Страница 24 из 41
— Но я не давала вам еще своих гарантий.
В глазах капитана сверкнул нетерпеливый огонек:
— Гарантии — ваша жизнь! Вы прекрасно это понимаете. Документы у вас в порядке, но в конечном-то счете вы — взятая на подозрение русская. Что вы делали третьего дня в Аркадии?
— Гуляла. Вспоминала прошлое.
— В этакую погоду?! Впрочем, не спорю. У меня мало времени, и поэтому говорю с вами в открытую: пока интересуете меня лишь как переводчица. Со дня на день у командующего будет гость. О делах немалой важности он будет говорить с генералом наедине, по всей вероятности, в его кабинете, наверное, по-французски, а может быть, и по-немецки,
— Но как я услышу этот разговор?
— В соседнем с кабинетом помещении все подготовлено.
— Надо же еще попасть в резиденцию генерала?
— Пройдете туда со мной. Официальное наше знакомство состоится раньше, у всех на виду, в ресторане «Ша нуар» в воскресенье.
В подземном штабе Нерубайского на заменявшей стол каменной плите поминутно зуммерил телефон. С первого поста сообщали, что из города пришли связники.
— Проведите ко мне, немедленно, — распорядился Бадаев.
Третий пост извещал о том, что в колодце появилась бадья. Сверху позванивают по цепи.
— Под средней дощечкой второго днища должно быть донесение, — ответил по телефону Бадаев. — Выньте и позвоните так же по цепи, чтобы бадью сейчас же подняли.
Начальник штаба Васин докладывал, что от райкомовцев принесли листовки.
— Яков Федорович, пропустите товарищей ко мне.
Так проходили в катакомбах дни и ночи. Люди отправлялись на задания, возвращались с заданий — всех провожал, ждал, встречал Бадаев.
С очередной боевой операции вернулись Иванов и Зелинский, уставшие, в грязи, — испытали свое новое взрывное устройство в действии.
— Срабатывает как часы! — доложил Иванов. — Товарняк с тягачами и пушками под откосом!
— Вот теперь бы еще на другом перегоне... Но об этом завтра. — Бадаев глянул на часы. — Сейчас спать!
Принесли вынутое из бадьи донесение. Яков Гордиенко сообщал: «У «пороховых погребов» сгружают снаряды и бомбы».
— А как у входа в штольню?
— Пока спокойно, патрулей нет.
— Тогда пусть Гордиенко спустится.
Через час, уже глубокой ночью, Яша был у Бадаева. Он дал пареньку лист бумаги, карандаш:
— Изобрази, что и как.
Яша нарисовал склады, обнесенные двумя рядами проволоки. По углам вышки с часовыми.
— Ни строений, ни кустов поблизости нет?
— Есть свалка... кое-где огорожена.
— Что на свалке?
— Тряпье, мусор, пузырьки — аптека недалеко...
Бадаев позвонил завхозу подземного лагеря.
— Иван Никитович, горючку противотанковую по пузырькам разлить сумеете? Пришлю помощника.
Прикрыл трубку рукой, спросил Якова:
— Рогатку из тугой резины смастеришь?
Рогатка у Яши всегда была с собой. Он уже понял замысел Бадаева и отправился за горючкой.
Из города возвратилась Межигурская, принесла донесение. Бадаев тут же разбудил Иванова:
— Жаль было, Ваня, поднимать тебя, но дело по твоей части. В комендатуре проводится совещание. Надо дать воду. Понимаешь? Фугас — в водомерах, но что-то не срабатывает. Водопроводчики из депо имеют в комендатуру пропуска. Подготовишь операцию.
С самого дальнего поста телефонировали: «К Большому Фонтану причалили два румынских катера. Требуют рыбы».
— Придется накормить, — ответил Бадаев, — не их рыбой, а ими рыб!
Вызвал оперативного дежурного:
— Хотели собирать совет завтра — придется сейчас. Всех оставшихся в лагере командиров ко мне!
Полутемный штрек наполнился людьми. Бадаев разложил на столе карту:
— Есть возможность, товарищи, провести еще одну операцию. Упускать случай нельзя. Давайте обдумаем, обсудим...
В штреке — четыре выпиленных из ракушечника скамьи, но никто не садится. Рассиживаться некогда. Совет будет коротким — скоро рассвет, а на операцию из катакомб нужно выбираться затемно.
