Страница 4 из 6
– Невеста уж. Сиротинушка моя....
Она, баба Настя, растила её с тех пор, как мать, сбежала, чтобы увезти подальше своего нерадивого муженька. Да и не хотела дочь Насти жить под гнётом матери, деревенской ведьмы. Внучка получила ведьмовские способности, а дочери они не достались. Но и не нужны они ей были – хоть за деньги, хоть без. Претило ей ведовство.
– Марьяна и Васька так в переглядки и играют, – заметила вслух бабушка. – Любовь. Первая. Детская ещо, но самая что ни на есть настоящая.
– Васька! Ну-ка домой. Экзамены на носу, а ты чем занимаешься, паршивец! – окрикнула его мать и, выбежав за оградку, чуть не взашиворот затолкала мальчишку во двор. Мальчишка (уже выше матери на голову) шею свернул на Марьянку глядя, а мать глазами зыркнула и подзатыльник сыну отвесила.
– Не думай больше за Марьянкой ходить! Увижу… – прочитала по губам бабка Настя и вздохнула тяжело и прерывисто, вспомнив недавний разговор с соседкой…
– …Настя, ты прости меня, но Васька твоей Марьяне не пара. И чтоб не видела я их вместе. Ты своей девке накажи. Запрет сделай!
– Да как сердцу-то запретишь?
– Не смей, Настасья! Если внучке добра желаешь – запрети. Иначе…
– Так что иначе-то?
– Изведу. И тебя и девку твою изведу.
– За что, соседушка? Разве не делала я тебе добро, что ты со злом к нам?
– Не хочу сыну лихой судьбы. А с вами…ведьмами, ничего хорошего ему не светит! Пропадет, как зять твой. Ума разума лишится. Так и я с ума сойду. Не бывать этому! – как отрезала сказала соседка и хлопнула калиткой…
«Как сказать об ентом Марьянушке?» – чуть не плача, подумала бабушка в сердцах, впуская внучку во двор. «Сияет же как начищенный самовар от одного вида этого Васьки!» – причитала баба Настя молчком.
Поэтому стала она внучку на весь день в лес с собой брать, а то работой занимать, чтоб не думала лишний раз о любовничке. Но видит, старая, что Марьянка нет-нет, но замирает и голову вертит в сторону его двора. Ждёт.
Родители Васьки неделю парня взаперти держали. Один раз прорвался, и бегом в дом к бабе Насте… Только отец с братом догнали и силком в оградку потащили.
– Вася, Васенька…– кричала, рыдая, Марьянка, выбежав из избы на крик, но баба Настя загородила ей выход со двора старым, немощным телом, умоляюще глядя в глаза. Ничто было не мило.
– Я люблю тебя, Марьяна… и никто мне не указ! – орал Васька на всё село. Только рано утром запихнули его в отцовский грузовик и увезли в город.
– Не плачь, внученька. Перегорит любовь-то. Пеплом осыплется, ветром развеется, с дождем в землю уйдёт, да новым ростком сильным взойдёт…– утешала девчонку бабушка Настя.
Перегорело. Но Марьяне словно пеплом тем голову посыпало. Появилась в волосах прядь седых волос.
Назло боли она сдала экзамены и подала документы в музыкальное училище. Только скрипка и утешала её долгими томительными часами ожидания. Отцовский подарок на семилетие. Когда в Ольгинке открыли детскую музыкальную школу, он торжественно привел её на первое занятие. Марьяна стала первой в селе, кто играл на чём-то кроме гармошки.
Люди покряхтывали, но с уважением относились к Марьянкиному отцу за такое решение. Думали, что станет на селе спокойнее, коли ведьмин дом проникнется духом высокой культуры. Лютый остепенится, и родятся на свет новые ольгинские интеллигенты. Всё-таки был её отец когда-то инженером-геодезистом, пока по наклонной не поехал.
Но ведьмин дом со звучащей тревожно и заунывно скрипкой ещё сильнее пробирал до мурашек… Особенно после того, как остались в нём только бабка Настя и Марьяна. Мужчины в семье не приживались. Поэтому и собственную дочь с её муженьком отпустила не жалеючи…
***
Случилось это в тот день, когда бабушка изгоняла дьявола из отца Марьяны. Мать всячески противилась, кидалась в ноги, умоляла не трогать мужа, но бабка уже с порога взялась за ритуал, как только он вошёл в дом после очередной «проделки».
