслим прошедшее за день. Мне даже не требовалось ходить в церковь на исповедь, потому что я делала это каждый день дома, перед своим отцом. Но отношения с Ренцо, и не важно как именно это называет мой отец, научили меня отгораживаться от перекапывания в мозгах. Отец счел это подростковым бунтом, но я бы назвала это никак иначе, чем «взросление».

– Я слышал, ты наткнулась на Ренцо сегодня.

В этом городе очень трудно держать что-либо в секрете. Но отец внимательно следил за моей реакцией. Он хотел понять, была ли встреча спланированной. Его страх был до смеха очевиден.

Вот одна из причин, по которой Ренцо привлек мое внимание. Он появился из ниоткуда, но его положение в городе было предопределено. Пару раз он бывал у нас дома на ужине, словно давний знакомый отца; держался вежливо и отстраненно, но в тоже время позволял себе много, у него буквально не было никаких тормозов. Он живет только по своим правилам. И мой отец не имеет над ним никакой власти. К чему столько внимания? Откуда такая любезность? Раньше у меня не было ответов на эти вопросы. Ренцо Корсини был ходячей загадкой, которую я была намерена разгадать.

– Да, случайно столкнулись, когда я выходила из магазина, – я постаралась подчеркнуть нелепость его обвинений.

«Он никогда не осуждал моих решений, до той поры.

– Ты не понимаешь, что он за человек! – отец ударил по столу кулаком, срываясь на крик, – Я запрещаю тебе с ним видеться!

– Ты не можешь мне запретить, я уже взрослая!

– Недостаточно взрослая для его прогнившей души!

Тогда я поняла, что отец тоже умеет кривить душой. Он ненавидел Ренцо, пусть и хорошо это скрывал в начале. Он не мог приказывать Ренцо, поэтому вся накопленная ярость выливалась на меня.»

– Вы вели достаточно… импульсивную беседу. Я хотел убедиться, что ты в порядке.

Я с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. Легко догадаться, чего именно хотел мэр. Он боялся Ренцо. Но еще больше он боялся, что мы будем вместе. Если Ренцо решит остаться, отец потеряет полный контроль над городом – его самый жуткий кошмар.

Все страхи напрасны. Мы с Ренцо никогда не будем вместе. Он навсегда останется Корсини, для него Семья важнее всего на свете, включая меня. Ссылка закончится, его призовут исполнять долг, и он уедет. Мы больше не увидимся.

«– Моя семья… необычная. Это трудно объяснить и не наговорить лишнего.

– Боишься, что я всем расскажу?

Он раскаянно поджал губы, – Скажем так, за подобные тайны убивают.

– Тогда зачем рассказываешь? – по спине побежали мурашки.

– Хочу, чтобы ты меня поняла. Ты нужна мне. Ты и я, детка. Против всего мира.»

– Пап, я не собираюсь снова вставать на те же грабли, – в сотый раз повторила я, – Городок маленький, мы все равно будем сталкиваться. Расслабься, у меня все под контролем.

Его плечи плавно опустились, выдавая облегчение. Он перевел взгляд на фоторамку. Маленький отпечаток прошлого, который он всегда держит в своем кабинете на рабочем столе. В строгий офис из дерева и темных тканей не вписывалась счастливая семейная фотография. Если задуматься, она была непривычно красочной и запечатлела самое прекрасное время в моем детстве. Одна единственная фотография. Все прочее занимали серые воспоминания и слезы.

Он провел по снимку указательным пальцем и улыбнулся, – Знаешь, она бы гордилась тобой.

К горлу все еще подступал ком, на глазах выступали слезы. Отец не был сентиментальным и не приветствовал этого в дочерях. Но бывали моменты, подобные этому, когда он опускал свои неприступные стены и вспоминал о единственной женщине, засевшей ему в душу. И для меня его слова были высшей формой похвалы.

Я одернула себя. Не нужно возвращаться к той доверчивой девушке. Раньше я надеялась наладить отношения с Шерон, пока она не начала травить мою жизнь из-за парня. Еще раньше я думала, что мой отец герой, заботящийся о городе, а потом узнала, что он работает с мафией. В отдаленной части моего разбитого сердца притаилась любовь к Ренцо, и я понятия не имела как от нее избавиться.

Жизнь полна разочарований. Придется научиться с этим жить.

Спальня оживилась после нескольких обновок декора и добавления одежды в шкаф, но я чувствовала себя не в своей тарелке. Словно пыталась вернуться в прошлое. Безрезультатно. Эх, мне бы хотелось вернуться, хоть на один день. Тогда все было проще.

«Прошел месяц с нашей первой встречи. Тридцать дней сумасшедшей погони от собственных мыслей.

Он преследовал меня. Я улыбнулась от мысли, что стоит обернуться и он там. Небрежно уложенные угольные волосы было легко разглядеть в толпе горожан. Он часто поправлял их, убирая с глаз, но наотрез отказывался стричься. Вообще, я довольно быстро поняла, что Ренцо упрям на свою беду. Его борзая смелость граничила с глупостью, но факт – он всегда говорил то, что было у него на уме в эту секунду, не сдерживался и не упускал шанса дерзить. Гнев разгорался в одно мгновение, и он держал в памяти даже самые мелкие обиды. Он называл это «вниманием к деталям». В его голове хранилось немереное количество информации. Он признавался в любви к машинам и техническим новшествам, глаза загорались при виде очередной игрушки. В душе его интересовали нейробиология и психология, но лишь с практической точки зрения, он не любил корпеть над учебниками.

– Чтобы выжить в этом мире нужно постоянно учиться. Поэтому я изучаю людей, окружающих меня.

– Как можно изучить человека?

– Достаточно держать глаза открытыми и не отрицать того, что видишь.

Я прищурилась, – И что ты узнал обо мне?

Ему даже не потребовалось времени на раздумья, словно он озвучивал данные, собранные в его мозгу задолго до этого, – Ты мышка, мечтающая стать птицей, – я опешила от его грубости, но он даже не замедлил шага, – Родилась в маленьком городишке на краю страны, где все пляшут под одну дудку. Тебе не хватает пространства, свободы, и ты отчаянно жаждешь сбежать отсюда, но боишься ранить отца, не оправдать его надежд. Поэтому ты продолжаешь жить здесь, надеясь, что придет принц и вытащит тебя из этого богом забытого места.

– Не ты ли тот принц? – не скрывая усмешки, спросила я.

– Нет, но это не важно.

– Почему? Я хочу дождаться своего принца.

Он по-хозяйски положил руку мне на плечо и покачал головой, – Принц может катиться к черту. Если я увижу его руки на своей девочке, он окажется в морге.

В его голосе не было ни намека на смех, но мне было приятно. Как он держал меня в своих руках, как называл своей. Я чувствовала себя самой счастливой на свете. Особенной. Принадлежащей лишь ему.

Он проводил со мной все свободное время, пусть на пару часов в день, но мы были вместе. Как только отец узнал о наших встречах, мой день был расписан поминутно. Это не останавливало нас, лишь делало встречу более желанной. Голову кружило от обилия вариантов: соприкоснуться руками на ярмарке на глазах у всех, поймать его взгляд на другом конце улицы, сбежать из дома под покровом ночи… Я была зависима от его внимания. Вот такая у меня была первая любовь.