Наследник

Когда детские крики и смех за окном внезапно стихли (вероятно, Танджи вынесла детям фрукты, сладости и мороженое, и они, прервав свои буйные игры, занялись десертом), сверху послышались дико противные взвизги, в которых с трудом узнавались звуки скрипки. Я подумала даже, что там пищит от боли какой-то звереныш, но, во-первых, в доме семьи Киофар никогда не держали животных, а во-вторых, Ульвен, хоть большой озорник, неспособен кого-либо мучить.

– Эллаф, милый, будь любезен, сходи туда, отними у него виолино, – попросила Иссоа. – Как он только нашел! Это ведь не игрушка.

Но прежде, чем Эллаф успел выполнить просьбу жены, Ульвен сам начал спускаться к нам, таща на плечах футляр со скрипкой, словно добычу.

Карл метнулся к нему, опасаясь, что мальчик шарахнет дорогим инструментом по ступенькам или балясинам.

– Мама, папа, что это, почему я раньше не видел? – спросил он, возбужденный своим открытием.

– Bitte, gib mir die Geige! – властно вмешался Карл и, не дожидаясь ответа, сам взял у него инструмент.

– Geige? – переспросил незнакомое слово Ульвен.

– «Виолино», – певуче сказала Иссоа.

– «Виолино» – по-итальянски, – пояснила я. – А по-немецки «die Geige». Впрочем, по-уйлоански тоже теперь «виолино». Называй, как тебе больше нравится.

– Для чего оно?

– Musik machen, – лаконично ответил Карл.

– Wie? – тотчас спросил по-немецки мальчик.

– Ich zeig's dir… «Сейчас покажу».

Карл бережно положил инструмент на стол и раскрыл футляр. Придирчиво осмотрел свою скрипку, к которой уже давно не притрагивался. Иссоа тоже на ней не играла, но ответственно относилась к своим обязанностям и содержала «виолино» в порядке. Оставалось только настроить и смазать смычок канифолью. Канифоль, естественно, синтетическая.

Ульвен наблюдал за ним как зачарованный.

Наконец, Карл решился взять два многозвучных аккорда. Сначала слитно, одним ударом, потом вразбивку, арпеджио.

– Ах! – только и выдохнул мальчик. – Bitte, nochmal! Ещё!..

Неуверенно, словно наощупь, Карл заиграл какую-то медленную мелодию. На мой слух, очень трогательную, прямо до слез. Временами он морщился, ибо не всё получалось, как надо. Но как именно надо, никто тут не знал, кроме барона Максимилиана Александра.

– Что это? – спросила я, когда он закончил.

– Юльхен, ты по-прежнему дремучий профан, – изумился он. – Это шлягер на все времена. Уж тебе-то надлежало бы знать. Чайковский. Адажио из «Лебединого озера».

– Adagio? Schwanensee? Was ist das, Onkel Carl? – тотчас встрял любопытный Ульвен.

– Адажио – когда играют спокойно и медленно, – сказал Карл.

– А лебедь – это большая белая птица, – пояснила я. – Вроде «илассиа», но немного другая. С красивой длинной изогнутой шеей. Живет на планете Теллус в водоемах со спокойной водой.

– Лебеди бывают белые и черные, – добавила Илассиа, никогда не встречавшая ни тех, ни других, но, как биолог, изучавшая экосистемы инопланетной фауны.

– А «Лебединое озеро» – это балет, – продолжил Карл. – Ну, такая игра с представлением, только без слов… Там танцуют под музыку. В том числе девушки-лебеди. И одна из них, белая, любит принца, – постарался Карл объяснить как можно понятнее. – Другая, черная, пытается их погубить. Поэтому музыка вышла местами печальной.

– А давайте станцуем балет! – загорелся Ульвен. – Покажите мне, как он выглядит!

Мы с Карлом и бароном-отцом рассмеялись. Когда-то мы удивлялись тому, что наш друг принц Ульвен категорически не желал танцевать и никогда не музицировал в чьем-либо обществе, кроме Иссоа. Для его племянника-тезки этих проблем, похоже, не существовало. Или ему пока еще не внушили строгие правила императорского этикета.

– Прости, я танцую гораздо хуже, чем играю на скрипке, – признался Карл.

– Я тоже хочу играть! – потребовал мальчик. – Научи меня!

Карл переглянулся с Иссоа.

