Страница 14 из 20
Грейс Шарп – это и есть Смотритель, оказавшийся женщиной, а точнее стройной длинноволосой девушкой с утончёнными чертами лица: острым носом, бровями-стрелами, еле заметными губами сжатого рта.
– В остальное время вы будете учиться выживать, искать пищу и готовить её, создавать вещи из подручных материалов, как всему этому учился и он. Правда, в этом вам помогут другие учителя, помимо мисс Шарп, – не забывайте, что у нас всё же школа. Понимаете, в чём отличие магов из книг от нас с вами? Повелитель Судьбы должен уметь не только дёргать за нити, но и быть настоящим Человеком.
Не все услышали свист летящего с неимоверной скоростью плода – второй кокос приближался к лагерю. Невозможно было не поверить, что вновь вызвал его Феликс, потому как тот приготовился к встрече. Ребро выставленной перед головой правой кисти поместил перед ребром левой – и встретил несущийся на него плод. Мизинец и ребро ладони разрубили кокос пополам, а левая ладонь защитила лицо: половинки разлетелись и шмякнулись где-то возле частокола за спиной Феликса. Кокосовое молоко брызнуло ему на плащ, но внезапный порыв ветра обратил движение жидкости так, что та аккуратно вылилась в ту самую миску, где уютно дожидалась своего часа начинка первого кокоса.
– Судьба даёт шанс не каждому. Вы можете многому научиться, но помните: сперва надо стать настоящими людьми и лишь потом управлять судьбой – своей, чужой, страны…
Теперь ему поверили, кажется, все подростки. Они стояли, благоговея. Это уже не табуретку из деревяшек сколотить – это сила, физическая, моральная и ментальная. Все захотели научиться быть сильными, чтобы проучить обидчиков, добиться справедливости, стать кем-то из никого.
– Вы должны научиться стать людьми, – говорил Феликс Констанц, но даже он понимал, что сейчас они его не слышат.
Перерождение
На ферме тот, кто не мог за себя постоять, не мог выжить. Ему приходилось в конце концов уезжать в город, чтобы устроиться на какую-нибудь работу по просиживанию штанов в офисе, или погибнуть, как, например, Пол Батлер – в ответ на любую обиду он не давал сдачу, не лез в драку и не доставал пушку, а вечером, после работы, шёл в бар и глушил своё горе, стараясь забыться. Так и забылся. И его уже почти все забыли, кроме Кристи, как он её звал, когда они играли в настолку перед сном, если дядя Пол не напивался сильно.
В их общем домике проживало в общей сложности пять рабочих, в основном, неудачников, отсидевших или просто остолопов – в общем, людей без будущего. Потому важно было среди своих не ударить в грязь лицом, сохранять честь и, если кто не так посмотрел, обязательно разобраться с ситуацией. Если же на стороне обидят, то весь дом, захватив оружие, придёт на выручку. Кроме Пола.
Пол Батлер пропускал мимо ушей насмешки, тычки и подзатыльники как от своих, так и от чужих. Это казалось так, что пропускал. Он их слышал, но никогда не отвечал. Он их помнил. Играя в монополию, Пол швырялся грубыми шуточками, когда приходилось платить за постой на принадлежащих ему предприятиях, и хамил, если ему выпадало отправиться снова в «Тюрьму». И шутки, и дерзости были точными цитатами из личного опыта…
Такая жизнь довела его до того, что после очередной крупной обиды и вечера её забвения Батлер не проснулся. Приехала скорая, его увезли и назад не привозили.
С Кристи больше некому было играть. Отец лишь огрызался, если она к нему обращалась с просьбой сыграть в настолку, даже в карты – хотя с рабочими в них резаться мог до полуночи. Вообще отец по отношению к ней мог только ругаться и приказывать. Ругался, когда Кристи поступками или словами напоминала ему мать, «чёртову куклу с придурью». Приказывал, когда самому лень было подниматься с кровати после тяжёлого дня. Ему нельзя было перечить или не подчиняться – рука отца тяжёлая, да и в их общем доме он пользовался уважением. Лишь пару раз на памяти Кристины он серьёзно поцапался с соседями по огромной комнате, когда дело дошло до поножовщины. Отец мог не только за себя постоять, но всем своим видом внушал уверенность в этом.
