Будущее уже было

– Я не сомневаюсь в верности своих солдат. Они сейчас одумаются и сами выдадут виновных.

Он тут же засобирался под предлогом доставить генерала в штаб. В приёмную вбежал дневальный и доложил, что солдаты с оружием ринулись на улицу. Полковник Висковский, спешно выходя из кабинета вместе с генералом, лишь дал последнее распоряжение:

– Расходитесь по домам, господа. Переждите волнение в безопасности.

Филатов понял, что этот старший офицер сюда уже больше не вернётся, что он попросту бросает свою команду, спасая собственную шкуру, прихватив важные бумаги батальонного архива и кассу. Поэтому, Сергей, позвав с собой нового приятеля Емельянова также поспешно последовал на выход. Другие офицеры также выбегали на улицу, рассеиваясь мелкими группами в темноте.

Уже проходя вдоль здания, Филатов с Емельяновым увидели спускающуюся женщину из окна второго этажа на связанных простынях. Они помогли принять её на земле. Следом спускался мужчина. Сергей прекрасно понимал для себя, что офицеры спасают свои семьи от разъярённой толпы, как могут. В соседнем открытом окне метался уже знакомый Смоляк, наблюдая, как спасаются бегством другие офицеры, так и не насмелившись выпрыгнуть со второго этажа. Через несколько минут приятели уже растворились в темноте раннего февральского утра.

***

С самого раннего утра Виталий уже прибыл в здание Градоначальства и расположился за небольшим столом в углу, выделенном ему вместе с Блоком ещё вечером предыдущего дня. Его задачей было фиксировать всё, что будет происходить в Штабе командующего войскамидля публикаций в печатных изданиях, но его личной настоящей целью были, конечно же, списки запасных солдатских рот петроградского гарнизона. Нужно во чтобы то ни стало найти этого пресловутого Соколова. Задача далеко не из лёгких.

Квартира Петроградского градоначальника генерала Балка находилась в том же здании, а потому он ранее всех появился в своём кабинете. К прибытию Бероева здесь уже находилось и несколько подчинённых генерала. Сам Александр Павлович был бодрым подтянутым ухоженным офицером невысокого роста, на вид лет пятидесяти. Хотя, уже с первых минут этого утра по всему виду наблюдалась нервозность и настороженность. Его интересовали сведения от флотского экипажа, куда ещё поздним вечером по его распоряжению была направлена полицейская команда, дабы предостеречь расправы над офицерским составом. Но, утренний телефонный звонок был из другой части – из Волынского полка от полковника Висковского с просьбой пригласить генерала Хабалова. Его голос был крайне взволнован.

– Его здесь нет, он ещё на квартире, а что случилось? – спросил Балк.

– Учебная команда не хочет выходить из казарм…, – послышалось на другом конце провода, а потом после продолжительной паузы уже почти в панике, задыхающимся голосом продолжил. – Мне только что доложили, что зав учебной командой штабс-капитан Лашкевич убит, а команда в полном составе взбунтовалась…»

Генерал, выслушав этот эмоциональный доклад, тут же попросил соединить с министром Протопоповым. Разъяснив ситуацию, Балк услышал вопрос:

– Какого ваше мнение, генерал?

– Раз команда лучшего батальона взбунтовалась и убила образцового командира, значит дело совсем плохо, – честно высказал своё предположение градоначальник.

– Я по повелению Государя только что послал в Государственную Думу Высочайший Указ о перерыве заседаний, – после некоторой паузы ответил министр. – Что вы на это скажете?

– Если бы это было сделано значительно раньше. Теперь может только повредить делу, – разочарованно ответил Балк.

– Ну, посмотрим, что Бог даст, может к вечеру всё и успокоится, – без особого энтузиазма в голосе послышалось на другом конце.

***

Радостные солдаты с винтовками в руках хаотично блуждали по площадке перед казармами, и распевали песни. Стоять в строю, конечно же, бессмысленно никому не хотелось. Все жаждали свободы, мало понимая, что с ней делать и как распорядиться. Но, эйфория захлёстывала через край. Своенравный унтер-офицер Кирпичников, невольно став во главе этой огромной солдатской шайки, чувствовал себя крупным военачальником с собственной армией, и вдоволь упивался этим превосходством, налево и направо раздавая указания и распоряжения:

– Зайцев, Орлов и Сероглазов, возьмите солдат и отправляйтесь в Литовский запасной батальон. Проявите там всю свою настойчивость и энергию в агитации, чтобы убедить «литовцев» присоединиться к нашему восстанию.

