Гридя – вдовий сын

Казармы стояли на четвертьчасовом расстоянии от города и являли собой большие желтые здания без всякой архитектуры. В них могло поместиться до тысячи человек. Вкруг казарм зеленели под солнцем бархатные бескрайние луга.

Всеслава Аггева дьяк нашел на поле за бараками. Тот понарошку рубился на саблях с шустрым отроком, примерно одинакового с ним роста и телосложения, с бойкими черными глазами. Оба фехтовали знатно.

– Кто это с ним? – спросил Григорьев казачка, проводившего его к Всеславу и указавшего на него.

– Мухомор, Сеславу братец названный.

Проговорив это казачок опрометью кинулся во двор, а дьяк идучи величавой поступью к мнимым дуэлянтам, мысленно радовался тому, что не подвел его Томило. Аггеев сын по роже посмотреть – молодец молодцом, румяный, грудастый. И красив, и проворен, и весел, и дерется как заправский вояка. Такой-то ему и нужен! И Мухомор хорош. Пожалуй, решил про себя Григорьев, пусть в Ирей и Мухомор едет. Вдвоем им веселее будет.

Отроки еще издали заметили Васильева и сразу же догадались, что это гость особый и явился в такую рань по какому ни на есть значительному делу.

– Погляди, Всеслав! – проговорил Мухомор, обращаясь к сопернику и указывая головой в сторону дьяка. – Какой павлин к нам пожаловал.

Всеслав скосил глаза и усмехнулся.

– Это, братец мой, – сказал он, – наверняка советник из города, или важный член какого-нибудь важного учреждения. Или генерал. Вишь какой представительный человек и как великолепно вышагивает. Разрази меня гром, если бы в Холмогорах был князь, я бы решил, что это он и есть.

Они опустили оружие и поджидали Васильева. Тот, заметив это, зашагал быстрее. Подошел, склонил чуть голову и, растянув губы в сладкой улыбке, произнес:

– Весьма рад знакомству, дьяк из городского совета Иван Васильев.

– Всеслав Аггеев сын, сотник! – ответил Всеслав и показал на друга: – А это Мухомор, из нашего полка.

Приветствие прозвучало несколько натянуто. Всеслав размышлял что могло понадобиться государственному лицу от дружинников. Беспокойные думы сменяли одна другую в его горячей голове. Мелькнула зловещая мысль «Уж не война ли?», но он отогнал ее от себя, рассудив, что случись война, дьяк пришел бы не к нему, а к его начальнику, или к начальнику начальника. Всеслав не помнил, когда в последний раз в Холмогорах происходила война. Он читал о прежних междоусобицах в книгах, но на своем веку видеть их не приходилось. Воевать было не с кем, не было и предмета, по которому могло произойти разногласие. В Великой Долине долгие годы царил мир и взаимопонимание.

– Нет ли тут укромного места для беседы, без лишних людей? – спросил Васильев, оглядываясь. На лугу кроме них никого не было, только под сенью липы лениво развалились козы, да вдалеке паслось коровье стадо.

Всеслав задумался, за него ответил Мухомор:

– Вон в трапезную пойдем, завтрак кончился, до обеда далеко. Там нас никто не отвлечет и не побеспокоит.

Все трое, согласно кивнув, последовали в трапезную, иначе столовую. Отроки шли впереди, Иван Васильев позади, ему с его внушительными объемами тяжело было поспевать за резво шагающими юношами, и он горько, но дружелюбно вздыхал, давая понять, чтобы они сбавили скорость, но те намеков не понимали и продолжали нестись.

Столовая и вправду оказалась пустой. В длинном полутемном помещении, стены которого украшали подсвечники со вставленными в них свечами, лепные зайцы и утки, они опустились на лавку.

– Я не стал бы вам докучать, но крайняя нужда вынуждает, – начал Васильев. Он не стал тянуть кота за хвост и перешел сразу к делу. – Надо, голубчики, съездить в одно место и набрать там яблок. Фрукты, видите ли, это не простые, а, кхм, – от усилия говорить просительно и заискивающе, тоном, каким дьяк изъяснялся крайне редко, у него запершило в горле. Он прокашлялся и продолжил, – …а волшебные, и нужны они не просто так, и не для забавы, а чтобы вылечить архитектора Кузьмина, слыхали, наверное, какая беда с ним приключилась? С головой его, в том смысле… Так вот, знающие люди рассказали, а городской совет, выслушав их внимательно, утвердился  во мнении, что яблоки способны исцелить зодчего, и он сможет закончить строительство, кое об эту пору стоит заброшенным и почитай пришло в негодность.

