Страница 16 из 41
Что же все-таки делать?
Миновав складской двор, Владимир вышел на освещенную улицу. По правую сторону ее тянулся барак общежития. Было уже поздно, но на половине девчат во всех окнах горел свет.
Владимир постучался. Дуня выбежала раскрасневшаяся, с засученными рукавами.
— Мы его не испугались, теперь уже не пять, а восемь заявлений, Молодцов, — радостно сообщила она. Хотим, чтоб и забои были свои — девчачьи. Обучимся наверху. Грузовик водили — одолеем и отбойник! Погоди-ка!
Сбегала, накинула на плечи пальто:
— Пойдем, что скажу...
Отошли от крыльца, заговорила шепотом:
— Девчонки с коммутатора слышали, как инженер начальнику милиции на тебя наговаривал. Но ребята за тебя. Володьку, говорят, замордовать не дадим.
— Спасибо, Веснушонок!
Она широко раскрыла глаза:
— Как назвал?
— Веснушек-то на носу, что звезд на небе. Вот и назвал Веснушонком, — рассмеялся Владимир.
В мужской половине барака светились только два окна — в коридоре и на кухне. Видно, все уже спали. Владимир оскреб у порога сапоги, вошел. В коридоре у печки, кутаясь в тряпье, переминался с ноги на ногу Чаша.
— Ты что?
— Греюсь вот, — пряча глаза, ответил пропойца.
Жалко стало Владимиру спившегося откатчика. Повел его на кухню, усадил за стол, снял с плиты горячий еще чайник, налил кружку до черноты крепкого чая. Поднес парень трясущимися руками кружку к губам, обжигаясь, начал пить. Но глаза его по-прежнему испуганно, беспокойно бегали.
Кто-то нетвердой походкой шел по коридору. В дверях появился Губачев, конечно, «под градусом», — трезвым его не видели уже давно. Чаша заерзал на табурете.
— Чего пришел? — уставился на него злыми глазами Губачев.
— А чего бы ему и не прийти? — вступился за бродягу Владимир.
Чаша молчал.
Опять послышались в коридоре шаги, вошел милиционер.
— Вот ты где, Молодцов... А ты мне нужен. Велено доставить тебя в отделение.
— Доставить? — не совсем еще понимая, переспросил Владимир.
— Доставить, — как бы извиняясь, повторил милиционер. — Так что прошу одеться и проследовать.
Владимир снял с гвоздя пальто.
— Стой! — ошалело преградил ему дорогу Губачев. — Стой! — И повернулся к милиционеру: — Меня веди — не его! Меня! Камнем лежит это все на мне, петлей душит... Вот и он... — Показал пальцем на Чашу: — Зачем он пришел сюда? Знаю, совесть мучает. А подговорил его я... Я! За литр водки подговорил рукав лопатой перерубить... Зальет, думал, один забой, и амба... А получилось... Страшно, что получилось...
Губачев задыхался.
— Инженеру, когда в милиции разговаривали, все выложил. «Молчи, — говорит, — мертвых теперь не воскресишь. Да есть и повиновнее тебя». Думал, насчет проектирования он, а выходит, вон на кого вину взвалить хотят... Меня веди, я виноватый. Все одно, не жизнь с камнем таким на душе. И водкой не зальешь...
Губачев сел на табуретку, его била хмельная дрожь. Испуганно жался в углу Чаша. Молчал озадаченный милиционер.
Владимир накинул пальто, надел шапку и вышел первым.
В милиции, в кабинете начальника отделения, его ждали, оказывается, Федот Данилович и какой-то уже немолодой человек в гимнастерке с орденом Красного Знамени.
— Вот и главный наш «виновник», — представил Владимира Федот Данилович. — Парень горячий, невыдержанный, но принципиальный.
Мужчина в гимнастерке улыбнулся:
— Наслышан.
Поглядел на Владимира добрыми, внимательными глазами и сразу на «ты», как своего, спросил:
— В школу ОГПУ не пойдешь? Комсомольское слово? Его, конечно, надо держать. Но парни такие нам очень нужны. Подумай, не за горами и следующая осень, новый набор.
Владимир хотел спросить, зачем его вызвали в милицию, но Федот Данилович опередил:
— Хочешь знать, нашли ли голову? Нашли. Теперь и хвост обрубать можно.