Его приятель и «правая рука» Марков вдруг сообщил, что две учебные группы не желают присоединяться, не склоняются ни на какие уговоры. Кирпичников, воспринял это, как наглое неподчинение собственной персоне и в ярости бросился сам преподать урок молодёжи. Но, один идти он, конечно же, не осмелился. Собрал команду, в которую вошёл и наш Васильев Олег.

Зайдя в учебную комнату, Кирпичников с ходу выхватил револьвер и с вытянутой рукой нацелился на первого же попавшегося солдата. На него смотрели совсем ещё юные глаза новобранца. После этого, переводя прицел от одного к другому, он скомандовал: «Выйти вперёд взводных и отделённых». Вперёд осторожно шагнули несколько человек. Подойдя к одному из них, Кирпичников неожиданно выстрелил из револьвера у самого его уха поверх головы. Оконное стекло, куда попала пуля, разлетелось вдребезги. Остальная группа повстанцев, стоявшая за спиной, нацелила стволы винтовок на юных солдат, стоявших в оцепенении.

– Кто-то ещё не желает присоединиться к солдатскому братству?! – громко крикнул унтер-офицер, после чего угрожающе произнёс. – Тот, кто не выйдет сейчас вместе с нами из этого здания, останется здесь навсегда! И персональная ответственность за вами.

С этими словами он вновь направил дуло револьвера на взводных. После этого, поправив своим обычным движением фуражку на бок, вдруг улыбнулся, и распевая какую-то залихватскую песню, уверенным шагом вышел из комнаты. Вся команда, словно банда за паханом, вышла следом. Остался только Олег, чтобы спросить, нет ли среди личного состава учебной группы Егора Соколова, поиском которого он продолжал активно заниматься. Не получив положительного ответа, вышел вслед за остальными. Юные новобранцы, что наблюдали за выходками нового солдатского лидера, потихоньку стали выходить из учебных комнат и присоединяться к общей солдатской массе.

– Теперь за участие в бунте с убийствами, нам уже точно расстрел! – с такими словами к Кирпичникову подошёл другой унтер-офицер из отряда «фронтовиков». – Поэтому теперь мы вместе до конца.

– До победного конца, Круглов! Терять нечего! – скрипя зубами выкрикнул унтер-офицер, и громко скомандовал. – На пле-чо! Ша-гом марш!»

Вся солдатская масса разом вывалила на улицу, лишь ещё некоторые неспешно прохаживались по площади, словно сомневаясь, но в итоге всё-равно выходили следом. Олег медленно подошёл к телу офицера, который так и продолжал лежать никем не тронутый по центру плаца. Возле тела уже присел ещё один военный в форме младшего офицера.

– Зачем всё это?.. – вдруг произнёс солдат, посмотрел на удивлённый взгляд Васильева, и продолжил. – Зачем кровь? Зачем смерти? В чём повинен этот штабс-капитан? Только потому, что он офицер, а другие нет? Только потому, что он выполнял свой воинский долг?

– Потому что, ломая воинскую дисциплину, солдаты тем самым не просто выходят из подчинения офицеров, а в их представлении, ломают весь самодержавный строй, – вдруг послышался громкий, но очень спокойный голос сверху.

Над солдатами навис высокий худощавый старец в обветшалой церковной рясе:

– Надо бы накрыть грешника, – произнёс он.

Солдат стянул с убитого шинель и набросил поверх, прикрывая лицо:

– Отец Александр, – обратился он к священнику. – Я понимаю, что все устали, что все хотят свободы, но… Разве такой ценой?.. Для чего вообще солдату свобода, если он пришёл служить?..

– Сын мой…, – тихо и спокойно начал старец.

– Лёня я, Леонид Говоров, – назвался солдат.

На всякий случай назвался и наш Олег Васильев.