Речь получилась маловразумительная, словно он оправдывался. И льстивая… Лечебные яблоки, дальняя дорога, осталось только сказать про червонную даму и казенный дом. Впрочем, в казенном доме они как раз сейчас и находились. Васильев и сам понял, как нелепо выражался, но было поздно. Не говорить же теперь наново. Вот это уж еще глупее! Он умолк и поглядел на отроков. Те слушали не проронив ни слова, только когда он упомянул про мастера-зодчего, оба, как по команде кивнули головами. Кто ж не слыхал про историю с Иевом Кузьминым!

Однако же, в голове отроков бродили и другие мысли. «Что-то темнит наш дьяк, – соображал про себя Всеслав, – говорит так, словно дело на три копейки, а копни поглубже, там, глядишь, и рубль, а может и все десять целковых. Опять же, куда ехать? Почему молчит о том, где яблоки растут. Надо думать, если б где-нибудь в Гнилом лесу или на реке Смородине, он бы и сам за ними съездил… с товарищами из управы… нет, что-то тут не так, какая-то тут запутанность и махинация. Но тем лучше для нас».

Читатель, наверное уже догадался, что Всеслав был охоч до всякого рода приключений и авантюр, и только и ждал, когда ему подвернется какой-нибудь интересный случай.

Мухомор длинно рассуждать не умел, и решил про себя, что яблоки растут в частной собственности, и согласия рвать их от хозяина, вероятнее всего, не добились. Потому и требуется особая миссия из располагающих нужными для того способами, средствами, умыслами и уловками людей. Некоторые из этой миссии, вполне возможно, не вернутся, за тем и пришел Васильев. Где еще найти ему резвецов для опасного поручения!

– Мне кажется, вы обратились по адресу, – проговорил Всеслав, выходя из задумчивости и подмигивая Мухомору. – Не буду делать вид, будто понял, о чем идет речь. Особенно не вник, где растут яблоки. Но, главное, думаю, усвоил, – он старался говорить со значением в голосе, по-деловому, – вам нужны отважные смельчаки, удальцы и храбрецы, а мы как  раз такие и есть. Мы вам докажем, на что способны, уж будьте покойны. Скажите внятно, что надо делать, и мы сделаем, хотя бы нам пришлось для этого спуститься в ад к чертям.

– Благодаренье богу, – произнес Григорьев со вздохом облегчения. – Я знал, что могу на вас положиться. Мне вас так и рекомендовали, теперь-то я доволен. Дело и вправду не так просто, как мы думали. Вот тут вот у меня карта, прошу взглянуть.

На дубовом, выскобленном до блеска столе, он развернул свиток, который прежде того вытащил из широкого рукава, расправил его по углам, придавил кулаком с одного конца.

– За карту калика перехожий ручается головой – сам, говорит, чертил, сам и ходил ногами по начертанному. Вот здесь, – Васильев поводил пальцем по шершавой бумаге, – дорога прямоезжая. По ней обыкновенно купцы путешествуют, да мужики туда-сюда по ярмаркам снуют. А теперь вот и вы, удальцы-молодцы, поскачите. Ежели ехать прямо и никуда не сворачивать, через двадцать пять дней приедете к морю Алатырскому. На море переправа. Как скоро переправитесь на Латырь-остров, тут вам и Ирейская земля. Там отыщите яблоню. Калика на том острове не был и не знает, где в точности она растет. Но клянется, что дерево есть, и яблоки на нем круглый год висят. Сорвете несколько, чтобы с запасом, не дай бог по дороге растеряются, и привезете домой. Тут уж мы ими мастера и накормим. А то не ровен час окочуриться, – повторил, вздыхая, Васильев пророчество о близкой смерти Кузьмина. – Яблоки есть нельзя, козленочком станешь, – дьяк хихикнул. – Шучу, шучу! Не станешь. Яблоки те волшебные, каждый кусок человека на год омолаживает, а целиком яблоко – на десять лет.

– Неужто на десять?! – воскликнул Мухомор. – Каково! Я знаю пару стариков, которые дорого бы дали за такие яблоки.