– Инструмент велик для тебя, – сказал Карл. – Ты не сможешь держать его правильно. На Теллус я заказал бы тебе уменьшенный вариант, в четверть этого. А здесь никаких «виолино» не делают.

– Почему?..

– Потому что на Тиатаре они никому не нужны.

– Как? А мне?.. Мама, папа, давайте потребуем, чтобы нам привезли или сделали Geige! Только маленькое. Для меня.

Карл пытался ему объяснить, что ни быстро, ни просто это не выйдет. Нужны чертежи, особые материалы, опытные мастера, и сам процесс изготовления инструмента может длиться несколько месяцев – даже на Теллус, где скрипки учились производить в течение нескольких столетий. А на Тиатаре такого опыта вовсе нет. Можно попробовать заказать аналог из пластика, но звук будет заведомо ненатуральным. Не таким, как у этого подлинного, очень старого инструмента.

– Тогда учи меня прямо на этом!

– Ульвен, ты не можешь приказывать дяде Карлу, – мягко одернула сына Иссоа.

– Могу! Я принц!

– Карл наш друг. С друзьями нельзя обращаться невежливо. Ты разве слышал когда-нибудь, чтобы я или твой отец говорили в таких выражениях с госпожой Хранительницей или с обоими господами баронами?

– Нет, – смутившись, признался Ульвен.

– С твоей стороны уместно было бы извиниться, – заметил Эллаф.

– Bitte um Verzeihung, – тотчас сказал Ульвен с умилительной кротостью. – А как будет «госпожа Хранительница»?

– Frau Bewahrerin, – ответил Карл. – Если очень вежливо, то «милостивая госпожа», «gnädige Frau».

– Und zwei gnädige Herren Barone, – мгновенно подхватил Ульвен, непринужденно сладив с немецкой грамматикой.

– Неужели ты будущий космолингвист? – умилилась я.

– Или будущий музыкант, – возразил барон Максимилиан Александр.

– Музыкант-император – такого еще не бывало, – сказала Илассиа.

– А Иссоа? – напомнил Карл.

– Да, я пела когда-то, – согласилась она. – Но давно не пою. Даже дома.

– Почему? У тебя ведь такой замечательный голос, – напомнила я. – Мне казалось, что ты перестала петь, когда длился траур по брату…

– Нет. Причина не в том, – призналась Иссоа.

– А в чем же?

Она обняла Ульвена и нежно, но повелительно приказала ему: «Ступай, мой милый, во двор к другим детям, тут взрослые разговоры. Потом мы тебя позовем».

Вид у мальчика был недовольный, но препираться с императрицей он не счел для себя возможным. Какие-то правила этикета родители ему очевидно успели внушить, раз уж он понимал, что титул принца влечет за собой как права, так и обязанности.

Интересно, так ли воспитывали в свое время другого Ульвена?.. И таким ли он был? Бойким, властным, напористым, неуёмно пытливым?.. Еще рано судить о том, насколько племянник и дядя похожи характерами. Внешне, пожалуй, различия очевидны: у мальчика глаза зеленовато-карие, а не коричнево-серые. И в них более явственно угадывается неотразимо проникновенный взгляд его матери – алуэссы.

Смех и детские крики во дворе возобновились. Видимо, все накинулись на Ульвена с расспросами, что такое забавное происходило в гостиной, а он объяснял на смешанном уйлоанско-немецком про «виолино» и Geige, или сердито отмахивался, когда вопросы казались ему несуразными.

– Дорогая Иссоа, ты что-то начала говорить, – напомнила я.

– Да, Юллиаа. Почему я совсем перестала петь и спрятала виолино в сундук. Это не из-за брата. Вернее, не только из-за него. А… Илассиа, Эллаф и Карл сами слышали. Но, может быть, не поняли, что я сделала там, на Лиенне.

– Ты издала ужасающий вопль, – вспомнил Эллаф. – От которого всех как будто пришибло. И пока ты кричала, никто не посмел даже пошевелиться. Кроме Карла.

– Мне тоже стало не по себе, – сознался Карл. – Но я должен был действовать. Будто кто-то мне диктовал шаг за шагом: сделай так, потом сделай так. Пришлось абстрагироваться и стараться игнорировать звуки, которые издавала Иссоа. Я удивлялся лишь их оглушительной мощи.

– Карл, похоже, оказался единственным, кого не поверг в полную оторопь клич алуэссы, – пояснила Илассиа. – А мы с Эллафом уже слышали это однажды и, может быть, потому не лишились рассудка и не оцепенели на месте, как прочие.