В порту хрипло перекликались буксиры. Толкачи«кукушки», повизгивая, подавали железнодорожные составы под разгрузку к «пороховым погребам». «Пороховыми погребами» одесситы называли подземные склады, в которых лет сто назад действительно хранился порох. Потом их стали использовать для хранения рыбы. Оккупанты вновь забили погреба боеприпасами. Что не умещалось в подземных помещениях, складывали под навесами, оставляли у склада в вагонах. Территорию погребов обнесли колючей проволокой, вокруг патрулировали солдаты с собаками. На вышках — часовые. Поди подступись...
И вдруг в опломбированных вагонах начали рваться патроны. Взвыли сирены, заметались по территории склада саперы, пожарники. Ухнул в одном из вагонов снаряд, сдетонировал тол. И все расшвыряло в щепки: и вагоны, и навесы, и вышки, будто гигантским ножом вспороло погреба. Даже в городе дрожали от взрывов стены домов, из рам вылетали стекла.
Подняли по тревоге всю жандармерию, весь штат сигуранцы, карательные отряды. И никаких следов...
А было все просто.
На свалке — всегда стаи ворон. Полдня пулял по ним из рогатки какой-то парень в кубанке. Камешков не было, стрелял пузырьками. Один из патрульных даже отвесил малому оплеуху:
— Зачем паф-паф?.. Жрать, да?
— А что же есть-то? — захныкал паренек.
Солдат брезгливо сплюнул, на всякий случай обшарил карманы паренька, нашел четвертинку самогона.
Самогон был самым ходовым товаром, непременным приложением к любому пропуску, комендантскому разрешению. Прихватывал с собой самогонку и Яша.
— Купи, продам! — набивался он солдатам.
Солдаты, конечно, отобрали четвертинку и тут же распили ее. Посмеиваясь над дурашливым малым, пошли своей дорогой.
Клянча деньги, паренек поплелся за ними, дошел чуть ли не до самого ограждения. Обернулись солдаты, пугнули парня автоматами. Со всех ног пустился он назад. Но дело было уже сделано — сумел Яша незаметно пустить из рогатки несколько пузырьков с горючкой в оконца опломбированных, груженных боеприпасами вагонов.
Когда затрещали патроны, солдаты спохватились, кинулись с собакой по следу к свалке, куда убежал парень. Но, облитая заранее бензином, свалка вспыхнула — какой уж тут след! Откуда-то издали, сразу с трех сторон, солдат еще и обстреляли...
В тот же день — диверсия на Большом Фонтане. Оккупанты потребовали рыбы, на складах ее не оказалось. Рыбаки согласились наловить свежей.
— Но на ваших катерах, — сказал Иван Музыченко, — наш «мотосброд» в негодности.
— Можно на наших, — разрешил капрал, — только днем.
— Или я в темечко чокнутый — идти на рыбу днем, — возразил Музыченко. — Если домнуле капралу нужны сопливые бычки — можно и днем. А скумбрию берем ночью.
— О, скумбрия вкусная, я знаю, — клюнул на приманку капрал.
— Слушайте сюда, — заговорщически продолжал Иван:— Женщины завтра пойдут на базар, и домнуле капрал будет иметь с той скумбрии деньги.
Капрал не прочь был спекульнуть.
Вышли на лов ночью.
На сетях не оказалось концевых поплавков — Музыченко привязал к концам сетей по деревянному бочонку, к ним на тросах прикрепил якоря. Но тросы были короткими — якоря не достали дна, поплавки сносило волнами.
— Мы эти сети перекантуем на трал, — предложил Музыченко. — Берите концы на катера — и парным галсом. Черпанем так черпанем! И будьте вы мне здоровы!
Взяли солдаты концы сетей с поплавками-бочонками на катера, не ведая, что в бочонках тех — взрывчатка. Музыченко и Шилин отплыли на шаландах к сетям. Кто-то из солдат заметил вплетенный в концы сетей провод, заподозрил неладное, но было уже поздно — отплыв от катеров, Музыченко вертанул ручку взрывной машинки. Грохнули два взрыва, взметнулись фонтаны воды, багровые языки пламени, клубы черного дыма. Катера пошли на дно. К месту катастрофы устремился патрулировавший у берега мотобот. Его настигла пулеметная очередь: из «Ласточкиных гнезд». Звук был таким глухим, что береговые посты не сразу определили, откуда стреляют, а пока шарили прожекторами по берегу, Музыченко и Шилин ушли на шаландах за мыс.