Страница 4 из 7
– Ну, будет нам веселье! – беседовали между собой осчастливленные мыслями о водопроводе обыватели, – и помыться будет где, и покалякать за приятным времяпрепровождением. Бани-то личные не у каждого имеются, а тут такой паллиатив.
Надо еще заметить, что купальни предполагалась делать общественными, то есть бесплатными, доступными для всех и каждого, а не только для богатых горожан, которые и сами могли себе устроить горячую воду в любое время дня и ночи, было бы желание.
И вот, когда работа была в самом разгаре, с главным архитектором произошел тот самый неприятный случай, грозивший, как всем стало тут же ясно, поставить крест на благородной затее. Завершить водопровод, кроме Кузьмина было, увы, некому.
Столица, до этого пребывавшая в беспечно-веселом настроении, приуныла. Не стало больше бойких сходок по вечерам за воротами, умолкло чихание от табаку, и в жмурки больше не играли. Улицы запустели, стройка мокла и таяла, словно кусок сахара, на который капнули водой. Люди сначала будто рассердились, потом приуныли, архитекторское падение безотрадно подействовало на их нервы.
Возник вопрос: а что же помощники Кузьмина? Они-то полгода, пока шло строительство, делом занимались или по сторонам глазели? Пусть бы и завершали начатое.
Начались посылы и расспросы с целью выяснить их квалификацию, но так ничего и не дознались. Порученцы оставались немы как рыбы, и на все вопросы отнекивались, ссылаясь на подчиненное свое положение. Пробовали споить их, но те водку пили, а работать без Кузьмина все равно не соглашались. Уверяли, что все сделают неправильно и выйдет из того еще хуже, чем было прежде.
К просьбам, мольбам и двойному вознаграждению остались глухи.
Строительство окончательно встало. Неизбежно требовалось принять какое-нибудь решение.
– Что же теперь делать? – спросил тихо Томило голосом, полным отчаяния. – Что же делать? Бросать на полдороги нельзя. Иначе все насмарку… Деньги ведь немалые на водопровод потрачены. Как же быть?
Он отхлебнул большой глоток квасу, ставшего уже теплым, и закашлялся.
Григорьев посмотрел на него внимательно. Покачал головой, тоже отпил квасу, отер тыльной стороной ладони губы.
– Я тебе скажу одну вещь, – обратился он к Томило, сохраняя на лице серьезное выражение. – Изволь, решение этого дела имеется. Так и быть, тебе скажу. Есть одно средство, да больно хлопотное. Но все это ерунда, глупо и нерационально нам отказываться от такого случая. Так на совете и порешили. И даже кум мой, Феноген подтвердил потом, что дело верное, хоть и непростое. Сказано, надо решать, так давай решать!
– Чародейство какое? – поинтересовался Томило, пригибая и вытягивая голову.
– Навроде того. Стало нам доподлинно известно, что в Ирейской земле растет чуднóе дерево. На нем яблоки, да не простые, а волшебные. Сказано было, кто яблоко то съест, на десять лет помолодеет. И умом и телом. Совет, значит, и придумал – яблок волшебных достать и мастеру-зодчему, чтобы его вообще не пускали бы в помещения, где есть лестницы, дать покушать. Через это самое он водопровод и достроит. Лишь бы снять с казны эту тяжелую обузу.
– Как это и умом и телом? – не понял Томило.
Иван закатил глаза и подвигал ими закрытыми из стороны в сторону.
– Экий ты недогадливый, кум! Ежели к примеру, был ты, скажем, шорником, лет эдак двадцати, и, например, опять же, сломал ногу. Оступился в канаву, или батогами тебя отходили за какое-нибудь прегрешение, в котором ты был уличен, – терпеливо объяснил он товарищу. – Съешь ты яблочко молодильное и станешь вскорости после того десятилетним отроком. Про ремесло шорное все, конечно, перезабудешь, зато нога срастется как новенькая.
– Ерунда какая-то, – Томило смотрел на него недоверчиво, – Как же мастер-зодчий в таком случае водопровод достроит? Когда на десять лет омолодиться и ремесло архитектурное забудет?!
Иван Григорьев посмотрел на собрата укоризненно.
