Страница 21 из 41
Расхохотался возчик:
— Ну, дуй с предохраной своей!
Спустился паренек в балку. Спустилась незаметно за ним и Муся. Никто из мальчишек не задевал еще так ее самолюбия. Хотелось догнать и сказать что-нибудь тоже обидное. Пошла следом.
«Морячок» дошел до берега и прыгнул вниз, покатился по сыпучему, почти отвесному склону. Даже у смотревшей со стороны Муси захватило дух. Зажмурилась. А паренек тем временем исчез. Куда?
У причала лежала перевернутая вверх дном пригнанная кем-то недавно рыбацкая шаланда. Только под ней мог спрятаться «морячок». Подобралась девочка к шаланде поближе, услышала голоса.
— Сцапают в море на корыте таком.
— В море будем выходить по крайности. Перцу фашистам можно давать и из катакомб.
— А кастрюля на всех маловата...
— Какую же тебе?
— По его аппетитам — бадейку!
Разговаривали ребята, но не здешние, незнакомые, наверное, тоже из города.
— А мне, Яшуня, в море с вами можно? — послышался девичий голос.
— Ты, Любаша, будешь связной на берегу, с сеструнькой моей напару.
Это ответил «морячок».
— А можно, Яшунь, клятву подписать просто чернилами? — тихо попросил тот же девичий голосок.
— Палец уколоть боишься, а в море просишься!
— Боязно самой-то! Ты кольнешь, ладно?
— Ладно.
Муся отползла потихоньку от шаланды и хотела было уйти домой, но откуда-то вывернулся Юрка:
— Крикну зараз: «Жених да невеста облопались теста!» Хочешь?
— Ты что? Зачем? Не смей! — пригрозила брату Муся. И когда он только перестанет таскаться за ней, как хвост. Никуда не уйдешь от него, не спрячешься! Разболтает теперь все, это уж точно.
Строго наказала сестра Юрке держать язык за зубами, но ведь с дядей Бадаевым у него был договор: никаких секретов друг от друга. Как же Юрке молчать, если он слышал, что ребята, пригнавшие три дня назад из города шаланду, собираются давать перцу фрицам.
— Какого? — не понял будто дядя Бадаев.
Юрка скосил хитро глаза:
— Красного, наверно, самого жгучего!
Дядю Бадаева это заинтересовало, попросил Юрку как мужчина мужчину:
— Проводи туда.
Пошли. Но под шаландой никого уже не было. Заглянули под лодку — раздался у «Ласточкиных гнезд» свист, послышался окрик:
— Эй, чего надо?
— Главного вашего! — ответил дядя Бадаев.
По сыпучему склону скатился знакомый Юрке паренек в тельняшке. Долго разговаривал с ним о чем-то дядя Бадаев.
Потом спросил:
—А без пропуска в порт пробраться сумеешь?
— Надо —так проберусь! — деловито отвечал «морячок».
— Ну, скажем, надо!
— Шуткуете?!
— Вправду... Забыл пароль, а необходимо послать записку... вот так! — Бадаев провел ребром ладони по горлу.
Паренек посмотрел на солнце.
— Часам к четырнадцати буду там... Устраивает?
— Ой ли?! — не поверил Бадаев, но записку все же дал.
Паренек зашагал к причалу. Там рыбаки грузили на катер бочки, прохаживались солдаты. «Морячку» пришлось обходить их по ручью — спустился в промоину, скрылся.
Вернулся вечером с ответом. Долго похлопывал Бадаев паренька по плечу, приговаривая:
— Ловок, ничего не скажешь! Как же, если не секрет, пробрался через посты?
— На катере в бочке... Погрузили и выгрузили.
— А в бочку как попал?
— Из погреба бочки-то выкатывали. А в погреб из катакомб лаз есть.
Рассмеялся Бадаев, потолковал о чем-то с Петром Ивановичем, вызвал Яшу во двор. О чем там шла речь, Юрка не слышал, хотя высовывался и в дверь, и в окно.
А разговор был серьезный.
Выяснилось, что Бадаев знает не только самого Якова Гордиенко, но и всю его семью: брата Алексея, сестру Нину, отца, даже привычки его, приговорочки. Хоть и суров бывал в семье матрос революционного «Синопа», но при случае любил ввернуть о сыновьях: «В тельняшках родились, морская кровь...» И кивнет в подтверждение на сундучок, сделанный Яковом еще до поступления в мореходное училище. «В кругосветку собирается меньшой-то!..»
— Знаю, где сундучок этот и сейчас, — сказал Бадаев.
— Где?
— Под шаландой.
