Страница 12 из 14
Если же посередине шёл один взвод – а такое тоже практиковалось, то взвод разворачивался в цепь ёлочкой – первый бежал вправо, второй – влево, третий – тоже вправо, но уже дальше, чем первый, четвёртый – тоже влево, но дальше, чем второй. Тяжелее всего было последним – им приходилось бежать дальше всех. Но первому и четвёртому взводам было вообще хреново – они должны были за то же время, за которое разворачивался в цепь второй и третий взвода, успеть пробежать в 10 раз большее расстояние аж до самого края поля. И бежали они не по утрамбованной дороге, а по полю, где по колено было снега. Точнее, снег был сверху, а под ним – размокшая земля.
Вам никогда не доводилось ходить весной по свежевспаханному полю? В грязи по колено никогда не стояли? Ну, тогда вам не понять, как это физически тяжело. Даже бежать по песку намного тяжелее, нежели по твердой поверхности. А здесь эта грязюка, чвакая под ногами, облепляла сапоги и держала их, как будто это не грязь была, а свежезамешанный цемент. Некоторые курсанты во время выполнения команды «рота – в атаку» умудрялись оставлять в этой каше сапоги. И потом босиком бежали на дорогу, держа сапоги перед собой. Понятное дело, что потом, в расположении они получали свои наряды вне очереди.
Все эти трудности с горем пополам Никита стойко переносил. А вот с физической подготовкой у него дела обстояли очень плохо. Подтягивался он, в принципе, неплохо – как-никак, скалолаз, так что в норматив укладывался. Но вот подъём переворотом, хоть ты тресни, сделать не мог. Не получалось у него. Зато упражнения на брусьях он освоил быстро. Бегал он, в принципе, неплохо – спасибо секции альпинизма, кроссы там бегали регулярно. Полосу препятствий Никита освоил не сразу. Долго приноравливался, присматривался, как её пробежать быстро и не упасть. Потому что падать было куда. Но и полосу он таки освоил. А подъём переворотом – никак.
Понятно, что теоретические дисциплины курсант Васнецов сдавал на «отлично». Проблемы были с уставами – там надо было просто зубрить. И если худо-бедно «Устав гарнизонной и караульной служб» он освоил, то «Дисциплинарный устав» и «Боевой устав пехоты» запомнить было сложно. Отдельные положения – ещё туда-сюда, но всё!… А комроты, который часто проводил политзанятия, постоянно на нём отыгрывался, видать, запомнил стрельбище. И ведь нельзя было сказать – вот, чего ко мне прицепились, вон Азизов сидит, он вообще не бельмеса в ваших уставах. Нельзя! Потому что западло – сам отвечай, а товарища не подставляй. Так что приходилось как-то крутиться!
Строевая подготовка тоже шла так-сяк – наверное, потому что в первый же день по прибытию в учебный полк кто-то ночью поменял Никите его новенькие сапоги на какие-то растоптанные говнодавы. В них не то, что строевой шаг – в них вообще нельзя было ходить. И так курсант Васнецов намаялся со своими сапогами, что старшина роты сжалился над ним и выдал ему более-менее нормальные сапоги. Они, хотя тоже были ношенные, но все же не на два размера больше и выглядели нормально. В общем, с сапогами проблему решили.
Таким образом как-то так получилось, что курсант Васнецов постепенно стал вытягивать на отличника боевой и политической подготовки. Главное – стрелял он отлично, а это во внутренних войсках всегда шло, как главный показатель. Стреляешь метко, политическую подготовку рубишь, на турнике, как мешок с г… не болтаешься – значит, дадут сразу «три сопли». То есть, три лычки на погоны, а не две – сразу получишь звание сержанта.
И вот наступил апрель месяц. Курсантов стали готовить для выезда в войска – они должны были разъехаться по обыкновенным конвойным полкам, чтобы проходить там практику: водить караулы, командовать отделениями и даже взводами, обучать молодых солдат. Понятное дело, что за практику также выставлялись оценки.