– Сам посуди, Томило, можно же не все яблоко кушать, а только половину или четвертушку. Десять подели на два, сколько получается? Вот то-то. Чай, найдем ножичек, чтобы яблочко разрезать.
– Как это я сам не догадался? – отвечал Васильев. – Но постой, не та ли это Иерейская земля, что лежит на Латырь-острове, где живут, как сказывают, мертвые души и демоны? Там, куда можно войти, но откуда нельзя выйти, пока не выпустят тебя сами обитатели окаянного места? Помнится, я слыхал, как сказывали, что у Хавроньи Потаповой, пропал новорожденный ребенок, и она во сне видела, что живет он в Ирее и играет с молодильными яблочками. А потом нашли этого ребеночка в канаве со свиньями совсем мертвого. А вот еще купец в Медыне сказывал, что на том острове один день за сотню лет идет. И если попадешь ты на тот остров и воротишься, то не узнаешь никого, потому что все твои родичи к тому времени умрут. А еще говорят, что кто на ту землю ступит, у того дьявол душу возьмет, а вместо нее нечистую душу оставит. И живешь ты с проклятой душой всю жизнь, а как помрешь, то черти тебя прямиком в ад тащат.
– Ну мало ли что люди болтают. Языки у некоторых как помело. Где это видано, чтобы в какое-то место прийти было можно, а выйти оттуда нельзя? Да и про демонов это Хивря преувеличила. С ее речей бестолковых и без того полгорода смеется. Выдумает тоже! А купец твой пьяница и бродяга, зальет глаза и рассказывает байки, а все уши развесили. Ты мне лучше присоветуй кого-нибудь побойчее для похода. Ты ж у нас по казарменной части. – Томило и вправду ведал хозяйственными делами холмогорской дружины, регулярного войска, квартировавшего на выселках. – Есть у тебя кто на примете?
«Кого же послать? – размышлял Васильев. – А ежели самому поехать? Собрать лучших людей и возглавить, все почести опять же себе присвоить…», – в счастливом исходе дела, если отряд будет под его руководством, Томило не сомневался.
Дьяк задумался. Кружка с квасом почти опустела. Внутри нее нашла пристанище большая навозная муха.
«Возглавить-то можно, а ну как правду про Ирей говорят? Надо это дело обдумать, да времени нет… А куда мне! В такую даль тащится, к дьяволу на рога. Костей потом не соберешь. Бестолочь какая, черт меня возьми, что выдумал!»
И Васильев, ломая голову над теми, кого можно послать в столь опасное путешествие, уставился в стол. На ум никто не приходил. Разве только… А что если… И он вспомнил имя отрока из холмогорской дружины, о чьей храбрости и доблести шла слава по всему городу и за его пределами… Вот его-то и послать за яблоками!
– А, летаешь тут, каналья! – хлопнул он ладонью по мухе, имевшей несчастье попасться ему под руку. – Гадость этакая!
Муха упала на спину и отчаянно зажужжала, тряся ногами. Томило смахнул ее со стола.
– Правда твоя, кум, есть у меня человек на примете, – заговорил он и лицо его прояснилось. – Почище него никого тебе не найти. Зовут его Всеслав, а отцом его был Аггей Радимов, ты должен его помнить. Здоровый такой мужик, сапожную мастерскую в Черепичном переулке раньше держал.
Аггея Радимова Григорьев не помнил, но Томило он об этом не сказал. Какая в сущности разница? Главное, что человек для серьезного дела найден. Кивнул и повторил про себя имя – Всеслав Аггеев сын.
Двое мужчин, решив так удачно дело, осушили, наконец, кружки с квасом, отерли бороды и поспешили прочь из харчевни.
Глава 2. В казармах
На следующее утро Иван Васильев на тарантасе, запряженном тройкой лошадей, покатил в казармы, где квартировала городская дружина.
Морковно-красный солнечный шар дотронулся макушкой до небесной лазури. Он всплыл из-за городской стены, убавляясь и переливаясь в золото. Черепичные холмогорские крыши заискрились, заиграли под его лучами. Утренняя роса висевшая в воздухе хрустальными каплями вспыхнула, протянулась широкими белеными холстами сквозь улицы. Холсты понемногу истаяли, потускнели и через мгновения от них уже ничего не осталось. Воздух нагрелся моментально, обещая теплый день.