Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 100

Пусть русская диаспора не породила будущих миллионеров, зато она была богата аристократическими родословными. Среди переселенцев из Европы были носители таких знаменитых княжеских фамилий, как Долгоруковы и Мещерские, а еще приехали два графа – Роман и Алексей Мусины-Пушкины. В 1949 году из Китая прибыл князь Георгий Ухтомский, за которым спустя три года последовала его сестра. Из Шанхая в 1952 году приехал князь Владимир Гантимуров, основатель харбинского Общества мушкетеров. В пору японской оккупации Маньчжурии живших там русских просили в анкете указать свой социальный статус в дореволюционной России, и многие из отвечавших на этот вопрос назвали себя «дворянами»[571]. Конечно, это не значит, что все без исключения подобные заявления, делавшиеся и в Китае, и в Австралии, были правдивы. Но независимо от этого ностальгическая тоска по «прошлому, которое мы потеряли», являлась важной эмоциональной частью русской жизни в Австралии – точно так же, как это было и в Харбине, Шанхае, Белграде, Париже и Берлине межвоенной поры.

Роман Владимирович Мусин-Пушкин был уже немолод, когда приехал в Австралию, и жил там довольно неприметно, если не считать того, что в начале 1950-х он стал членом Русского антикоммунистического центра в Сиднее. В этом качестве он и еще восемь человек и фигурировали в 1954 году в статье в журнале People вскоре после бегства советского дипломата Владимира Петрова. Они прожили в Австралии уже лет пять или больше, когда репортер из People сфотографировал их в обшарпанной комнате в Редферне: там они собирались и строили планы, как спасать мир от коммунизма. Репортеру не пришлось ничего специально делать, чтобы подчеркнуть контраст между прошлым и настоящим этих людей: достаточно было перечислить их былые достижения и должности и сообщить, чем они зарабатывают на жизнь теперь. Председатель группы, Георгий Алексеев, белый офицер в годы Гражданской войны, воевавший на Второй мировой в армии Власова, устроился относительно достойно – он управлял фабрикой в Сиднее, производившей керамические изделия; Мусин-Пушкин, тоже воевавший в Первую мировую и Гражданскую, работал в электрической компании, вероятно, клерком; но остальные – бывшие офицеры Белой армии, выпускники инженерных факультетов – трудились на заводах и фабриках простыми рабочими[572].

Профессионалам зачастую очень трудно было найти в Австралии работу по своей специальности. По словам Эгона Кунца,

Среди прибывших в Австралию ди-пи, имевших за плечами от 15 до 18 лет учения и диплом, только одному мужчине из четырех в итоге удавалось подтвердить свой профессиональный статус… Даже у тех, кто добивался успеха, продвижение происходило чаще всего очень медленно: многие лет десять или дольше трудились простыми рабочими, или же теряли много лет, осваивая свою специальность заново, и лишь после этого достигали профессиональных целей.

Говоря о группе ди-пи в целом, Эгон Кунц в своей работе показывает, что вернуться к работе по специальности удалось менее чем половине ди-пи с высшим образованием[573]. Учитывая, что среди охваченных его исследованием переселенцев были венгры и чехи, часто высокообразованные, можно сделать вывод, что уровень профессиональной успешности среди русских был даже ниже среднего. А значит, еще больше было таких людей, чья жизнь, по словам одного ди-пи из Прибалтики, «скукожилась до убогого существования, сводившегося к физической усталости, мелким обидам и постоянному чувству раздражения и унижения»[574].

