Страница 22 из 32
– Я не вру! – Я подскочила вслед за ним.
Чарли на секунду остановился, а потом как был, без футболки, ринулся к комоду в противоположном углу, еще сильнее припадая на левую ногу. Курт раскопал все. Теперь я знала, почему Чарли хромает, и что именно произошло с его коленом. Наверное, вся его бездна сожалений родилась под завалом в Алеппо после артиллерийского обстрела, когда погиб весь его отряд, а он выжил. Выжил, чтобы корить себя. Вчера я надеялась, что сообщение о сыне если и не сделает его счастливым, то хотя бы немного обрадует, но, видимо, зря. Он мне не верил.
– И отец – не Джош? – съязвил Чарли, рывком выдвинул нижний ящик комода и достал блок сигарет.
– Нет! Ты – отец моего ребенка, – твердо произнесла я. Руки дрожали, но я испытала колоссальное облегчение, что наконец сказала об этом.
– Ты уверена? – Зашуршала целлофановая обертка.
– Сложно забеременеть от кого-то, с кем ни разу не спала!
Возмущало, что он настолько в меня не верил, думал, будто после того, что было у нас, я могла пойти и повторить это с кем-то еще. Возмущало и причиняло боль.
– Вот как?! – Чарли дернулся, вытащил пачку из блока и направился к двери. – Об этом, видимо, неизвестно в Этерштейне. Я видел фильм про отца принца, и там звучало не мое имя.
– Ужасно, что так вышло. Я не знаю, как это исправить. Все, что я могу, это сказать правду тебе. – Закружилась голова, и пришлось ухватиться за диван. – Ты – отец Рика.
Чарли остановился у двери, повернулся:
– А Марта? Как же Марта? Зачем ты с ней так?.. – Он схватил куртку, на ходу надел и выскочил наружу. Чиркнул зажигалкой, и, прежде чем дверь закрылась, в комнату успел залететь сигаретный дым.
В наступившей тишине стало слышно, как капает кухонный кран. На полу красовалась лужа: Чарли разлил воду из пластиковых стаканчиков. Я включила свет и, стараясь не обращать внимания на бардак, отправилась на поиски полотенца.
В голове не было ни одной дельной мысли, разум не понимал, как ему реагировать. Я отряхнула плед и накинула его на диван, плюнула на поиски веника, отжала полотенце в раковину и повесила его на край столешницы.
Мой спортивный костюм валялся на единственном стуле среди табуреток.
Чарли курил на крыльце, накинув куртку прямо на голое тело, настороженно покосился, когда я вышла, и снова уставился в темноту. Свет из открытой двери падал на деревянный настил и усыпанную хвоей землю и казался единственным источником тепла во всем мире.
– Между мной и Джошем ничего не было, только дружба, но нужно было имя. Это моя вина. Тогда меня убедили, что так лучше, но это неправда… – Мой голос растерянно затих. Разве можно оправдать такую глупость?
Чарли усмехнулся и покачал головой, потер ладонью лоб, словно собирался с мыслями. Рассудок наконец отреагировал – грусть, вот что я чувствовала.
– А ведь твой отец мне звонил. Поздравил с рождением племянника. У меня грешным делом возникла мысль, что он прав, потому что как иначе такое могло произойти? Ты постоянно врала, – он ткнул в меня сигаретой, – а теперь выходит, скрывала от меня беременность. Разве отцу ребенка не сообщают о таком?
Черт побери, зачем отец полез! Я сжала кулаки. Не представляю, что в тот момент пережил Чарли.
– Прости. Все это не имеет отношения к нам. Это чертова политика. Недоразумение, – выдавила я.
– Недоразумение – это когда в кинотеатре на твое место кто-то сел, а тут речь не только о нас двоих. Марта мне все уши прожужжала, чтобы я съездил навестить племянника, а твой отец, похоже, действительно считает, что это сын Джоша. И я так считал! Не думал, что ты сможешь врать и о таком! – Сигарета в его руках переломилась, он раздраженно затушил ее о деревянный поручень и полез за новой. – И что теперь прикажешь делать?
– А чего ты хочешь?
Он изучил меня с головы до ног словно музейный экспонат сомнительной ценности и отвернулся. Теперь, в темноте, да еще сквозь дым не было видно его лица, приходилось полагаться на голос – ошеломленный и растерянный.
– Прости, не думала, что отец станет тебе звонить. Мне казалось, он рад оставить ту историю в прошлом.
– Вы там с ним что, вообще не разговариваете? – возмутился Чарли.
– Разговариваем. О законопроектах и поправках.
