Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 32

Мне не понравилось не видеть Чарли. Хотелось прочувствовать все до последней секунды, и я распахнула глаза. Он смотрел так, будто обнаружил перед собой что-то невыразимо прекрасное и боялся отвести взгляд, но это я видела нечто пленительное: мужчину, который дарил мне свою любовь. Чарли снова собрался меня куда-то нести, я попыталась найти опору… Что-то увесистое свалилось откуда-то сверху. Ох, больно же!

– Черт! Ты как? – встрепенулся Чарли, подхватывая меня на руки.

– Лучше молчи. – Я обхватила его бедра ногами, и он усмехнулся.

Я растворилась в дыхании Чарли и зелено-карих глазах, стала шепотом на коже и вкусом яблок на языке. Если я – галлюцинация, то и черт с ним. Главное – не исчезнуть, не раствориться, оставив его одного. Но исчезаю не я, исчезает пространство и время, а мы все еще вместе…

***

…щекотка за ухом. Чарли перебирает мои волосы.

– …отросли. Ты выглядишь, как в день нашей встречи.

Щетина под пальцами тоже стойка и упряма, как и ее обладатель.

– Ты тоже. Такой же колючий. У тебя фобия на вежливость?

Чарли смеется…

– …Кажется, я понял, о какой Мелани шла речь. Это моя клиентка. Я делал ремонт в ее доме. Ты про нее? Откуда о ней знаешь?

В затухающем свете камина его насмешливые глаза кажутся совсем черными, а скулы словно вырезанными искусным резчиком.

– Наводила справки. – Чувство вины растворяется в его смехе.

– Так вот почему у меня иногда возникало ощущение, что за мной следят. Ты действительно невыносима, знаешь об этом?

Из цепких рук вырваться не выходит, да не очень-то и хочется.

– Ты у нее ночевал.

– Чтобы рано утром начать работу… – От груди щекотка его дыхания спускается ниже. – В новостях писали про твои свидания с каким-то белобрысым князем. Расскажи-ка про это.

Пытливые глаза смотрят из уютной полутьмы…

…Знакомый запах Чарли вызывает целую гамму воспоминаний. Удивительно, каким триггером может стать запах.

– А ты точно не галлюцинация? – спрашивает он, рассматривая мою пятерню на фоне камина. Так она и правда кажется полупрозрачной и зыбкой, колеблющейся в свете огня. – Я был в этом уверен, пока ты не начала извиняться, но теперь снова сомневаюсь…

Легонько ударяю его в грудь и, вывернувшись из цепких объятий, забираюсь сверху. У меня есть и корыстный интерес: поправить под нами плед, сброшенный на пол с дивана. Чарли явно не озадачивается тщательной уборкой, и по всему полу раскидана деревянная стружка и гвозди вперемешку с клубами пыли.

– Галлюцинация не стала бы тебе говорить, что ты неряха, – шепчу ему на ухо и вижу в свете камина, как у него поднимаются волоски на руке. На меня это действует как добрая порция афродизиака, и время снова перестает иметь значение…

…Ночь застыла в янтарном мгновении. Как впихнуть в нее три года разлуки? Мы столько не сделали, столько не обсудили, но в разговорах о прошлом слишком много горечи. Особенно, если речь о тех, кого больше нет с нами.

– Я все прокручиваю последние слова, которые он от меня услышал. – Чарли смотрит в потолок. Он тоже заложник воспоминаний. Теперь груза стало больше: не все моменты мы хотели бы помнить.

– Не надо… – умоляю словно сама себя: последние слова Джоша звучат в голове: «Не забывай…» Лучше говорить о том, что мы можем исправить. – Убеди Марту принять подарок.

– Счет имени Джоша Таннера? – Чарли тяжело вздыхает.

Имя Джоша, произнесенное вслух, срабатывает как удар плеткой по спине.

– Девочкам надо в колледж.

Мы слушаем тишину и разделяем тяжесть на двоих…

…Огонь в камине собирается умереть, и Чарли спасает его от смерти – бросает поленья и смотрит, как они разгораются. От камина идет тепло, как и от Чарли, он садится рядом, отнимая кусок пледа, и смотрит на огонь.





– Я не имел на тебя прав. Я был твоим боссом, я старше тебя. Сейчас ты королева, а я беру подряды на ремонт домов.

Глупые предрассудки.