Когда Никита приехал со своей группой в Экибастузский батальон внутренних войск, он поначалу просто офигел. Первое, что он увидел, когда зашёл в роту – в ленинской комнате сидели в одном нательном белье двое солдат и курили! А бычки щелчком отправляли прямо в бюст Ленина. Конечно, сегодня многие, не жившие в то время, даже не понимают всей тяжести такого преступления. А ведь тогда даже за утерю комсомольского билета, например, могла выгнать из комсомола. Что моментально отражалась на очень многих сторонах жизни советского человека. Ленинская комната в любой части тогда – это что-то вроде церкви в нынешних армейских подразделениях. Впрочем, коммунистическая идеология в то время как раз и заменяла советским людям религию.
Курсанты, увидев, что на самом деле творится в армии, когда всё не по уставу, а по понятиям, когда не сержант главный, а «деды», стали как-то приспосабливаться к печальной действительности. Никите ещё повезло – ему достались в подчинение адекватные и уравновешенные солдаты, часть эта была на самом деле более-менее нормальная и диких выходок там не наблюдалось. Конечно, были попытки проверить будущих курсантов «на вшивость», но ребята держались дружно, на провокации не поддавались и гнули свою линию.
К тому же Васнецов изобрёл метод совместного давления и обучил ему своих товарищей. Метод был прост – когда какой-то рядовой отказывался подчиняться курсанту, к нему тут же присоединялся еще один, и они уже вдвоём морально подавляли отказника. Нет, никакого рукоприкладства – на этот счёт курсантов строго предупредили. Но и жаловаться идти к начальству – это считалось «западло», то есть – недостойно и бесчестно. Доносчиков в армии не уважали. Поэтому вот такое совместное давление приносило свои плоды – солдаты неохотно, но подчинялись.
В остальном практика пролетала быстро – курсанты заступали на службу по охране исправительно-трудовых колоний в качестве помощников начальников караулов, водили личный состав на занятия, в том числе и на стрельбы, и просто жили армейской жизнью. Точнее, отдыхали от жизни в учебке – без постоянной муштры, без каждодневных изматывающих занятий по строевой, а главное – без постоянного страха быть наказанным. Здесь, в войсках, курсанты поняли, что такое быть сержантом – это значит, иметь над людьми власть. И если ты сможешь эту власть удержать – будешь жить достойно. А нет – будешь существовать.
Пример такого существования они тоже лицезрели. Младший сержант по фамилии Карнаухов абсолютно не пользовался уважением солдат батальона. Он, кстати, не учился в сержантской школе, а был произведен в сержанты из ефрейторов. Маленький, плюгавенький, а главное – какой-то весь из себя склизкий и неприятный – он толком не мог отдать приказание ни одному из своих подчинённых. Взвод он строил минут десять – его просто посылали и не желали выходить на построение, в столовую ходили кое-как, даже не строем, а толпой. Ну, а в карауле Карнаухов не мог заставить своих солдат даже убрать караульное помещение – его подчинённые не хотели мыть полы.
Но Никита быстро просёк ситуацию и при смене караула просто отказался принимать караульное помещение у Карнаухова. Мол, грязно. А процедура такая – пока новый помначкар не распишется в ведомости и журнале, помещение караульное считается не сданным. И старая смена не имеет права его покинуть. Полчаса взвод стоял в караульном дворике и не заходил внутрь. Потом терпение солдат лопнуло и они, зло глядя на неуступчивого курсанта, отправились мыть полы, перед этим обматерив своего сержанта.
В общем, служба таки казалась курсантам мёдом и не напоминала их существование в учебке. Потому и вспоминать особо было нечего – караул-батальон, караул-батальон. И всё же одно событие курсантам очень сильно запомнилось. В Экибастузе они отметили свои первые полгода службы в армии. И, так сказать, прошли обряд инициации.