Однако детей русских иммигрантов ожидала совсем другая участь: после приезда они довольно скоро могли поступить в университеты. Юрий Николаюк окончил школу и поступил в Мельбурнский университет через четыре года после приезда его семьи в страну, как будто в их жизни вовсе не было никакого перерыва. В Тяньцзине молодой Игорь Ивашков собирался стать пианистом, но после переезда в Австралию родные убедили его выбрать более основательную специальность – он стал инженером, во время учебы получал стипендию от департамента железных дорог. Получив диплом, он нашел работу в компании IBM и изменил имя на Гэри Нэш – чтобы его проще было выговаривать австралийским коллегам и партнерам по игре в теннис. В упомянутом выше доме-«колхозе» в Миддл-Парке жила очень энергичная бабушка, по-видимому, во многом способствовавшая жизненному успеху троих сыновей Киры Черновой, сестры Олега Перекрестова (о нем будет сказано ниже), которые, как и он, с самого начала участвовали в выпуске газеты НТС «Единение»: Алексей, позднее ставший губернатором штата Виктория, получил диплом юриста, Владимир изучал архитектуру, а Михаил (Майкл) получил медицинское образование, но потом стал профессиональным балетным танцовщиком и мужем Гелси Киркланд, знаменитой артистки нью-йоркского балета.

В университет иногда попадали и молодые мигранты, приезжавшие в одиночку. Николай Коваленко изучал историю искусств в Мельбурне; он предпочел бы медицину, но медицинский факультет не признавал аттестат, полученный им в русской гимназии в Белграде. Юрий Амосов, приехавший в 1950 году из лагеря Мёнхегоф, активный член НТС, стал специалистом по торговой деятельности[575].

Из профессионалов хуже всего приходилось русским врачам, которые, как и врачи-евреи, приезжавшие до войны, сталкивались с очень неприветливым отношением австралийской Ассоциации медицинских работников, не желавшей признавать заграничные дипломы. Учившиеся в Европе и Китае русские врачи еще могли получить место медика в мигрантских лагерях или выполнять схожую работу в больницах за их пределами, но им очень трудно было добиться получения полноценного признания. Одним из немногочисленных способов пробиться в дальнейшем было поехать для начала на практику в Австралийскую антарктическую территорию или в Папуа – Новую Гвинею, однако и по возвращении оттуда врач продолжал считаться неквалифицированным, пока не получал австралийскую медицинскую степень[576]. В 1966 году, согласно подсчетам Кунца, основанным на данных переписи, менее 100 врачей из ди-пи работали по специальности, причем русские, считавшиеся менее квалифицированными, чем венгры и некоторые другие восточные европейцы, составляли, вероятно, лишь малую долю от этого количества[577].

Петр Калиновский, до войны получивший медицинское образование в СССР, практиковал в Фишбеке, лагере русских ди-пи, до 1948 года, но в Австралии его врачебный опыт не признали; он работал на уборке фруктов и на железной дороге, а потом смог поступить в медицинскую школу в Аделаиде и закончил ее в 1952 году, в возрасте 45 лет. Николаю Голубеву, приехавшему в 1962 году в Сидней из Харбина, где он был очень востребован, удалось получить практику и лечить многих своих бывших пациентов из Харбина, но остается неясным, как именно он это устроил[578]. Другому врачу из Китая повезло меньше: Анатолий Оглезнев, родившийся в 1911 году, в 1940-х годах работал в русской больнице в Шанхае, а в 1949 году через Тубабао уехал в Австралию, но смог найти там лишь место медбрата в психиатрической лечебнице в Лидкомбе. Его тяжелое положение осложнилось подозрениями со стороны ASIO в прокоммунистических взглядах и мучительной разлукой с женой – она тоже была врачом, ее квалификацию тоже не признали, и она, оставив мужа и Австралию, уехала работать в США. В январе 1956 года Оглезнев до смерти забил свою мать и покончил с собой[579].

Больше всего с работой в новой стране повезло инженерам. В отличие от местных профессиональных объединений врачей, архитекторов и музыкантов, Австралийский институт инженеров охотно признавал дипломы, полученные за рубежом, и даже создал для этой цели особый Комитет по иностранным дипломам. Андрис Бичевскис впоследствии с благодарностью вспоминал, что там быстро признали его полученный в Германии диплом. Уже через год после приезда Бичевскис зарабатывал 500 фунтов в год на должности младшего инженера в Электрической комиссии Нового Южного Уэльса (по его словам, он без труда освободился от обязательств по навязанному правительством рабочему контракту). Алексей Кисляков, получивший образование в Берлине, добился признания своей квалификации через два года после приезда (в 1950 году) и получил место инженера на гидроэлектростанции в Снежных горах. Учившийся в Белграде Константин Халафов устроился работать инженером вскоре после прибытия (тоже в 1950 году), а вот его жене Ирине пришлось довольствоваться работой чертежницы[580]. Многочисленные русские инженеры, приехавшие из Китая (а их было больше 200 из одного только Харбина, и около 80 % из них – выпускники Харбинского политехнического института), чаще всего находили работу по специальности[581].