Именно такой она и старалась стать: давать отпор, быть уверенной в себе и презирать слабаков.
Потому, едва только встретившись на острове с Акселем Калландом, она тут же возненавидела всеми фибрами души это убогое существо в зачуханной спортивке, длинное, с причёской дебила, да ещё и в очках! Это убожество продержалось бы на ферме не дольше дня, а здесь, на острове, ему грош цена. Обуза, лишний рот!
Так и сейчас, пока у всех появилась важная задача – обустроиться на новом месте – эта уродина подходит к каждому и спрашивает один и тот же вопрос: «Как думаете, мы будем жить здесь по закону Янты?» И потом снова: «Как думаете, а мы будем…» Придурок! Так, казалось бы, и вдарила ему кулаком по носу, чтоб кровь струйкой пошла. Чтоб подучился, как себя мужики должны вести. По ходу, дома ему это никто не объяснял. Все, все его игнорируют как умалишённого. Аксель осмелился и к ней подойти с этим тупым вопросом, на что получил недвусмысленный ответ: «Иди в жопу». Вдарила бы, но она пока сама здесь одна, не освоившаяся. Может, он тоже вот так с проблемами справляется? Дурачится.
Подобно Полу Батлеру, Аксель Калланд на её грубость внешне не обиделся, не набычился и даже бровью не повёл. Пожав плечами, пошёл задавать свой тупой вопрос другим.
Сама же Кристина понимала: сейчас перед ней и остальными ребятами встали куда более важные вопросы. Её, в отличие от красавчика Роба, беспокоило не то, как они будут здесь выживать, а то, ради чего их здесь всех собрали. А раз уж собрали, то голодом точно морить не станут. Пусть не столь роскошно, как в первый раз, но кормить-то их должны – и пусть горят огнём всякие романы про Крузов. Если их не будут кормить, это будет нарушение всех прав устроителей школ и прочих учебных заведений. Это против конвенции о правах ребёнка ООН – а это будет значить… Что останется самый главный вопрос: а насколько законно это заведение? Можно ли доверять фокусникам в серых плащах? Только недавно они видели, как девятнадцать подростков по пути дали дуба: кого-то выбросило за борт, кто-то потоп – и вот они живы и здоровы, сидят с завязанными глазами. Пусть даже произошёл какой-то эксперимент и их на дне ловили водолазы – это кричащее нарушение закона! Ни одна школа не может себе позволить так издеваться над психикой подростка!
– Слышь, Роб, а ты уверен, что узнал в том парне Джейсона? – спросила Кристи, когда вождь, занятый постройкой навеса, пробегал мимо, держа под мышками сразу дюжину толстых бамбуковых стеблей.
– Ну, а кто там мог быть ещё? – удивился этому вопросу Роб, которого больше интересовали сейчас другие вопросы, и он жалел, что плохо слушал инструктора в летнем лагере по выживанию.
– Да кто угодно. Посадили просто крупного парня, одели как Джейсона…
– Слушай, да в чём проблема, а? – Роб за всего-то один долгий день превратился из стильного металлюги в рваных джинсах и бандане в осипшего бродягу, с красным потным лицом, съехавшим на плечи платком и бешеным ёжиком, прятавшимся раньше под ним. – Хватит уже строить теории – давай помогай строить дома!
– Они обманывают нас. Зачем строить дома – надо найти обманщиков, прищучить и узнать всю правду. Нас же больше! Да, мы подростки, но что мешает нам толпой завалить того самого Феликса или какую-нибудь Грейс, связать и потребовать правды!
– Слушай, Кристи, я не собираюсь этого делать. У меня есть насущные дела! Ночью может снова начаться дождь, а у нас нет крыши над головой. Тебя это не волнует?
Артур, сдружившийся с Азизом, тащили ворохи пальмовых ветвей на крыши.
Биржан с Мэри и самой маленькой девочкой, «спасённой», затачивали бамбуковые стебли: девчонки держали длинную палку, пока парень пытался единственным найденным в отряде ножом хоть немного заострить её конец.
Хёджин, взяв помощниками двоих подростков, с которыми нашёл общий язык, вбивал колья, чтобы получились шалаши.