– Важнее, кто мы друг для друга. Мы просто мужчина и женщина, которым хорошо вместе. И если мы захотим, так и останется.

Он улыбается, и в темных глазах танцует благодарный огонь…

– Ох, у тебя, похоже, будет приличный синяк. – Чарли легонько касается моих волос и виновато рассматривает лоб.

– Синяк? С чего? – Удивляюсь, при чем здесь лоб, это спиной я все натыкалась на что-то жесткое – то ли продукты, то ли ручки шкафчиков.

– На тебя с верхней полки термопот упал и угодил ручкой по лбу. Ты не заметила? – Он сдерживает смех, а я вспоминаю и хихикаю: значит, в тот момент искры из глаз у меня летели не от переизбытка чувств. – Давай лед принесу, хотя уже поздно, надо было сразу.

– Не надо, – останавливаю его порыв встать, – не уходи.

Скоро все равно придется разрушить уютное уединение этой комнаты и уйти, но пока у нас есть еще несколько минут. Чарли вздыхает и обнимает крепче, удобнее устраиваясь рядом.

Время тает, растворяется вместе с уходящей ночью, умирает от страха перед приближающимся солнцем, но пока мы в уютной полутьме камина, а мир вокруг застыл в капле янтаря…

***

Огонь потух, и воцарилась мягкая тишина, которая бывает лишь когда точно знаешь, что прервать ее может только птичье пение или шум дождя. В больших комнатах Холлертау я часто убеждала себя, что наконец нашла дом и можно остановиться, складывала слово так и этак «д-м-о», «м-о-д», «о-м-д», но все время выходила какая-то бессмыслица. Хижина Чарли в Форест Ноллс больше походила на настоящий дом, такой, в котором хочется остаться.

Чарли запротестовал, когда я начала выбираться из его объятий.

– За водой схожу.

Сразу за диваном валялась кастрюля, а дальше пачка макарон и банка кукурузы, на полу у стола так вообще лежали целые груды. Я осторожно обошла разбитый стакан и пооткрывала шкафчики в поисках целого. Из-под ноги выкатился термопот и остановился рядом с упаковкой одноразовых стаканчиков, дальше на полу поблескивала какая-то посуда, а в раковине валялась тряпка. Нет, тюлевая занавеска. Наверное, она попалась мне в руки, когда я искала опору. В тусклом предутреннем свете комната выглядела даже загадочно, но представляю какой кошмар откроется взору, если зажечь свет.

– У тебя теперь есть повод прибраться, – сообщила я Чарли, протягивая одноразовый стаканчик с водой. Еще я захватила по коробке крекеров и кукурузных хлопьев – они валялись у плиты – и разложила на пледе импровизированный пикник.

Чарли хмыкнул, выпил воды, потом молча пожевал крекер и уставился в стакан, будто нашел там что-то подходящее для раздумий. Судя по тому, что между нами случилось, не похоже, что он меня ненавидит, а значит, надежда на нормальные отношения еще есть, но чем дольше он молчал, тем зыбче она становилась, и я чуть не подавилась крекером, когда от очередного здравого взгляда на ситуацию сжало горло.

– Так зачем ты приехала на самом деле? – Усталый голос Чарли разрушил последнее янтарное мгновение.

Наверное, не очень правильно начинать серьезный разговор, когда из всей одежды на нас только плед, но, казалось, что одежда снова нас разделит, сделает колючими малознакомыми людьми, такими, какими мы встретились пару часов назад.

Я на секундочку закрыла глаза. Нужно разрушить еще один бастион лжи.

– Слушай, я должна тебе кое-что сказать. Должна произнести вслух, потому что это очень-очень важно.

Чарли вскинул заинтересованный взгляд.

– У тебя есть сын.

Целую минуту он молчал, застыв с пачкой хлопьев в руках.

– Ага! – произнес он и затих. – Сын, значит. У меня. Точно?

– Да, господи, Чарли! Я что, не по-английски говорю? У тебя есть сын. Фредерик, ему два года.

Он отбросил хлопья и рывком поднялся на ноги, сметя разложенные на пледе крекеры и чуть не опрокинув меня.

– Знаешь, я уже вышел из того возраста, когда мною играли! – Он нашел за диваном свои джинсы и ринулся к кухонному столу, видимо, за футболкой, но обо что-то споткнулся и чуть не упал. – Я уже не мальчишка! Перестань врать наконец!