571

О Долгоруком см. Заключение; о Мещерской и Мусиных-Пушкиных см. выше; Russians in Strathfield… Р. 63; Князь Георгий Федорович Ухтомский… с. 29; Н. И. Дмитровский. Памяти князя В. И. Гантимурова… С. 27–28; об указании своей принадлежности к дворянскому сословию в анкетах БРЭМа см. выше, главу 3, прим. 65.

572

NAA: A6122 166, вырезка со статьей «Девять человек, которые ненавидят Кремль» (Nine Men Who Hate the Kremlin), People, 2 June 1954. Pp. 18–19. Николай Харков был краснодеревщиком; Константин Чумаков работал плотником в больнице; Владимир Упеник, Анатолий Ваксмут, Николай Фомин и Александр Лободовский были фабричными рабочими. Занятие девятого члена собрания, В. Е. Кастальского, не указывается, из чего можно заключить, что он был безработным.

573

Egon F. Kunz. Displaced Persons… Pp. 188–189.

574





Цитируется в: Jayne Persian. Beautiful Balts… Р. 130.

575

Письмо Митрофану Петровичу, 21 декабря 1960 г., архив Ивана Николаюка; Гэри Нэш. Указ. соч.; Николай Коваленко. 28-й губернатор штата Виктории – русский Алексей Чернов // Австралиада. 2011. № 68. С. 33; Лидия Ястребова. Познакомьтесь с нашими корреспондентами. Николай Иванович Коваленко // Там же. 2000. № 22. С. 41; Редактор газ. «Единение» Юрий Константинович Амосов // Там же. 1995. № 2. С. 18–19.

576

Egon F. Kunz. The Intruders: Refugee Doctors in Australia. Canberra: ANU Press, 1975. Рp. 53, 89–92, 94; Idem. Displaced Persons… P. 191. Об эстонце Винсенте Зигасе, одном из врачей из числа бывших перемешенных лиц, отправленных в Новую Гвинею, см.: Warwick Anderson. The Collectors of Lost Souls. Baltimore: Johns Hopkins Press, 2008. Рp. 29, 86–87, 117–118.

577

Egon F. Kunz. Displaced Persons… P. 195: Table 18:1; Idem. The Intruders… Р. 63.

578

E. Ющенко. Доктор Виктор Евгеньевич Истомин [Калиновский] // Австралиада 2002. № 32. С. 13–14; Я. A. Занадворов. Николай Павлович Голубев (188? – 1965), ADB, vol. 14, 1996; Galina Kuchina. Op. cit. Pp. 80–81.

579

Ван Чжичэн. Указ соч. С. 505; SMPA: D-5502A (c); AN: AJ/43/1077; NAA: A6122 368; The Argus, 23 January 1956.

580

Andrejs Bievskis. DPs and deconstruction. Электронное письмо Шейле Фицпатрик от 12 января 2008 г.; Алексей Павлович Кисляков: автобиография // Австралиада. 1990. № 21. С. 7–8; A. Кисляков. Эстония и Германия // История русских в Австралии… Т. I. С. 74–75; Р. Полчанинов. Ирина Владимировна Халафова. 90 лет со дня рождения // Австралиада. 1998. № 18. С. 15–16. О признании дипломов инженеров см. также Egon F. Kunz. The Intruders… Р. 5.

581

См. список: «Харбинские инженеры в Австралии» // История русских в Австралии… Т. IV. С. 193–195; приложение к: «Инженеры из Маньчжурии». С. 181–191. Об объединении выпускников Харбинского политехнического института в Австралии см. главу 3.