Страница 11 из 14
В общем, с точки зрения отношений «дух» – «старослужащий» нравы в учебной части были просто-таки либеральными. И когда курсанты уже позже, перед самым выпуском попали в конвойные части – у них глаза на лоб полезли от удивления. Потому что там они наконец увидели, что такое настоящая армия!
Но всё же телесные наказания, доставшиеся советской армии, вероятно, от армии царской – ничто по сравнению с унижениями моральными. И вот здесь как раз и проявляется характер. И способность противостоять, если надо, всему миру, способность умереть – но не дать себя унизить. Причем, для кого-то неслыханное унижение было просто вымыть пол. Это было страшным унижением, например, для чеченцев. А для кого-то абсолютно нормально было собирать на мусорниках бычки и докуривать их. С курением, кстати, в армии было туго всегда. Никита не курил, а вот большинство его товарищей за папиросу – даже не сигарету – готовы были на все.
Его бедой был голод. Вам никогда не доводилось голодать? Нет, не диета, не лечебное голодание – настоящий голод? В армии Никита узнал, что это такое. Всем курсантам и рядовым ежемесячно платили зарплату – 7 рублей. Солдатам, сержантам – 12. Так вот, этих 7 рублей хватало на неделю. На сигареты в основном или на какие-нибудь пирожки в кафе. А в столовой – гнилая картошка пополам с какой-то кислой тушеной капустой. И махонький – если повезет – кусочек сала. В жидком супе на обед. А целый день в учебке – физподготовка, строевая, а в субботу марш-бросок на стрельбище в полной боевой – бронежилет, автомат с полным боекомплектом. Организм уставал дико и так же дико хотел восполнить энергозатраты. Но не получалось – потому что еды всегда было мало. Поэтому спасали либо посылки из дому, либо походы в военторг, либо приходилось воровать.
Как-то Никита стоял в наряде на КПП. А рядом была столовая. И ему повезло поучаствовать в разгрузке хлеба – еще теплого, ароматного черного хлеба. Эти кирпичики были просто умопомрачительно вкусными… Никита украл две буханки, но пока от столовой дошел до КПП – всего метров 150 – одну буханку он съел. Проглотил. А вторую, конечно же, принёс своим товарищам. Потому что если бы не принёс – то совершил бы недостойный поступок. «Скрысил» бы добычу. Хотя были и такие, которые свои посылки «крысили» и жрали свои конфеты и печеньки ночью под одеялом. Но были и похуже дела – когда «крысили» у своих. То есть, шарили по чужим тумбочкам. Такое редко, но случалось. Однажды поймали курсанта, который воровал у своих же товарищей. Его бы убили – сержанты оттащили. И быстро отчислили. Отправили в войска. Рядовым.
Поэтому, как бы не хотелось есть, надо было держаться. Не раскисать. Никита, например, вовремя смекнул, что у сержантов постоянно есть какой-нибудь «балабас» – этим жаргонным словом в части называли любые продукты. А поскольку Васнецов неплохо рисовал, что выяснилось при оформлении стенгазеты, то сержанты подрядили его рисовать их дембильские альбомы. А чтобы художник был заинтересован, его материально стимулировали – чай, печеньки или просто хлеб с маслом.
Знаете, что такое «солдатское пироженное»? Это белый хлеб, намазанный маслом и сверху посыпанный сахаром. И когда ты голоден – голоден по-настоящему, не просто хочется есть, а ноги подкашиваются, когда все прослойки жира превратились даже не в мышцы, а жилы, которые из тебя тянут каждый день, когда ты пьешь воду, чтобы хоть как-то наполнить вопящий желудок – так вот, когда ты вдруг ешь мягкий, белый, пахучий хлеб, а сверху – тоненькая прослойка масла с горкой белого сахара – это блаженство. Никогда после армии Никита не получал от еды ТАКОГО удовольствия.
И когда сегодня отказываешься от многих житейских радостей только потому, что тебе некогда, катастрофически некогда даже остановится, сесть за стол на кухне, не спеша, со вкусом выкурить сигарету, выпить чашку чая, почитать книгу – ты вспоминаешь то время, когда все это тебе так же было недоступно, только сегодня ты научился все это ценить по-настоящему. Только тебе уже не 18 лет.