Он фыркнул и сломал вторую сигарету, огонек упал на веранду и погас под кроссовкой. Чарли взял из пачки еще одну, но сам же ее переломил и растер между пальцами. Крошево осыпалось пеплом с руки, сверкая в свете из открытой двери.
– Но о том, как отмазать Эберта, вы нашли время поговорить. – Чарли смотрел на растерзанные сигареты, и голос его теперь звучал бесцветно. Рассеянный свет из окна падал на веранду, слабо освещая его кроссовки, хвоинки и шишки вокруг ног.
– Никто его не отмазывал. Его осудили, и приговор сломал ему жизнь.
– Не думаю, что запрет работать чинушей или охранником его сильно сломал. По крайней мере, его дети при нем.
Меня била дрожь. Возможно, это просто холод, ведь на улице градусов тринадцать, а возможно, такой эффект дает горечь, когда заполняет тебя с головой. Я прислонилась к дверному косяку, чтобы ощутить хоть немного опоры.
Когда я думала, что Чарли что-нибудь сделает Нику, явно тоже была не в себе. Приговор кажется ему несправедливым, но самосуд не в его стиле. В нем и так живет куча сожалений.
– Мы расстались, ты уехал. Я не могла…
Тогда я вообще ни с кем не хотела говорить. Ни с кем и ни о чем.
– А телефоном пользоваться так и не научилась! – Чарли шагнул из темноты ближе. – Или просто не хотела мне говорить. Как обычно, решила все сама. Испугалась, что я приеду в Этерштейн, и тебе придется с этим что-то делать? Мертвецу не предъявишь претензий, что он не граф и не виконт. Но в моем случае тебе пришлось бы признаться всему двору, что спала с безработным инвалидом, к тому же американцем!
– Чушь! Дело вовсе не в этом! – Даже затошнило от возмущения. – Неужели не понимаешь? Твой брат погиб из-за меня! Разве я могла смотреть тебе в глаза? Я решила, что ты и говорить со мной не станешь!
Чарли фыркнул и яростно затряс головой.
– Говорить не стану… – пробормотал он и шагнул в дом, заканчивая на ходу: – Я взял то, что мне не принадлежало, и меня наказали.
– Чарли…
Страхи загоняют нас в клетки, и мы проводим всю жизнь в поисках ключей к свободе.
– Закрой дверь, на улице холодно, ты замерзла.
Он двинулся к кухне, а я на секунду решила, что он просит меня закрыть дверь с той стороны.
– Будешь чай? Я как-то раз попробовал вот такой, – он достал из шкафчика и показал мне желтую банку, – мне понравилось. Не фонтан, конечно, даже, скорее, бурда, но если его делать со льдом, а не как здесь написано – с кипятком, то терпимо.
Чарли растерянно оглядывал учиненный беспорядок, а я закрыла дверь и подошла поближе, рассмотреть банку. На этикетке красовалась надпись «растворимый напиток».
– Это не чай, – я поставила банку обратно, – это и правда бурда. Выкини…
– Ты не оставила мне выбора, понимаешь? – Чарли поднял замученный взгляд. – Пришлось согласиться с отцовством Джоша. Разве я мог разочаровать Марту или спорить с регентом?
Да я и сама сегодня не решилась признаться Марте, а уж спорить с регентом… Чарли на ходу скинул куртку, подхватил с дивана свою рубашку, надел, застегнул пуговицы и оперся на диван. Я больше не видела его глаз, только пальцы, сжимающие мягкую спинку, и казалось, пальцы мнут мою душу, оставляя синяки и кровоподтеки. Пропустить бы фазу, когда о боли надо говорить вслух, превратить слова в птиц, выпустить на волю, но каждая минута этих трех лет копила боль, теперь от нее так просто не избавишься.
– Ты ни в чем не виноват. – Пришлось опереться на стол, каждое слово забирало силы. – Если бы я могла сейчас это изменить, не вмешивать Джоша, я бы так и поступила, но тогда… Наверное, я сошла с ума, раз меня удалось уговорить. Но и тебя я не хотела ни к чему принуждать. Не хотела, чтобы на твою жизнь влияли события на другом континенте. Двадцать три года назад маркиз убил наследного принца. Меня тогда на свете не было, но я уже оказалась заложницей ситуации. Я не хотела, чтобы ты стал еще одной случайной жертвой. – Я остановилась, набираясь сил от звучащей птичьими криками тишины. – Твои решения должны быть только твоими. Ты должен делать что-то только потому, что сам этого по-настоящему хочешь.