— Как узнали?
— Бирка висит: «Яков Гордиенко». За большими-то делами о бирке забыл? Пора, друг, срывать. Кругосветка откладывается. И не к лицу командиру летучего разведывательного отряда забывать о конспирации.
В черных глазах паренька появилась настороженность.
— Да, да, — подтвердил Бадаев. — Соображения такие имеются: летучий разведывательный отряд — самое боевое звено подполья. И ты командир. Дело, конечно, рискованное. Может, подумаешь?
Паренек сдвинул со лба кубанку:
— Кому буду подчинен?
— Совету отряда! Проверим получше твоих ребят, и принимай команду.
— Кому командовать, тому и проверять! — воспротивился Яша.
Бадаев рассмеялся:
— Договоримся, Яшуня, сразу: командир — ты, а командовать будем уж как-нибудь вместе.
— С кем?
— С советом отряда, со мной. И вот первый совместно выработанный приказ: «флот» свой отгонишь в укрытие. До особых распоряжений в действие не вводить. «Перцу» фрицам давать будем продуманно. Ясно? Соберешь ребят завтра в «Ласточкиных гнездах». Но без «хвостов»!
Вернулись в хату. Пили чай, ели горячие пышки.
Гудела отдаленная канонада. Насторожив уши, подпихивала под брюхо щенят Нельма...
То было полтора месяца назад. Теперь канонада гремела совсем уже рядом. Полуторка, которую Бадаев взял в обкоме партии, по дороге на Большой Фонтан вышла из строя.
Еле раздобыл Бадаев крытый брезентом «газик». Проехав немного, шофер остановил машину, принялся снимать тент.
— Зачем? — не понял Бадаев.
— Да бачу: глаза закрыты у вас. Чи ночь не спали, чи шо? Сниму, думаю, брезентину. С ветерком легче будет.
— А если сглазят? — усмехнулся чекист. — Оставь брезент.
Обогнув Рыбачью балку, свернули к Затишью.
Со вчерашнего дня тихий тупичок поселка заполонили начавшие уже сниматься с передовых позиций войска. К порту они двигались только ночами. Днем либо демонстрировали ложные передислокации, либо размещались на привал в заросших балках, в хатах рыбаков.
Расположились солдаты на отдых и у Булавиной. Только летняя половина хаты, где жил со своей молодой женой перебравшийся из города Бойко, была свободна. Бадаев застал Бойко за бритьем. До лоска выскабливал он обычно свои щеки. Но даже пожилые бойцы отряда все равно называли почему-то молодящегося командира «стариком». Настоящая фамилия этого человека была Федорович, звали Антоном Брониславовичем. Под новой фамилией должен был он остаться в городе владельцем слесарной мастерской и возглавить совет командиров боевых и разведывательных десяток. Ему же оперативно подчинили и летучий отряд Якова Гордиенко. Для легализации при оккупационном режиме кандидатура Федоровича — Бойко была подходящей: прибыл в Одессу из Измаила, работал в тресте ТЭЖЭ, на винном заводе, имел и навыки делового человека, и типичный облик торгового работника. А между тем служил в двадцатых годах в ГПУ. Был он к тому же давним другом Мурзовского.
Вечером Бадаев и Бойко собрали у причала рыбаков — бойцов отряда — как будто для ремонта снастей. Пришли веселые говоруны братья Музыченко, чернобровый, осанистый бригадир Барган, светлочубый Козубенко.
Что сказать людям на последнем перед уходом в подполье сборе? Уточнили пароли, отзывы, первоочередные задачи. Что еще? И вспомнились Бадаеву слова Шилина: «А я верующий и есть. В людей хороших верую, в идею нашу большевистскую верую...» Хотелось повторить эти слова, как клятву. Но говорили о самом необходимом, скупо, коротко. Потом, по старому русскому обычаю, посидели, как перед дальней дорогой.
Гремела артиллерийская канонада.
Когда-то на месте Одессы стояла турецкая крепость Хаджибей. Темной сентябрьской ночью один из генералов Суворова — Дерибас отдал своему отряду странный приказ: «Собрать рогожи и тряпки, обмотать оными ноги коней». Бесшумно, в туманной предрассветной мгле головной конный отряд подошел по Кривой балке к крепости. Внезапным штурмом Хаджибей был взят. Но у Дерибаса насчитывалось несколько сот конников, а в ночь на 16 октября 1941 года — последнюю ночь эвакуации — должны были бесшумно сняться с боевых позиций и погрузиться на корабли войска численностью до сорока тысяч человек с танками, пушками, бронемашинами.