Отец Марьяши, несмотря на интеллигентное прошлое, прославился на всю Ольгинку крутым нравом, жестокостью и поведением «несовместимым с общепринятыми нормами» – как говорил участковый милиционер. Вот взял же чем-то Мишка дочь её неразумную, пока та в городе училась на парикмахера. Видно передком думала, а не сердцем.
Да что тут говорить: сельчане его побаивались, кликали не иначе, как Лютым. Участковый после каждой выходки мужчины навещал дом, угрожая Лютому тюрьмой. Не смогла баба Настя выдержать подобного позора.
Тогда вся деревня поняла, какой силой она на самом деле обладает. Над деревней два часа трещали сухие молнии, слышался то громоподобный голос бабушки, то звериный вой отца Марьянки. Земля содрогалась, а в промежутках из избы доносилось ангельское пение. Над избой ходили тени: то бабка встанет, каргой нависая над избушкой, то Марьянка в белой рубашонке – словно ангел небесный. Вместе справедливость творили они над Мишкой – старуха да девчонка малая. Кто как разумел.
Финалом был жуткий крик – закричал Михаил, содрогнулась изба, вылетело из неё снопом пыли и гари облако чёрного дыма, а с ним и Лютый вышел, упав на землю, под ахи и охи любопытных сельчан, толпившихся за забором.
Мать молча собрала вещички, взяла под руки безвольного мужа, казалось, вовсе потерявшего разум, и уехала. И никогда больше не возвращалась. Девочку почитай десять лет воспитывала бабка.
После того обряда баба Настя ослабла и редко бралась за ведовство. Что-то в характере её подломилось. А случай с козой много лет спустя и вовсе пошатнул стариковское здоровье.
***
Конец августа. Пора было уезжать на учёбу, а Марьяна переживала: как она оставит бабушку? Но делать было нечего, уехала. Не прошло и недели, как баба Настя упала и вывихнула шейку бедра. Бабуля уверяла, что никакого перелома нет. Но как быть уверенной: бабуля отказывалась идти в больницу и лечилась по-своему. На ногах стояла, и каждое утро начинала с хлопот по дому. Не могла сидеть без дела.
Марьяна так волновалась этот месяц, мотаясь с учёбы домой и обратно, что только в те дни смогла забыть, наконец, о чувствах к Васе. Бедро у бабули опухало, и нога к вечеру становилась "слоновьей". Сколько не просила Марьяна бабушку не напрягаться, присмотреть за ней не было никакой возможности. Только когда дело стало совсем худо, отвезла внучка бабу Настю в больницу. Но единственным выходом врачи посчитали ампутацию ноги. Не помогли заветные травы, не помогло ей здесь никакое колдовство.
Врачи сразу сказали, что долгие лета не гарантируют. Иммунитет у пожилых плохой, восстановиться после операции не все умеют. Силы не те, и начала бабушка таять на глазах, как тонкая восковая свеча. В семьдесят-то лет! Её мать дожила до восьмидесяти. Сдалась ведьма. Обступили её тёмные духи, и последние дни жизни была баба Настя сама не в себе: ругала на чём свет стоит больничных служащих, переворачивала утки и утварь, отказывалась принимать лекарства.
Марьяна даже обряд затеяла, обкуривала палату, но медсёстры ругались, гоняли, мешая Марьяне делать своё дело. Но она потихоньку ворожила, жгла свечки и, чуть затрагивая струны, играла на скрипке. Так прошёл ещё месяц. Бабуля угомонилась и притихла. Это всё, что могла сделать девушка, только что отметившая своё восемнадцатилетие.
Так с хлопотами забыла она про Васю. Он ушел из ее мыслей и больше не возвращался. Девчонки из села говорили, что мать его чуть ли не на край земли упрятала от Марьянки. А где этот край? Название ему она не знала…
– Бабулечка, как же я теперь без тебя? Ну хоть немножечко ещё потерпи. Разве нельзя как-то обмануть эту смерть? Не выживу я без тебя. Кто меня обнимет? Кто поддержит? Бабулечка.
– Марьяна. Все уходят, и мне уйти время пришло. А смерть – её нельзя обмануть. Она одно делает – порядок в мире охраняет. Баланс. Во всём должен быть баланс. И в жизни, и в смерти… Это я давно поняла. Ещё когда мама моя сказ про Микулу сказывала. И я тебе его расскажу.