— Было, значит, вредительство? — спросил Владимир.
Федот Данилович переглянулся с чекистом. Тот закурил, уклончиво сказал:
— Словом, в школу, если надумаешь, — осенью... А пока проведешь гостей по шахте еще раз. Разумеется, уже других и по всем заслуживающим того штрекам. Надо доводить начатое до конца!
Все лето работала на руднике государственная комиссия. Вскрыты были факты не только саботажа, но и преднамеренной порчи важнейшего оборудования — пустила ядовитые отростки «Промпартия» и в Подмосковном угольном бассейне.
Молодцов был включен в комиссию как член оперативно-плановой группы рудника, в которую его выбрали после вечера ударников.
За лето он очень привязался к чекисту, с которым познакомил его Федот Данилович, — Александру Антоновичу Тулякову.
— Вот и будем работать вместе, — сказал однажды Александр Антонович, — мне как раз такой помощник и нужен, знающий шахты. Только прежде подучишься.
У Владимира у самого созрело решение перейти на чекистскую работу.
Одну из требовавшихся для поступления в школу рекомендаций дал Александр Антонович.
— Но учти, — сказал он, — эта мобилизация не на год — на всю жизнь!
Лишь при выпуске из школы узнал Владимир, что Александр Антонович Туляков работает в Центральном управлении НКВД начальником отделения. В это отделение, к Тулякову, и направили по окончании школы Владимира Молодцова.
В то же управление, только по вольному найму, поступила работать и Тоня Бадаева. Оформляли Бадаеву, а в приказе о приеме на работу пришлось исправлять на Молодцову: как-то само собой стало ясно и Владимиру и ей, что друг без друга им не обойтись…
Глава третья
В июле 1941 года капитана госбезопасности Владимира Молодцова вызвали в оперативный отдел Центрального управления Наркомата внутренних дел.
— Ты ведь у нас шахтер?
— Был когда-то.
— Придется кое-что вспомнить, — сказал начальник оперотдела и достал из сейфа какую-то схему. — Всем даем двухкилометровки, а твой район полностью не картографирован. Имеем лишь приблизительный план.
Молодцов прочитал на схеме надписи: «Нерубайское», «Усатово», «Дальник».
— Одесские катакомбы?
— Они.
— Сдадут и Одессу?
— По-видимому, будет временно оккупирована. Поедешь туда под фамилией жены — Бадаевым. Надеюсь, не возражаешь? Вместе с тобой поедет капитан Гласов. Его группу законспирируете в глубоких шахтах как резерв. Помнишь легенду о Самсоне, копившем силы в подземелье? Будет накапливать их и Гласов, его так и зашифровали «Самсоном». А тебя — «Киром».
— Тоже какая-нибудь аналогия?
— Отчасти. Как с помощью купцов был обезоружен Киром Вавилон, помнишь? А Одесса купеческая издревле. Нагрянут в нее тугокошельники и теперь... Через коммерсантов, всякого рода «бывших» можно добывать и военно-политическую информацию. Это — одна из твоих задач. Будут задания и боевого характера... — Начальник оперативного отдела глянул на часы. — Ну вот что... Разговор наш будет долгим, а семьи эвакуируются с архивом управления сейчас. Твои на вокзале?
— Да, наверное.
— Поезжай, успеешь еще увидеть. — Коснулся участливо руки Владимира. — Да, да, к сожалению, не увидеться, а только увидеть... с соседнего перрона. Приказано законспирировать сразу же. Официально ты уже улетел на Урал. «Улетел» для своих и я, да еще и в неизвестном направлении.
Он посмотрел в окно:
— Машина внизу. Эвакуация — знаешь: с Курского... Третий тупик. Третий — для них, а для тебя соседний. Понял?
Погрузка эшелонов заканчивалась. Люди с наскоро увязанными узлами, чемоданами толпились у набитых уже до отказа товарных вагонов. Вспышки спичек, карманных фонарей, поминутные окрики: «Граждане, соблюдайте светомаскировку».
Владимиру вспомнилось, как с этого же вокзала он провожал Тоню в одесский санаторий имени Дзержинского. Впервые в жизни ехала она отдыхать, да еще на побережье Черного моря, в место с идиллическим названием «Аркадия». Аркадия, мифическая страна благоденствия...