Глава шестая, которая рассказывает, чем отличается учебная часть от обычной
Учёба на сержанта продвигалась своим чередом. В первую очередь курсантов учили командовать. И это оказалось вовсе не просто. И дело даже не в том, что надо уметь подчинять себе других людей, которые ничем от тебя не отличаются, а в том, что каждый курсант сам ещё толком не умел выполнять все эти команды – направо, налево, кругом. Но если в строевой подготовке худо-бедно быстро разобрались почти все, даже азербайджанцы, которые плохо говорили по-русски, то вот когда начинались занятия по тактической или тактико-специальной подготовке, то там уже надо было знать, как действует отделение или взвод в наступлении или в обороне, уметь правильно выбирать позицию, знать, где нужно передвигаться в колонне, а где – разворачиваться в цепь, как штурмовать укрепления и как блокировать огневые точки противника. В общем, наука управлять людьми оказалась очень непростой.
Особенно трудно давался штурм самолёта с террористами. В принципе, основную роль играла рота специального назначения, где служили курсанты, которых обучали по специальности «командир отделения спецвзвода». Эти будущие сержанты должны были уметь освобождать заложников и ликвидировать террористов. Неподалёку от военного городка стоял самолёт Ил-62, старый, конечно. И вот там рота в полном составе и отрабатывала вводную «захват самолёта террористами». Часть курсантов роты спецназначения изображали террористов, а часть – спецназ.
Правда, в то время во внутренних войсках ещё не было такого слова – спецназ, а был термин «спецвзвод» и «спецрота». Понятное дело, что в эти подразделения включали только тех призывников, у которых были разряды по каким-либо видам спорта – не ниже второго, и, желательно, по таким, как стрельба, бокс или борьба, бег, многоборье. Попадали туда и те, кто занимался в то время уже запрещённым каратэ, которое, тем не менее, культивировалось в МВД и КГБ.
И вот спецвзвод штурмовал самолёт, а рота вторая рота Никиты осуществляли поддержку. Но, конечно же, учили штурмовать самолёт всех, в том числе и курсантов, учившихся на КСО – командиров стрелковых отделений. Понятное дело, что в учебной схватке с «террористами» синяки, ушибы, а иногда и переломы были вовсе не учебными.
Постепенно курсантов учили бегать в полной боевой экипировке – автомат, гранаты, саперная лопатка, а главное – бронежилет. И если первый свой марш-бросок – шесть километров до стрельбища – рота просто шла пешком, то в дальнейшем на стрельбище раз в неделю уже бегали. То есть, бегали и шли. Сто метров пешком, двести метров бегом – примерно так. Первый раз еле дошли – Никите показалось, что топали они целую вечность. С непривычки хотелось просто упасть и лежать. И не вставать.
А уже через два месяца он, сцепив зубы, нёсся вперёд, как молодой лось, да ещё и прихватив автомат своего товарища по отделению, Серика Исимбаева, татарина из Казани, который элементарно «сдох». И надо же такому случится – в этот день их рота очень плохо отстрелялась. Если Никита «завалил» и свои мишени и, по привычке, мишени соседей, то остальные не смогли выполнить упражнение даже на «тройку». Поэтому взбешённый ротный отправил в полк машины, которые должны были их забрать и отвезти в часть. После чего заставил роту обратно возвращаться в полк бегом. Хорошо хоть разрешил снять «броники» и отправить их на грузовиках. Только и без них роте пришлось тяжко.
Стоял март месяц, снег в горах уже начал таять, но на полях он еще лежал. Вернее, сверху был снег, а под ним – каша. И это курсанты очень быстро определили, так сказать, методом «тыка». Потому что во время бега по дороге старший лейтенант Коваленко то и дело командовал роте разворачиваться в цепь. А это означало, что из походной колонны первый и второй взвод сразу же разворачивался влево, а третий и четвертый – вправо.